— Неужели не вкусно? — всплеснула руками седовласая женщина в фартуке.
— Очень вкусно!
— Ну так и ешь, деточка! Ты начни, оно само и пойдёт…
Когда за тётушкой Лючией закрылась дверь, Томмазо отмер и повернулся к Джону:
— Это не может быть Анджело!
— Почему?
— Этот слабак? Пфе! Он учился в школе на три года младше меня, так я помню, он муху не мог убить — ловил и выпускал в окошко. А ты говоришь — некромант, да ещё и убийца.
Довертон пожал плечами, отправляю в рот первую ложку огненного соуса:
— Во-первых, за двадцать лет человек мог измениться. Во-вторых, я и не утверждаю, что это был именно младший Белладжио, но согласись, что направление перспективное, а?
— Ладно, согласен. Завтра я получу заключение патологоанатома и поеду осматривать дом убитых…
— Какой из?
— Сколько мы их нашли, три? Вот все и буду осматривать, начну с городского особняка. Присоединишься?
— Буду рад.
— Винс, а ты?
— Не смогу, — с сожалением ответил Винченцо, отодвигая пустую тарелку и отваливаясь на спинку стула. — У меня встреча с аудитором.
— Тогда с тобой увидимся вечером, — Томмазо кивнул и встал из-за стола. — Лиза, вам спасибо за помощь. Если будут ещё какие-то вопросы, я вас найду. Пойду, поблагодарю тётушку Лючию и отправлюсь на боковую. День будет тяжёлым.
После мяса подали еще десерт и сладкое Винсанто. Только то, что в роли десерта выступал легчайший ягодный мусс, спасло меня от участи слишком сильно надутого воздушного шарика: я не лопнула. Но дышала и передвигалась с трудом, поэтому мы с Винченцо, не сговариваясь, повернули от Каза Арригони не к моей виа Филунго, а в другую сторону, к ближайшему подъему на стену.
Деревья, между которыми шла тропа, уже почти совсем пожелтели, и камни дорожки были покрыты листьями. Утром, едва рассветёт, их сметут в кучи, соберут в большие мешки и отправят сжигать, а золой удобрят виноградники.
— А раньше листву сжигали в городе, на пьяцца дель Эрбе, — сказал внезапно Винченцо. — Школа, где я учился, была как раз на этой площади, и я нередко опаздывал на первый урок, потому что стоял и вдыхал этот запах.
— Большая часть моей школьной жизни прошла в монастыре, в горах, — улыбнулась я в ответ. — Там листопад начинался раньше. В середине сентября по утрам уже и заморозки начинались, и эти самые листья хрустели под ногами. Потом сёстры с нами вместе собирали их и учили нас составлять букеты…
— Из жёлтых листьев?
— Жёлтых, красных, оранжевых… Мы добавляли к ним хризантемы и астры из монастырского сада, и поздние мелкие розы. А потом сестра Вероника учила нас сохранять эти букеты в стазисе.
— Ты это умеешь? — почему-то удивился Винченцо.
— У меня были довольно сильные способности в магии воздуха, и чуть слабее в воде. Потом была белая лихорадка, когда я потеряла не только магию, но еще и почти всю родню…
Я замолчала, и Винс чуть сильнее сжал мою ладонь.
Мы остановились возле башни Сан-Коломбано и не сговариваясь посмотрели вверх. Луна уже пошла на убыль, и от неё остался лишь неровный кусок. Холодный, серебряный…
— Пойдём, — сказала я, вздохнув. — Как ни крути, а завтра надо жить дальше.
На подходе к виа Филлунго нас поджидал Неро. Удивительно, как такой огромный зверь мог вдруг проявляться из тьмы и тени, будто сгущаясь. Присев на корточки, я протянула руку. Кот подошёл, понюхал мой палец, дружески боднул так, что я чуть не упала, и хрипло мяукнул.
— Ты решил проводить меня домой? — спросила я. — Ну, пойдём, компания нам не помешает.
Тихий скромный дом синьоры Марии оказался весь освещён, будто там бал проводили. На втором этаже, в гостиной синьоры, куда она и сама-то заходила на цыпочках только для того, чтобы стереть пыль с дорогих её сердцу портретов, мелькали в окнах силуэты, через открытые окна слышны были возбуждённые женские голоса.
— Что это здесь происходит? — поинтересовался Винченцо.
Я пожала плечами:
— Откуда ж мне знать? Если ты помнишь, я весь день была при деле… — и неожиданно зевнула.
— Устала?
— Ужасно… Ничего, сейчас в душ и спать, и, если кто меня разбудит раньше одиннадцати, будет подвергнут самым жестоким санкциям. Ты иди, я же уже практически дома!
— Нет уж, — неожиданно твёрдо ответил он. — Как-то я стал с подозрением относиться к внезапным вечеринкам. Твоя синьора Мария в это время должна спать без задних ног, а не балы закатывать.
— Ну, хорошо…
Ключ в замке не поворачивался, и я потянула за ручку. Дверь неожиданно легко открылась, и на меня из прихожей почти выпала незнакомая молодая женщина.
— Ой! — воскликнули мы одновременно, одинаково потирая лбы.
— Извините, — сказала она, улыбаясь мне и глядя на Винса. — Я не ожидала… А вы, наверное, Лиза? Ой, тётя Мария уже изнервничалась вся, как вы по такой поздноте дойдёте!
