Мессалина. Трагедия императрицы — страница 21 из 35

— Что, не ожидала увидеть здесь Венеру? — ехидно поинтересовался Калигула, потешаясь над растерянным выражением ее лица.

— О, нет… — Мессалина замялась, не зная, как обратиться к этому странному человеку, чтобы угадать его желание: цезарь? Богиня?

— Ладно, оставим предисловия… Сабин мне доложил, что ты не очень-то обрадовалась, когда он передал тебе мой приказ.

— Я… Я просто растерялась, а он меня неправильно понял.

— Неправильно, говоришь? — В голосе Калигулы прозвучала откровенная насмешка и удовольствие от ее страха. Надо было собраться с духом и взять себя в руки, но странное выражение лица принцепса не давало ей сосредоточиться, и девушка попятилась к двери, ожидая, что он кликнет охрану.

Но, как видно, Танат был занят другими делами и не собирался в тот момент исторгать ее душу, поскольку Калигула вдруг сменил гнев на милость и, упав на постель, коротко приказал:

— Раздевайся!

В одно мгновение платье соскользнуло к ее ногам, обнажая великолепное тело. Страх и ночная прохлада сделали свое дело, выставив вперед ее упругие соски, и Калигула ощутил желание, требующее срочного удовлетворения.

— Эй, дядюшка, иди сюда, пока я не передумал, — хрипло крикнул он куда-то в темноту.

Вздрогнув, Мессалина быстро наклонилась и подхватила одежду, чтобы прикрыть наготу, но Гай Цезарь раздраженно махнул рукой, и она разжала пальцы, опустив ресницы. Нет, ей было не впервой демонстрировать мужчинам свое безупречное тело, но до этого она раздевалась перед своими любовниками в минуты интимной близости, а не как рабыня на невольничьем рынке.

Повинуясь императорскому зову, из-за занавеси, прихрамывая, вышел Клавдий, привычно втянув голову в плечи. На девушку он старался не смотреть, но Калигула вскочил с постели и, подбежав к Мессалине, схватил ее за талию, развернув так, чтобы Клавдий одним взглядом мог окинуть все ее прелести.

— Смотри, какую я тебе невесту нашел, старый дурак, и помни мою доброту! Переспала, правда, с половиной Рима, зато у девки хороший вкус. Ты еще хочешь стать моей, а, Мессалина? Помню, как ты бегала за мной по садам Мецената, мечтая, чтобы я тебя трахнул. Только не ври мне, я этого не потерплю! Хотела ведь? Скажи, хотела?

Только самоубийца стал бы сейчас спорить с Калигулой, и она покорно опустила глаза:

— Хотела, цезарь.

— То-то же! Гляди, Клавдий, от сердца отрываю красотку. А уж в постели она просто чудо, сам проверил! Или ты уже не так хороша, а, Мессалина? Дай-ка я сначала оценю твои таланты. Не могу же я любимому дядюшке подсунуть лежалый товар.

С этими словами он подтащил девушку к постели и, швырнув лицом в роскошный мех, быстро овладел ею. В костюме Венеры он смотрелся страшной пародией на богиню — безумно вытаращенные глаза, сбившийся на сторону парик и сильные мужские руки придавали ему фантастический вид, и казалось невозможным, чтобы богиня не покарала его за такое святотатство. Зрелище происходящего было столь странным и извращенным, что замерший Клавдий не мог отвести глаз от совокуплявшихся на постели фигур и тихо икал от страха, забыв вытереть вечно текущие сопли. В жуткой тишине раздавались только хлюпающие звуки, тяжелое мужское дыхание и громкое икание.

Наконец, все закончилось, и Калигула, скатившись с девушки, раскинулся на постели, не пытаясь даже одернуть юбку своей туники, а Мессалина так и осталась лежать лицом вниз, моля богов, чтобы они дали ей умереть. Боль была не так страшна, хотя Калигула специально старался причинить ей страдание, — некоторые из ее любовников тоже не отличались нежностью. Но растоптанная гордость римлянки была страшнее во сто крат. Гай Цезарь и раньше не был хорошим любовником, а теперь стал просто ужасен. А тут еще и Клавдий…

— Ну что, дядюшка, возьмешь девку в жены? Ей, конечно, далеко до моей Цезонии, но для такой рохли, как ты, она в самый раз. Видно, все свое умение подрастеряла. Или ты специально трупом лежала, чтобы меня позлить? — Он с размаху громко шлепнул Мессалину по ягодицам, отчего на коже тут же появился красный отпечаток его ладони.

— Но я не знаю, захочет ли Мессалина… — заблеял Клавдий, тряся головой.

— Да или нет? — грозно сдвинул Калигула брови.

— Да, конечно, да! — поспешно согласился новоиспеченный жених, опасливо косясь на своего разошедшегося племянника.

— То-то же, — сменил гнев на милость Гай Цезарь. — А теперь пошел прочь, я хочу еще немного порезвиться с нашей красавицей. Ты с ней еще успеешь покувыркаться, а мне надо поторопиться. Не могу же я осквернить твою супружескую постель.

И довольный убогой шуткой, он залился громким лающим смехом. Клавдия не надо было просить дважды — в мгновение ока его шаркающие шаги затихли в дворцовых коридорах.

— Ну что, красавица, порезвимся? — повернулся Калигула к Мессалине. — Или вот что, я сейчас позову Цезонию, и она покажет тебе, как надо ублажать мужчину. Неужели Макрон ничему тебя не научил? А ведь он в лупанарах такое выделывал, что его обитательницы потом по три дня ходить не могли.

