— Синьора, я Джузеппе Руджиери, Беппо.
— Внук? — спросила я, всовывая ноги в туфли.
— Правнук. Прошу вас, синьора, экипаж у двери.
Экипаж, новенький, сияющий алым лаком, и в самом деле ждал у двери гостиницы. Синьора Беттина ласково покивала мне из-за стойки, вечерний воздух пах цветами и недавним дождём, и вообще — жизнь, кажется, входила в колею.
Семья Руджиери жила в большом доме километрах в десяти от города. То есть, наверное, это следовало бы называть не домом, а поместьем — главное здание в классическом стиле, пара флигелей, обширный парк, конюшни, розарий, виноградник… От массивных въездных ворот к парадному входу вела широкая аллея, вдоль которой вытянулись кипарисы, освещённые золотистым светом фонарей. Высокий мужчина в чёрном смокинге сбежал по ступенькам и распахнул дверцу экипажа.
— Синьора фон Бекк, прошу, вас ожидают.
В большом квадратном патио было столько народу, что вначале мне показалось, будто я попала на Люнденвикский центральный вокзал в час пик. Но мессере Руджиери уже шёл мне навстречу, подхватил под руку и повёл знакомиться.
В конце концов, всё оказалось не так страшно: он сам, его жена, трое детей с семьями, внуки, правнуки… человек двадцать, наверное. Плюс двое гостей — высокий синеглазый блондин и его жена, смуглая и черноволосая.
— А вот и те, с кем я хотел вас познакомить, — с затаённым торжеством сказал мессере Руджиери. — Пьер-Огюст Лавернье и его жена Лидия.
— А я вас знаю! — вырвалось у меня, когда я рассмотрела брюнетку. — Вы модельер и манекенщица, только фамилия у вас другая, по-моему…
Супруги переглянулись, и муж усмехнулся:
— Вот она, расплата за то, что женился на столь публичной фигуре!
— Лидия Хаскелл, — она протянула мне узкую ладонь. — Приятно познакомиться.
Лавернье последовал её примеру и пожал мне руку.
— Дело в том, дорогая синьора фон Бекк. — продолжал хозяин дома, — что мой друг имеет столь же необычную специальность, что и вы. Он маг-антиквар.
Вот тут мне стало понятно, почему именно нас так хотели свести… Что же, это может оказаться интересно, вдруг я и в самом деле решу бросить ресторанное дело и займусь развитием новых способностей?
И я улыбнулась новым знакомым.
Было уже глубоко за полночь, когда допили десертное Vinsanto, съели последние в этом сезоне ягоды инжира, запечённые с мёдом и горгонцолой, и Беппо повёз отчаянно зевающую девушку обратно в город. Лавернье и его жена сидели на террасе и смотрели на звёзды.
— Ну, скажи уже, — усмехнулся он, взяв её за руку. — Я же вижу, что у тебя на языке висят вопросы!
— Ты хочешь её использовать?
— Дорогая, ты приводишь меня в отчаяние своими «изысканными» формулировками! Возможно, я приглашу эту милую девушку к сотрудничеству в одном из наших магазинов. В Медиолануме, например. Если ты не возражаешь, конечно.
— Она может быть полезна, — сказала Лидия задумчиво, не обращая внимания на подколки. — Только не показывай её этому полковнику из Люнденвикской городской стражи.
— Ты имеешь в виду Паттерсона?
— Именно его. Уведёт.
— Да, с таким Даром синьора фон Бекк вполне может увидеть и обстоятельства преступления, и личность преступника… — Лавернье покачал головой. — А уж если этот Дар будет развиваться, вообще могут появиться удивительные возможности. Я, пожалуй, не видел раньше магов с таким интересным направлением…
— Ты хочешь поехать в Медиоланум завтра, с ней вместе?
— Зачем? Мы обменялись координатами, у неё там встреча, и, судя по всему, важная. Поедем как собирались, через три дня, а там видно будет.
— Хорошо. Пойдём спать? Гроза собирается, кажется… — Лидия взглянула в небо, уже затянутое тучами, и поёжилась.
Увивавшая террасу виноградная лоза затрепетала под резким порывом ветра, и ржавый лист упал с неё на мраморный столик.
ГЛАВА 14
Рот Энцо Дальвени был так крепко сжат, что губы превратились в бесцветную полосу. Он смотрел, как его непосредственный начальник, primo capitano Томмазо Арригони, читает отчёт о вскрытии.
— Ну, это же фигня какая-то! — Томмазо наконец оторвал взгляд от бумаги. — Что значит «не найдено повреждений, ни физических, ни магических»? А умерли они от чего, от страха?
— В этом случае как раз заметны были бы физические повреждения, — пожал плечами Энцо. — Сердце, давление… Что там происходит в организме человека, когда он пугается?
— Медвежья болезнь у него происходит, — буркнул начальник. — Итак, что явилось причиной смерти, патологоанатомы не установили. А лаборатория что говорит?
— Вот, — Дальвени протянул главе городской стражи очередную бумагу и снова замер в неподвижности.
Он был зол. Нет, он был просто в ярости. За десять лет его службы в городской страже Лукки это было первое по-настоящему серьёзное дело, которое не забрали следователи из Службы магбезопасности. Первое дело, на котором он. Энцо Дальвени, мог бы выдвинуться, сделать хоть какую-то карьеру. Дело, которое могло, должно было принести серьёзные дивиденды лично ему.
