— Лиза, я тебя не отвлекла?
— Нет, госпожа Редфилд, — ответила я, стараясь повернуться таким образом, чтобы Винченцо в поле зрения камеры не попадал.
Впрочем, что уж тут скрывать, всклокоченная причёска, припухшие губы и красноречивые следы на шее говорили сами за себя.
— Послушай… Нам… Следствию приходится снова просить тебя о помощи.
Никогда не слышала в голосе этой женщины ноток нерешительности! Вот интересно, что же им от меня понадобилось такое?
— Срочно? — я постаралась, чтобы вопрос прозвучал с максимально деловой интонацией.
— Ну… сегодня. Мне нужно отправляться обратно в Лютецию, но я не могу, пока не разберусь до конца. Это связано с тем юношей и его матерью.
— Понимаю… Беда в том, что вчера я пропустила работу, и мне непременно нужно попасть туда сегодня. Вечером после восьми не будет поздно?
— Хорошо, после восьми. Где?
— Может быть, у меня в квартире? Это на виа Пантано, совсем рядом с университетом.
— Спасибо и до встречи.
Экран погас. Я вздохнула и отложила аппарат, потом посмотрела на Винченцо.
— Это моя вторая работа. Понимаешь теперь, о чём я говорила? И я не могу отказать, это нужно для моего дара и для моей личности, для эго.
— Я могу тоже прийти вечером? — Он обнял меня так нежно, что я начала таять.
— Приходи.
— Тогда я встречу тебя возле магазина.
— Ты же адрес не знаешь!
— Ну вот ещё! Виа ди Кваттро Спада, четырнадцать.
Последней парой у меня сегодня были личные занятия с мэтром Хользегошем. Постепенно я стала понимать, что он учит меня не столько вскрывать ауру предмета, словно раковину устрицы, сколько сливать себя, свою ауру с нею. Не допрашивать ту же шкатулку или кинжал, а становиться им. Я спросила у мэтра, так ли это, и получила закономерный ответ:
— Не знаю. Я ведь не вижу ауры предметов, только разумных существ. Слиться с человеком или с жирафом невозможно без вреда для своего или его разума.
— Говорят, драконы это умеют.
— Драко-оны… Ты видела в своей жизни хоть одного дракона? — ворчливо поинтересовался он.
— Нет пока, но какие мои годы?
— А я видел.
— И какой он? Расскажите, мэтр! В какой он был ипостаси?
— Так-то он выглядел почти как обычный человек. Даже не такой красивый, как эльфы. Я попробовал поглядеть на него магическим зрением, и чуть не ослеп. Всё равно, что смотреть на полуденное солнце. Представляешь себе, он понял это и попросил прощения! Сказал, что должен был приглушить ауру, но забылся и не сделал этого. Если тебе когда-нибудь встретится дракон в человеческом обличии, ты легко это поймёшь, у него в ауре будто огонь пылает. Не белый или там голубой фон с теми или иными пятнами, а сплошное пламя.
Мы помолчали, после чего Хользегош спохватился:
— Так, нечего рассиживаться, давай-ка тренируйся. Растяни ауру, распространи её… да хоть на этот стул! А теперь прикоснись к нему и попытайся почувствовать, о чём он тебе говорит.
Новый допрос Мартенса никаких дополнительных сведений не дал. Джон и Лавиния сосредоточились на вопросе, наименее прояснённом, на учениках, но маг отмалчивался или начинал плести какую-нибудь бесконечную чушь о воле богов и предсказанном пророками. Было понятно, что Гвидо его попросту не интересовал, а Марко чем-то крепко задел за живое.
Лишь однажды в его глазах загорелся огонёк, в ответ на слова Лавинии:
— Всё же я не могу понять, чего вы хотели добиться. Вам сейчас немногим за пятьдесят, для мага это детство. Ну, ладно, юность. В любом случае, вы прожили бы ещё лет двести, и что, всё это время делать амулеты для бандитов, необразованной черни?
— Что бы ты понимала, — пробормотал Мартенс сквозь зубы.
— Ну, кое-что я успела понять. Вот пару лет назад мне удалось найти и арестовать Марту Яначекову, вот это был противник! И цель она себе ставила серьёзную, собиралась создать ошейник для управления самим Тёмным.
— Дура баба, и цель у неё дурацкая, — словно выплюнул маг. — Тратить столько сил для обуздания божественной сущности! Да если бы у меня был серьёзный резерв, я бы с мальчишкой не связывался, мне и без этого было бы хорошо. Тьфу!
И на этом он замкнулся в полном молчании.
Отправив Мартенса в камеру, Довертон помолчал и сказал:
— Наверное, пора передавать дело в суд. Ты считаешь, его признают вменяемым?
В ответ Лавиния пожала плечами:
— Мартенс понимает разницу между добром и злом, он юридически дееспособен и может самостоятельно принимать решения. Просто он плевать хотел на добро и зло. Надеюсь, его законопатят в самую дальнюю из магических тюрем.
