— Что ж. тогда прошу вас, — хранитель показал рукой на стоящие в уголке кресла. — Думаю, так нам будет удобнее. И не беспокойтесь, пока мы разговариваем, никто не войдёт, Клодий не пустит.
— Клодий? — тупо переспросил Довертон.
— Дракон у входа. Итак?..
— Скажите, Квинтум, есть ли в вашем архиве информация о нераскрытых делах?
— Конечно. Таких немного, но случаются и в вашей работе неудачи. Вам ли не знать?
— Да, тут вы правы. Дело вот в чём: у меня сейчас странное расследование, множество концов, которые выскальзывают из рук, стоит только потянуть. Главное же — я не могу понять, чего добивается главный фигурант. Я знаю, что это не очередная попытка возвращения Тёмного. Не заговор с целью свержения кого-то из правящих монархов. Возможно, попытка кого-то из магов-отступников собрать побольше силы, но уж больно она неуклюже выглядит!
— А вы расскажите подробности, — и архивариус помахал в воздухе кончиками пальцев, будто перебирая струны.
Сосредоточившись, Джон в нескольких фразах изложил историю, начавшуюся с неудачных свадеб и кошачьих выставок в Бритвальде, продолженную трагедией с отравленным чаем и погибшими лозами и приведшую к гибели юного мага Марко Кватрокки и его матери. Добавил к списку и остальное: внезапное поражение спорыньёй пшеницы в хранилищах знаменитого хозяйства Барилла, испорченное оливковое масло на фермах в районе Прато, четыре сотни взорвавшихся фиалов с воздушными элементалями на заводе экипажей в Маранелло.
— Пострадавших при взрыве было много?
— Практически никого. Одному из охранников сломало ногу обвалившейся стеной. Вот от пшеницы со спорыньёй умерло трое, и где-то сотня отравившихся долго болели.
— А чай?
— Там всё плохо, — помрачнел Довертон. — В Бритвальде два умерших, в Царстве Русь — больше десяти, в Царстве Польском один. К ним просто позже всего привезли эту партию, успели в основном перехватить.
— То есть, получается, что, во-первых, неизвестный злоумышленник с каждым следующим происшествием старался нанести как можно меньше вреда разумным?
— Да, это так. И кроме того, на карте можно видеть, что постепенно всё воздействие сползлось на территорию Лация.
— В Тоскану.
— Да.
— Но тем не менее, вы здесь, в Медиолануме, а не в Фиренце или Пизе? — в голосе архивариуса звучало утверждение, а не вопрос.
— Мы практически уверены, что все или почти все происшествия — воздействие или откат от воздействия, произведённого Марко Кватрокки. И установлено, что с его матерью, Бридой О’Доннел, регулярно связывались именно из Медиоланума. Здесь же погиб её старший сын, и тот, кто был невольной причиной этой смерти, приехал в Лукку отсюда.
— Я вас понял, — Квинтум медленно кивнул. — Знаете, было одно дело с похожими происшествиями… оно долго не давало мне покоя. С тех пор прошло больше тридцати лет, но тот, кого так и не отыскали ваши коллеги, скорее всего, вполне жив и здравствует.
— А почему его не нашли?
— Ну, как я понял из материалов дела, в какой-то момент этот маг, в тот момент он называл себя Джакомо Мартуччи, вдруг оборвал все нити, которые к нему вели и исчез. Слепок ауры, естественно, снять не удалось, но описание её есть в деле. Потом, после исчезновения Мартуччи нашли дом, где он жил, даже какие-то его записи, пару амулетов. Но это всё никуда не вело. Я найду для вас материалы этого дела, лучше читать первоисточник; возможно, что-то полезное обнаружите.
— Да, благодарю, — коммуникатор в кармане просигналил, Довертон взглянул на него и поднялся. — Мне пора, у меня назначена встреча в университете. Я приду завтра утром, хорошо?
— Жду вас в десять. Вместе с котом!
Подойдя к дверям, ведущим из особняка Службы на улицу, Неро посмотрел на моросящий дождь и мокрые плиты тротуара, потом взглянул на Джона. отвернулся и стал вылизывать хвост.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами мужчина. — Тогда жди здесь, я тебя на обратном пути заберу.
Дежурный у входа хмыкнул, услышав, как гость из Бритвальда разговаривает с котом, но потом оценил взгляды, которыми одарили его оба — Неро и Довертон — отвернулся и стал перебирать документы.
Сольферини с утра, кажется, постарел лет на двадцать. Теперь было отчётливо видно, что ему не сорок пять, как казалось с первого взгляда, и даже не шестьдесят: на загорелом лице отражался каждый год из прожитых огневиком двух с лишним сотен. Даже бритый череп, казалось, состарился и покрылся белёсым пухом.
— Ну как, удалось вам угомонить духа-хранителя? — спросил Довертон, пожимая декану руку.
— А! — тот с досадой махнул рукой. — Успокоили его, уболтали… ну, точнее, упели. Нимлот оставила инструкцию, какие мелодии управляют этим чудом, пришлось из Оперы контральто приглашать.
— Что ж тогда случилось, у вас вид очень уж… опрокинутый?
— Он, пока паниковал, ухитрился замкнуть на себя все компьютеры на факультете. И теперь, если кому-то что-то нужно будет найти в Сети, набрать, распечатать, добиться этого можно только одним способом: спеть определённую музыкальную фразу.