Мысль о том, чтобы залучить в постель сразу двух женщин, искусных в любви, привела Калигулу в хорошее расположение духа и, вытерев пот с лица сорванным с головы париком, он крикнул стоящему на посту преторианцу, чтобы тот нашел Цезонию. Судя по тому, с какой скоростью она появилась в круге света, женщина стояла поблизости, и если не видела, что происходило за тонкими занавесями, то уж точно все слышала.

Быстро оглядев мизансцену, она подошла к Калигуле, призывно качая бедрами, и прижала его лицо к своему лону:

— Доминус звал свою рабу? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Хочешь, я буду твоей госпожой? Или ты предпочитаешь, чтобы я превратилась в менаду? Ты только скажи, и я буду такой, как ты пожелаешь.

— Вот как надо разговаривать с мужчиной, — хохотнул Калигула, больно ущипнув Мессалину за многострадальную ягодицу. — Смотри и учись, еще пригодится… Знаешь, дорогая (это уже к Цезонии), я только что сосватал нашу гостью Клавдию. Этот старый шут чуть не обделался от радости, а Мессалина заполучит, наконец, себе в супруги мужчину из императорского рода Юлиев-Клавдиев. Ты счастлива, Мессалина? Это ведь мечта твоего детства, хватайся за нее обеими руками. Что-то не слышу слов благодарности!

— Только потому, что новость была слишком неожиданной. — Собравшись с силами, Мессалина подняла голову и улыбнулась своему мучителю обольстительнейшей из улыбок. Ублажать Калигулу было омерзительно до тошноты, но это был вызов, и разве могла она уступить пальму первенства какой-то Цезонии?

Медленно облизнув губы, она по-кошачьи стала подползать к мужчине, который смотрел на нее с презрительной усмешкой.

* * *

Мессалина покинула Палатин на исходе четвертой стражи. К этому времени она успела не то чтобы подружиться с Цезонией — на это не было ни времени, ни сил, ни желания, — но хотя бы убедить ее в том, что не представляет для нее угрозы. Наконец уставший Калигула заснул, и она смогла уйти домой с молчаливого согласия своей ночной подруги.

Бредя в серой неопределенности предрассветного утра, она гадала, что произошло этой ночью? Неужели Калигула говорил серьезно, и Клавдий станет ее мужем? Робкий, вечно сопливый Клавдий, о котором даже его родная мать отзывалась с полным пренебрежением и, желая кого-нибудь унизить, заявляла, что этот человек глупее даже ее сына. Неужели все, что ее ждет, это участь жены хромоногого императорского шута? Какой ужас! Лучше покончить с собой, чем позволять окружению принцепса оттачивать на себе ядовитые языки или краснеть за вечно пришибленного мужа, не умеющего вести себя в приличном обществе! Всем известно, что во время застолья он не стесняется пускать газы, портя всем аппетит!

Но если посмотреть с другой стороны, то чем он хуже других претендентов на ее руку и богатое приданое?

* * *

В атриуме ее встретила суровая Лепида, не сомкнувшая всю ночь глаз. При виде измученной дочери она молча взяла ее за руку и, приказав Порции налить полную ванну теплой воды, повела Мессалину смывать с себя ночную грязь.

Подставляя тело под губку, которой терла ее тело Порция, молодая патрицианка пыталась смириться с мыслью, что она, дочь достойных родителей, ничем не отличается от обычной жрицы любви, которую всегда может затребовать богатый клиент. Мысль, конечно, мерзкая, но это суровая реальность, с которой придется смириться. Не убивать же ей Калигулу! Политические перевороты — дело мужчин, а не хрупких женщин.

Почувствовав, что достаточно очистилась от скверны, она вылезла из ванны и, позволив промокнуть простыней свое покрытое синяками тело, едва доковыляла до постели, на которую повалилась, забывшись тяжелым сном.

Ей снились дравшиеся за обладание ею Квинт и Макрон, убивавший Калигулу Клавдий, наконец, стоявший на огромных котурнах Мнестер, скаливший в кривой ухмылке гнилые зубы. Странно, но после этой ночи она стала гораздо лучше относиться к женоподобному актеру, торговавшему своим телом оптом и в розницу. Разве она сама не делала то же самое? Сон был странный, будоражащий воображение, но еще большее потрясение случилось, когда, проснувшись, Мессалина явилась в триклиний, где ее ждала мать.

Оказалось, что пока она почивала в объятиях Морфея, к ним в дом в сопровождении ликторов явился Клавдий, чтобы официально просить руки Мессалины. Ничего не знавшая Лепида, которой дочь еще не успела рассказать о ночном приключении, была так ошарашена, что даже не предложила кузену ни вина, ни еды, ни даже присесть.

Услышав, что Мессалина спит, новоявленный жених смешался не меньше будущей тещи и быстро ретировался, пообещав прийти позднее.

И пока ее дочь приходила в себя, Лепида мерила широкими шагами атриум, пытаясь понять, как относиться к тому, что Мессалина покинет ее дом и свяжет свою жизнь с весьма сомнительным женихом, приходившемся ей, кстати, двоюродным дядей. Но, с другой стороны, у Мессалины была такая репутация, что вряд ли на ней захочет жениться хоть один мало-мальски приличный патриций. Клавдий, конечно, ничего особенного из себя не представлял, но деньги у него водились, и с голоду дочь не пропадет. Утешившись таким соображением, Лепида отправилась на кухню дать указание, чтобы слуги приготовили хороший стол к приходу потенциального жениха.