Виртуальная реальность всегда обладает свойствами породивших их субъектов (источников), причем свойствами не случайными или не существенными, а наиболее важными, постоянными, определяющими. Точнее, она полностью наполнена ими и без них попросту не существует. Однако вместе с тем ни один персонаж, ни одно событие потустороннего мира не выходят за рамки того, что знаемо человеком, все священные и сатанинские образы суть проекции его личностных черт, переживаний, влечений, надежд, тайных и часто подавляемых порывов его души и, что особо значимо и нужно подчеркнуть, его знаний. Но верующему неведомо, что названный мир разворачивается лишь в его психике, в ней, и только в ней он ведет объективированное существование.
Не могу не согласиться с С. А. Борчиковым, что о виртуальной реальности говорят люди, которые в своей реальной практике познания сталкиваются с определенными трудностями и проблемами, не разрешимыми на том уровне познания, на котором они находятся. Течение их личного познания требует выхода на более высокий уровень, где как-то коррелируются предмет и метод, вводятся новые термины и достигается более адекватное понимание и даже разрешение имеющихся проблем. В такой ситуации одним из новоразрешительных понятий может выступать понятие виртуальной реальности. Конечно, люди тысячи лет познают окружающий мир, и переход с одного уровня познания на другой — не новость, но почти никто до последнего времени не связывал эти переходы с термином «виртуальная реальность». Подобная функция всегда была, только ее роль играли другие метафизические термины, но с появлением названного нового термина именно к нему эта функция перешла[58].
Хотел бы дополнить, что виртуальная реальность существовала всегда — для человека как его порождение. Однако он далеко не всегда понимает ее, не понимает и того, что она властвует над ним и почему. Сама попытка истолковать эту область бессознательного свидетельствует о том, что он ее не понимает, так как познание, толкование имеет место лишь тогда, когда что-то непонятно. Человек появился в мире, который он не понимал и поэтому пытался истолковать. Впрочем, его движение здесь всегда было к горизонту. Если же жизнь ему кажется очень простой и не требующей познания, он не сдвинется с мертвой точки и никогда не поймет, что во всяком хаосе есть тайный порядок и все сущее основано на противоположностях. Это полностью присуще и виртуальной реальности.
Новым является открытие ее как самостоятельного психического явления, обладающего своей природой, закономерностями, причинно-следственными зависимостями, механизмами развития и воздействия на внешние для нее объекты, в том числе на порождающую ее индивидуальную и коллективную психику, для которой она может стать очень важной частью бытия, иногда — важнейшей. Последний аспект представляется особенно существенным, поскольку под влиянием такой реальности личность и общество могут претерпеть коренные, иногда революционно-разрушительные, последствия. Об этом говорят нацистские и большевистские химеры, изменившие в XX в. лицо мира и унесшие миллионы жизней, об этом свидетельствует и роль религии для человека и человечества. Для отдельных людей (я имею в виду тяжелых психически больных) виртуальная реальность есть единственная действительность.
Несомненно, новым представляется и выделение виртуалистики в качестве самостоятельной области познания. Но возникает вопрос: к каким наукам она относится, в рамках каких наук должна развиваться?
Прежде всего, это не «недород бытия», как пишет С. С. Хоружий[59]. Это и не бытие, не достигшее какого-то уровня, и не нерожденное бытие; это бытие совсем иного рода, иной природы, рожденное, причем полностью, человеческой психикой, индивидуальной и коллективной. Оно обладает огромной обратной силой и становится могучим средством социального, психологического и духовного движения. История магии и религии, оценка их значимости для общества и личности прекрасно доказывают данное утверждение. Идея бога, его образ, вся религиозная мифология виртуальны, поскольку живут лишь в качестве продукта психики, но никто не осмелится утверждать, что этот продукт является «недородом бытия».
Вместе с тем бог и иные сакральные персонажи суть архетипы. Это означает, что архетипы вообще (т. е. не только религиозной природы) виртуальны, существуют, функционируют на уровне виртуальной реальности. Однако архетипы, равно как и виртуальный мир, не исчерпываются явлениями религиозного порядка. Следовательно, бог и все божественные персонажи являются виртуальноархетипическими явлениями.
По-видимому, это имел в виду К. Г. Юнг, утверждавший, что хорошо известным выражением архетипа являются мифы. Здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Непосредственные проявления архетипов в мифах значительно менее индивидуальны, нежели, скажем, в сновидениях и видениях. То, что подразумевается под архетипом, проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Юнг особенно выделяет то, что мифы — в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души. Она содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы[60].