Джон изо всех сил пытался сдержаться, но всё же хрюкнул и захохотал, сгибаясь и хлопая себя по коленям.
— Я представил… — задыхаясь, сказал он. — Представил себе, как вы, чтобы напечатать запрос хозяйственникам о выдаче мела и новых веников, поёте контральто…. Простите, Анджело, не могу удержаться!
И снова расхохотался.
Декан огненного факультета наморщил нос, попытался рассердиться… но тоже с облегчением рассмеялся.
— Ничего, — ответил он, смахивая слёзы. — День-два, синьора Скаббиа напоёт нам всё нужное на кристаллы, и жизнь наладится.
— Небось денег запросит!..
— Услугами отдадим. Костюмерную от мышей зачаруем, делов-то.
Мэтр Сольферини ожил и снова стал похож на себя вчерашнего. Он достал из пространственного кармана не слишком толстую тетрадь и протянул её Довертону:
— Не стал я копию снимать. Некогда было. Постарайтесь вернуть, ладно?
Солнце уже освещало только самую макушку центральной башни университета, когда Джон распрощался с огненным факультетом и вышел на центральную аллею, к фонтану. Снова начал моросить мелкий дождик, поэтому он на ходу создал непромокаемый щит и шёл, просматривая дневник декана за 2176 год от Открытия Дорог. Зачитавшись, он налетел на кого-то, поднял глаза от тетради и с удивлением узнал Лизу. Лизу фон Бекк, совсем недавно сбежавшую из Лукки и от Винченцо.
Девушка радостно улыбнулась ему:
— Мессере Джованни! А вы-то что тут делаете?
ГЛАВА 19
Даже не знаю, почему я так удивилась, встретив Джона Довертона здесь, в университете. Ведь знала, что он тоже собирается в Медиоланум, да и вообще — мало ли куда могло привести его расследование? Всё ж таки не в Нью-Амстердаме встретились.
Я поняла, что очень рада видеть его, безотносительно к Винченцо и жизни в Лукке — вот просто как друга.
— Ну, я-то здесь консультируюсь. А ты зачем в университете? Открываешь ресторан?
— Нет, с ресторанами покончено, — для убедительности я помотала головой. — Знаешь, я вдруг поняла, что эта ежедневная война надоела мне просто до ужаса.
— Война? — удивлённо поднял брови Джон.
— Именно, — повторила я то же самое, что уже говорила однажды мессере Руджиери. — Кухня — это маленькая армия. Там орут, матерятся, одиннадцать часов на ногах ежедневно, нет ни праздников, ни выходных, и самое лучшее, что можно получить взамен адской работы — это известие, что за шестнадцатым столиком всё съели в один момент. Надо очень любить эту работу, чтобы там оставаться.
— А ты разлюбила?
— Я — разлюбила.
Дождь усилился. Холодная капля стукнула меня по носу, другая упала за шиворот, и я поёжилась. Щёлкнув пальцами, мужчина поставил щит от воды и сказал:
— Слушай, пойдём, выпьем кофе где-нибудь, ты мне расскажешь, что и как.
— Тут прямо напротив есть заведение, вполне приличные пирожные, — предложила я. — Простенько, правда, для студентов…
В кафе было тепло и сухо. Мы заказали кофе и пирожные, и Джон сказал:
— Ну, рассказывай, что привело тебя в университет.
— Представь себе, я теперь учусь здесь, — улыбнулась я.
— Снова?
— Снова. Дело в том… ты помнишь, тогда, в том жутком сарае, где мы нашли тела, я смогла почувствовать ауру места преступления?
— Помню, конечно.
— Ну, вот. А потом выяснилось, что лучше всего у меня получается с предметами. Дай мне что-нибудь старое, есть у тебя?
— Ладно… — Довертон подумал, потом решительно стащил с мизинца перстень с крупным неправильной формы лиловым камнем и протянул мне.
Я сжала перстень ладонями и закрыла глаза. Перед моим взглядом промелькнули лицо пожилого человека с лупой в глазнице, ещё один старик, высокий и прямой, в кольчуге, опоясанный мечом; потом совсем юный Джон, принимающий это самое кольцо из рук умирающего…
— Мастера, который это сделал, звали Фостер. Не знаю, имя это или фамилия. Он работал на барона Рексхэма, и я поняла, что барон чем-то очень сильно обидел этого ювелира. Год… год не поняла, что-то середина семнадцатого века.
— Тысяча шестьсот шестьдесят четвертый, — откликнулся мой собеседник.
— Ну, собственно, почти всё. Ты получил этот предмет из рук… деда?
— Прадеда. Да, всё верно… Надо же… Мой полный тёзка, Джон Довертон, получил титул барона из рук короля Ангуса Элагхана по прозвищу Бранн, и заказал баронский перстень у ювелира Ивейна Фостера. Но не рассчитался с мастером полностью.
— Почему?
— Тьма его знает. Возможно, потому, что уходил воевать, и всё потратил на снаряжение своего отряда. Но мастер был обижен, и барон Рексэм с тех пор не знал удачи. Уже его внук, мой прадед, нашёл потомков Фостера и вымолил прощение. Мои отец и дед погибли… была там одна история, неважно, и баронский перстень прадед передал мне, — Довертон потёр камень о рукав и снова надел кольцо. — Значит, ты здесь будешь учиться пользоваться этим даром?
— Да.