Мы с Винченцо переглянулись, и он приподнял брови с немым вопросом. Я слегка покачала головой — нет, ни разу за три месяца квартирная хозяйка не беспокоилась из-за моих возвращений глубокой ночью. С чего это вдруг сейчас заволновалась?
А незнакомка тем временем продолжала:
— Простите, я не представилась! Меня зовут Сильвия, я племянница тёти Марии. Ну, то есть, не совсем, я жена Лучано, её племянника. Мы вот приехали навестить тётушку, подарки ей привезли, вы же знаете, у неё день рождения скоро?
Я не имела понятия, когда же отмечает свои именины синьора, в доме которой мне сдаются две комнаты на первом этаже; более того, меня это, в общем-то, и не касалось. Но Сильвия настойчиво тянула нас с Винченцо за рукава, таща в дом. Тут из-под моих ног вывернулся Неро, басовито муркнул, обошёл женщину и деловой походкой направился вглубь коридора. Родственница синьоры Марии выпустила нас и снова ойкнула.
Навстречу из распахнутых дверей спешила сама синьора Мария — в вечном чёрном платье и белоснежном переднике, невысокая, полненькая, растрёпанная и очень несчастная.
— Лиза! — вскричала она, хватая меня за обе руки. — Лиза, как ты поздно! Я волновалась!
— Синьора, — принуждённо улыбнулась я, высвобождаясь, — У меня работа такая. Вы же вроде бы уехали к родственникам?
— Да я уже на вокзале была, когда вдруг смотрю, а мне навстречу Сильвия идёт с детками со всеми.
Меня слегка перекосило. Ужасно не люблю эти модные сюсюкающие названия «детки» и «мамочки», прямо слипается всё внутри… Но тут в разговор вмешался Винченцо:
— То есть, получается, что все комнаты в вашем доме заняты этими незапланированными гостями?
Хозяйка дома стала ещё несчастнее.
— Ох, синьор Арригони, ну конечно, комнату Лизы я не позволила трогать, туда даже не входил никто…
По её убегающему взгляду стало понятно, что входили, и даже очень. Хорошо, если на моей кровати не порезвилась пара-тройка «деток».
— Ну вот что… — тон Винченцо был ледяным. — Лиза, собирай вещи. Тебе получаса хватит?
— Десять минут.
— Вот и отлично. Я пока предупрежу экономку, чтобы тебе подготовили одну из наших гостевых комнат. А вы, синьора Ликампи, раз уж у вас столько родственников, конечно, не имеете возможности в дальнейшем принимать платных постояльцев. Мы друг друга поняли?
— У меня есть лицензия! — пискнула хозяйка.
Развернувшись, я ушла в бывшую свою спальню, складывать вещи, и продолжения разговора не слышала, но что-то мне подсказывало, что закончится он с разгромным счётом в пользу Винченцо. И почему-то мне ни разу не было жаль синьору Марию, трескучую Сильвию, её сестру, детей и пресловутого племянника хозяйки, которого угораздило так неудачно жениться. Нет, вру: племянника все же слегка было жалко…
Неро, внимательно выслушивавший беседу с синьорой Марией, гордо шёл впереди меня, только перед дверью приостановился и терпеливо подождал.
В комнате… нет, не то чтобы был сплошной развал, этого я не скажу. Но привычному глазу сразу было видно, что из ящика с бельем торчит алая ленточка, дверца шкафа приоткрыта, а прикроватную лампу переставили с правой тумбочки на левую.
— Мрр, — сообщил Неро и взлетел на кровать.
— Да ладно, — откликнулась я, вытаскивая и открывая чемодан. — Ясное дело, это неприятно, но я их никогда в жизни больше не увижу.
Через пятнадцать минут мой синий чемодан летел по воздуху следом за Винсом. Я несла сумку и кожаный саквояж с самыми ценными вещами: экзотическими приправами и книгой с записями рецептов блюд, которые я пробовала и готовила в Сиаме, Чине и прочих дальних странах. Заставить всё это лететь я не могла, поскольку стихии воздуха у меня теперь не было совсем. Обратный путь до Каза Арригони мы проделали почти мгновенно, поскольку Винченцо злился и мчался, как голодный дракон. Кот отстал от нас где-то на первой трети пути и скрылся в тени чужого сада.
Экономка Каза Арригони оказалась прямой противоположностью синьоры Марии: высокая, сухопарая, с желтоватым лицом и поджатыми губами. Ладно. Поскольку куда более приветливая внешность не стала гарантией выполнения договорных обязательств, посмотрим, как получится здесь…
Впрочем, какой бы ни была синьора Адальберта, комната моя показалась мне тихой, большой и удобной. Широкое окно открывалось в сад, и воздух был напоен ароматами осени: желтые листья, яблоки и поздние розы.
Я вдохнула эти запахи, удовлетворённо улыбнулась и пошла в душ. Всё остальное терпит до завтра.
Довертон лежал на кровати, подложив руки по голову, и рассматривал роспись на разноцветных квадратах между потолочными балками из тёмного дерева. На пурпурных квадратах сияли золотыми лепестками дикие розы, на зеленых — королевские лилии. В центре потолка, вокруг большой люстры муранского стекла, серебрились крылышки ангелочков. Он уже сосчитал этих самых ангелочков, количество лилий и роз, рожков в люстре… Можно было бы, конечно, плюнуть и лечь спать, но Джон уверен был, что Винченцо непременно зайдёт к нему по возвращении. Поговорить было надо, а читать документы уже не оставалось сил.