Увидев Винченцо в моей гостиной, Джон и бровью не повёл, просто кивнул в знак приветствия и представил его госпоже Редфилд. Она окинула взглядом комнату, одобрительно кивнула и сказала:
— Может быть, сразу начнём?
— Кофе, вина, воды? — предложила я.
— Всё потом, давайте сперва закончим.
Я потёрла вспотевшие от волнения ладони о джинсы, села в кресло и сказала:
— Давайте.
Довертон выложил на журнальный столик общую тетрадь в скучной синей обложке и конверт с магоснимком.
— Тетрадь — дневник мальчика, Маттео Кватрокки. Снимок его отца — единственный лично ему принадлежавший предмет, который он скрывал от матери.
— Я… попробую. Вдруг не получится?
Винченцо погладил меня по плечу и встал за спиной, словно охраняя. Раскрыв тетрадь, я положила на неё обе ладони и попыталась слиться с исписанными листами в одно целое. Ничего не получалось, дневник меня словно отталкивал, с каждой страницы смотрело красивое, в общем-то, женское лицо с сердито сдвинутыми бровями и ужасно портящим её внешность повелительным выражением. Помучавшись ещё несколько минут, я отодвинула тетрадь и с сожалением скала:
— Ничего не получается. Мать читала эти дневники, да? Как она выглядела при жизни, кто-нибудь знает?
Джон и Лавиния переглянулись, и женщина сказала:
— Как-то мы этим не поинтересовались… Нехорошо. Мне жаль.
— Ладно, я попробую со снимком.
Картинку я положила на левую ладонь, накрыла правой и закрыла глаза. Вначале ничего не чувствовалось, только перед глазами стояли шестеро весёлых молодых людей, у которых всё было впереди.
— Один из них стал королём, другой его министром, а третий пропал в далёком холодном море, и жена его не правила по нему тризну. Ледяные у неё глаза, ледяное сердце, и нет в нём любви ни к мужчине на её ложе, ни к плодам чрева её, — я перевела дух и продолжила. — Мальчик держал этот снимок и думал об отце, что тот предлагал ему уехать вместе. Но Марко пожалел мать и остался с ней. А теперь она затеяла что-то скверное, злое дело будет делаться его, Марка, руками, и он не может ничего поделать, не может сопротивляться матери. У него огромный резерв, он умеет повелевать воздухом, жизнью и огнём, но Брида О’Доннел повелевает им.
— Как он умер, отчего, ты можешь узнать? — тихо спросил Джон.
— Артефакт обратного действия, — ответила я, откладывая в сторону магоснимок. — Он знал, что ему подменили накопитель на поглотитель, и сознательно не стал ничего исправлять. Камень тянул из него силы, Марко мог это прервать, но не стал…
— А кто подменил?
— Не знаю, — я покачала головой. — Как я понимаю, другой ученик, но его я не вижу.
— Гвидо, — сквозь зубы выдавил Джон. — А ты его жалела.
Он положил снимок в конверт, тщательно закрыл его и убрал вместе с тетрадью в пространственный карман.
— Спасибо, Лиза, — сказала госпожа Редфилд. — Ты закрыла последний из вопросов в этом деле.
Прозвучало это мрачно. Винченцо сжал моё плечо и шагнул вперёд:
— Ну, а раз расследование закончено, я полагаю, никому из присутствующих не помешает бокал просекко.
Хлопнула пробка, в бокалы-флейты полилось жидкое пенистое золото, и на душе и в самом деле полегчало.
Когда гости — коллеги — заказчики ушли, и я вытянулась на диване, Винс присел рядом и спросил:
— Сколько тебе ещё учиться?
— Два года.
— Ну, что же, два года я подожду.
И он поцеловал меня.
КОНЕЦ
[1] Farinata – похлебка из фасоли сорта борлотти, кудрявой капусты, сала, томатов и кукурузной муки.
[2] Эта история рассказана в романе «Кастрюлька с неприятностями»
[3] Гармуджа (Garmugia) – суп, возникший в тосканском городе Лукка (Lucca) в XVII веке. В книгах он был описан как «сытный суп, неизвестный за пределами Италии». Его основные ингредиенты: куриный или овощной бульон, спаржа, артишоки, фасоль, горох, лук, мясо (свинина или говядина). Могут также использоваться, морковь, сельдерей и листья свёклы. Современные повара для аромата добавляют немного панчетты. Некоторые версии гармуджи включают говяжий фарш, мортаделлу, а также сыры (пармезан, пекорино). В старые времена этот суп варился в основном весной, а сейчас – по желанию.
[4] Biroldo della Garfagnana – колбаса, приготавливаемая из самых невостребованных частей свиной туши: голова, сердце, лёгкие, язык, ножки, которые после отваривания перемешиваются с кровью, солью, специями, иногда с изюмом и грецкими орехами. Оболочкой для этой колбасы служит мочевой пузырь или желудок свиньи. Точные пропорции и рецепт варьируется от производителя к производителю – одни добавляют такие травки, другие – эдакие, поэтому даже в Лукке, в мясных лавках, бирольдо может быть разным.