И эти Тёмным трахнутые высоколобые учёные не могут найти никаких, абсолютно никаких зацепок!
Томмазо тем временем дочитал и этот отчёт, хмыкнул и перебросил листок подчинённому.
— А ты думал, всё будет просто и ясно!
— Мне вот интересно, — внезапно произнёс молчавший доселе Довертон. — А вообще было ли это убийство?
Оба стражника повернулись к нему с написанным на лицах живейшим интересом.
— Поясни?
— Понимаешь, если на телах нет никаких повреждений, то это могло быть и самоубийство, и несчастный случай. Ну, с последним проще всего: мальчишка сильный маг с неизвестными пока стихиями, но явно не с одной, так? Учила его мать, которая совершенно точно не является профессиональным педагогом. Более того, классических учебников я в их доме не нашёл вообще. Только что-то вроде гримуаров.
— Просмотреть удалось?
— Шутишь? — вопросом на вопрос ответил Джон. — Один из них старый, явно не одно поколение пользовалось, на нём такая защита, что я бы не пальцами, а обеими руками поплатился. А второй свеженький, по-видимому, заведён был Марко. И открывать его вне полигона я тоже не стану, просто потому, что мальчик мог навешать на этот том что угодно и в любом сочетании.
— То есть, — почесав затылок, произнёс Томмазо, — ты считаешь, что их убило какое-то из его заклинаний?
— Вполне возможно. И магического воздействия в этом случае могли не заметить, поскольку ваши патологоанатомы не знали, на что именно обращать внимание.
— Ладно. А самоубийство? — спросил Энцо.
— Мне сегодня утром пришёл ответ из Клакаманншира на мой запрос, от коллег из Зелёного Эрина. А запрашивал я максимум известной информации о Бриде О’Доннел, её семье, происхождении и прочем. Так вот, младшая дочь Патрика О’Доннела в детстве, лет до двенадцати, считалась дурочкой. Не говорила, неизвестно, различала ли что-нибудь, кроме простейших понятий — ешь, пей, ложись спать, холодно, горячо… Когда ей исполнилось тринадцать и у неё начались менструации, как раз в ночь Самайна, она пропала из селения на трое суток. Искали все соседи, стражу и мага вызвали из ближайшего города — бесполезно. Поисковик не нашёл и следов.
— А собаки? — азартно подался вперёд Томмазо.
Довертон только махнул рукой и продолжил:
— Так вот, она сама пришла домой через три дня. Умытая, в чистом платье, с заплетённой косой. Поздоровалась с матерью и спросила, что нужно помочь. Когда мать подняли из обморока и позвали городского мага, тот обследовал Бриду со всей тщательностью и не нашёл следов воздействия. Никаких.
— Ка-ак интере-есно! — протянул глава городской стражи. — Просто слово в слово то, что написано в заключении наших патанатомов! Но, а почему всё-таки ты о самоубийстве заговорил?
— А потому что, судя по её психопрофилю, который ещё тогда составил беседовавший с ней стражник, она… ну, так скажем, упёртая донельзя. Мы знаем, что после гибели старшего сына младшего Брида решила обучать сама. Магия у неё была, хотя стихия нам и неизвестна…
— Да что уж там гадать, — перебил его Энцо. — Девица, пропавшая в ночь Самайна и самостоятельно вернувшаяся домой… да ещё и в такие дни… ежу понятно, что жизнь или лЕкарство ей не обломилось. В лучшем случае это была земля.
— Я записал там, в сарае, отсветы аур, — ответил Довертон. — Я, конечно, не спец в ментальной магии и свойствах аур, тем более, посмертных, но как по мне — у неё была магия крови и руны, это точно. Может и ещё что было, но я уже не вижу, это надо в спецлаборатории смотреть. А у мальчишки земля, некро и тоже кровь.
— И, если он снова налажал в каком-то ритуале, сила могла обернуться против него самого, — предположил Томмазо.
— Вот именно.
Довертон встал, потянулся и сообщил:
— Сегодня ещё дневник Марко почитаю вместе с отцом Паоло, а завтра поеду в Медиоланум. Там и полигон отличный, и лаборатория в Университете есть.
— И старший сын Пьер-Антонио и Бриды там учился, — покивал глава городской стражи. — Будешь убивать трёх зайцев одной пулей. Держи нас в курсе. Дело мы тебе официально передадим, но город волнуется, и я должен буду что-то ответить Совету.
— Вот ещё что, дай-ка, я скопирую отчёты патологоанатома и лаборатории, я посмотрю, может, свежим глазом разгляжу что-то, — Довертон взял листы и, запустив заклинание копирования, стал просматривать записи.
Внезапно поднял глаза на Томмазо и спросил:
— А где их коммуникаторы?
Стражники переглянулись, и Дальвени, наморщив лоб, ответил:
— Ну, у мальчишки его и не было…
— При себе или вообще?
— При себе не было. В доме мы не нашли, а ты?
— И я не нашёл. А у Бриды?
— Слушай, у неё барахла было много, коммуникатор нигде не отмечен…
— Короче, лопухнулись. Где их вещи, в хранилище улик?
Тут замялся уже Томмазо:
— Мессере Джованни, да у нас и нет никакого хранилища улик… есть склад, там в одном из отсеков свалили то, что у Кватрокки было при себе, а из дома ничего и не вывозили.