Мифы имеют архетипическое происхождение, они порождаются потребностями человека, которые функционируют в его психике. Психика формирует виртуальную реальность, и в ней заключены священные образы и сами идеи этих образов. Несомненным достоинством мифа является то, что соответствующие образы, идеи, представления он приводит в упорядоченную систему, а церковь обеспечивает ей необходимый организационный статус. Вместе с тем виртуальность создает божественным архетипам недосягаемость для обыденного, профанного лицезрения. Божества воздвигаются на захватывающую дух высоту, с которой они способны с особой силой убеждать, направлять, потрясать, устрашать, очаровывать. Но такую силу придает им не только виртуальная высота, но и то, что они архетипичны, т. е. вековечно освящены, приняты, обязательны.
Религиозное знание не есть знание лишь о возможном виртуальном бытии, религиозное знание как виртуальное достоверно, оно представляет собой информацию о несомненной реальности, которая открывается лишь посвященному в данное учение, верящему в него. Эта достоверность подкрепляется мифами, вековечной религиозной церковной деятельностью, традициями и обычаями, идущими из глубины столетий. Человек, шагнув в религиозный виртуальный мир, может и не требовать доказательств его действительности, а если они ему понадобятся, их предоставят или он найдет их сам. Отличительной же особенностью таких доказательств является то, что они обычно из той же виртуальной области, о чем он, скорее всего, и не подозревает. Принятие или отклонение их во многом зависит от состояния души конкретного человека, ее актуальных переживаний, потребностей и влечений, ее понимания смысла жизни. Этот смысл, впрочем, тоже виртуален, он есть нечто (абстрактное этическое, социальное, духовное, в целом психологическое), а его поиски, подчас мучительные, не являются, правда, участью значительного числа людей.
Еще более абстрактно представление о смерти и ее смысле. Смерть, которая, по-моему, принципиально непознаваема, ее образы, символы, содержание в религиозной виртуальной бесконечности смыкаются с богом и образуют единую линию, уходящую в вечность. Между тем предощущение смерти, мысли о ней обладают немалой виртуальной силой, рождают смыслы жизни, иные отношения к извечным ценностям жизни и к богу. Парадоксально, но смысл жизни формирует смысл смерти, что одинаково для верующих и неверующих. Не являются здесь исключением даже некрофильские личности, полностью устремленные в смерть и психологически даже живущие в ней. Христос (в лице христианства) внес некоторые существенные дополнения в представления о смерти. Они стали более конкретными, но все на том же виртуальном уровне и могут рассматриваться как часть мифологии о спасителе.
На первый взгляд может показаться, что бог как виртуальная реальность полностью подчиняет и подавляет личность. Но это лишь отчасти, с помощью психологии можно убедиться в том, что если бы соответствующая виртуальная реальность отражалась лишь в самообразе, она не имела бы столь глобального влияния на все стороны жизни человека и общества. При этом любая виртуальная реальность воспринимается и переживается не как порождение разума, а как объективная данность. Это положение особенно верно по отношению к божествам и всему связанному с ними миру, общение с которыми всегда ощущается как выход за привычные рамки жизни (даже если этот выход постоянно осуществляется неистовым религиозным фанатиком), причем вся сверхъестественная сфера может восприниматься и оцениваться как совершенно не зависящая от человека и даже управляющая им, особенно когда идет речь о священных персонажах.
Идея бога, в том числе бога-спасителя, позволяет человеку вынести часть себя, причем очень важную, за собственные пределы. Личность, совсем не отдающая себе отчета в том, что именно она, а не кто-нибудь другой создала эту внешнюю, внеличную реальность, предоставляет божествам организовывать и упорядочивать свою психическую жизнь. Названная идея активно включается в размышления, переживания, волю. Для верующего все то, что находится за пределами божественного, в том числе собственные чувства и помыслы, может не иметь существенного значения. Тем более что он располагает большим или меньшим числом достоверных для него сведений, что бог, ангелы, святые, загробный мир реально существуют.
Установка об этом обычно формируется с детства под влиянием родителей, других родственников и близких, уже имеющихся архетипов. Со временем вера в сверхъестественное может крепнуть по мере участия субъектов в религиозных обрядах и праздниках, собственного обращения к божественным персонажам. Может понижаться критичность ко всему, что противоречит вере, и, наоборот, возрастает уверенность в виртуальной подлинности мифологического мира. Вера в бога Христа достаточно специфична и глубока по той причине, что он частично был человеком, а поэтому все земное и тварное ему близки, он лучше других богов поймет людские помыслы и надежды. Во все века человек больше всего страшился смерти, а Христос твердо обещал, что жизнь не прекращается со смертью, а следовательно, вполне можно надеяться на бессмертие. Вера в богоматерь, помимо других очень важных причин, определяется еще и тем, что она, будучи «полностью» земной, вознеслась на небо и обрела тот самый статус, о котором люди всегда так страстно мечтали.