ядок, не терпящий никакого другого порядка, это организация, уничтожающая всякую другую организацию, если она не подчиняется ей. Это некрофильский порядок, который живет только насилием и жестокостью.
Совпадение отношений человека к тоталитарному правителю и к божеству или могущественному духу будет тем более очевидным, если иметь в виду, что речь сейчас идет о боге не гуманистической, а авторитарной религии. В ней, как писал Э. Фромм в работе «Психоанализ и религия», бог — единственный обладатель того, что первоначально принадлежало человеку: он владеет его разумом и его любовью. Чем совершеннее бог, тем несовершеннее человек. Человек проецирует лучшее, что у него имеется, на бога и тем самым обедняет себя. Теперь вся любовь, мудрость и справедливость принадлежат богу, человек же лишен этих качеств, он опустошен и обездолен. Начав с чувства собственной малости, он стал теперь совершенно безвластным и лишился силы; все его силы отданы богу.
Подобное отношение к богу или деспоту с полным правом можно назвать даже мазохистским, поскольку божество, идол, кровавый правитель возносятся на невиданную высоту. Поклоняющиеся им — маленькие, ничтожные букашки, эмоции и интересы которых всегда связаны со стремлением к полному и безоговорочному растворению в объекте поклонения. Согласно Р. Краффт-Эбингу, выдающемуся психиатру и основоположнику сексопатологии, мазохизм особенно часто встречается среди немцев и русских. То же самое о русских писал Н. А. Бердяев. Конечно, речь идет не о сексуальном мазохизме, а о той его разновидности, которую можно назвать социально-психологической. Она включает в себя религиозный и политический мазохизм, а последний я понимаю как безусловное поклонение власти — любой! В том числе вождям самых бесчеловечных систем, наделение их качествами необыкновенной мудрости и доброты, восприятие их жестокости и того, что мы называем подлостью, как необходимых и полезных. Наверное, такой мазохизм свойственен немцам и жителям России, допустившим абсолютную диктатуру Гитлера, Ленина и Сталина и раболепное поклонение им. Но не только представители этих наций способны млеть от восторга перед своими государственными идолами. Эти же черты можно обнаружить у многих азиатских народов, например у китайцев, и вообще в тех странах, где слабы демократические институты. Демократия и политический мазохизм несовместимы.
Тоталитаризм с психологической точки зрения, с позиций отношения к нему личности, с такими его реалиями, как вождизм, т. е. культ Отца, непогрешимость идеологических ориентиров, фетишизация и ритуализация жизни, строгая регламентация поведения и необходимость слепо следовать определенным нормам, поклонение и возвеличение силы, вполне может быть приравнен к доцивилизованным верованиям. Гражданин тоталитарного государства признает, как и при названных верованиях, некую высшую силу, но не на небесах, не в природных объектах, а среди живых людей, которая управляет его судьбой и требует почитания и послушания. Предписание полной капитуляции перед властью, презрение самого себя и ощущение собственного бессилия прямо вытекают из того, что власть господствует. Но не нужно думать, что каждый человек тяжко переживает свое угнетение. Напротив, во многих случаях повиновение сильной власти дает ему возможность избежать одиночества и ограниченности, обрести ощущение защищенности, приобщенности к тому, что обладает могуществом, самому приобрести власть и материальные выгоды.
Как и религия, тоталитаризм активно и целенаправленно насаждает фанатизм, и люди, охваченные им, исповедуют по существу культ тотема, который представляется им вполне рациональной системой. Но очень важно отметить, что тоталитаризм осуществляет возврат к более древним, а не современным верованиям. Можно ли поэтому считать, что последние препятствуют подобному возвращению? В определенной степени это так, и, по-видимому, по данной причине также фашизм и большевизм неумолимо боролись с христианством. Однако верно и то, что, с одной стороны, сами современные религии неизменно сохраняли частицы прошлых верований, для многих из которых нынешние церковные постулаты и ритуалы иногда выступают лишь в качестве внешнего обрамления. С другой стороны, и в ныне господствующих теистических системах сохраняется достаточно сильный авторитаризм, требующий полного и безоговорочного растворения личности в вере. Так, согласно евангелисту Луке, Иисус говорил: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк., 14:26).
Разумеется, это не единственный в Библии образец отношения к близким и к самому себе, в ней можно найти прямо противоположные призывы любить, и такие противоречия в общем-то неудивительны в столь крупной книге, написанной разными авторами и в разные эпохи. С. Кьеркегор трактует слова Луки как требование реализации абсолютного долга перед богом и к тому же рассматривает эти слова как парадокс. Абсолютный долг может привести к тому, что запрещает этика, но он никоим образом не может привести рыцаря веры к тому, чтобы отказаться от любви. Можно сказать, что здесь в завуалированной форме содержится пожелание любить мать, отца и других близких, и только в этом случае жертва любящего будет угодна богу. В этом Кьеркегор усматривает параллель с Авраамом и Исааком: последний только в том случае годится в качестве жертвы, если он любим отцом.
Кьеркегор предлагает сугубо богословское понимание призыва Луки. Однако вполне возможны и иные его толкования, в первую очередь действительный отказ от родных и близких и безоглядная передача наиболее чтимых ценностей божеству, а при тоталитаризме — вождю, государству, системе, которые обычно сливаются в единое грозное целое. Полное и безоговорочное подчинение этому исполину (богу в том числе) означает, что ради него человек может и должен предать самых любимых и дорогих, пожертвовать и свою жизнь. Ничего лучшего тоталитарный режим не может и пожелать себе. Вождь, венчающий систему, всегда жаждет жертв, приносимых с такой радостью. Более того, ему часто кажется, что их еще мало, потому что еще не насытилась его некрофильская натура, а поэтому совершаются новые убийства, творятся новые беззакония и жестокости, которые затмевают предыдущие. Многие из них внешне кажутся бессмысленными и ненужными, но в действительности они подчинены внутренней железной логике — устрашения и вместе с тем умилостивления тех сил, которые безжалостной рукой управляют людьми, сил, которые олицетворены в системе и в вождях. Это массовое уничтожение людей и духовных ценностей можно представить себе и как жертвоприношение.
Вождизм в современном тоталитарном обществе имеет свою структуру, строгую и продуманную.
Прежде всего, всю систему власти венчает верховный вождь, который может быть полным ничтожеством, но «по должности» всегда получает положенную ему дозу фимиама. Очень часто его действительные функции внешне как бы не связаны с официальным постом. Вслед за ним идут руководители помельче, но все они вожди и составляют элементы единой системы вождизма, т. е. все эти лица, обладающие неограниченной властью в пределах, определенных сверху, причем они никогда не избираются, а всегда назначаются. Вождизм — это не только один высший вождь, но и система вождей. Правда, нижестоящие вожди не обладают той силой и властью, что верховный, но и они способны навести трепет.
При всепоглощающем и всеохватывающем вождизме коммунистического общества Ленин и Сталин были наделены таким атрибутом, как бессмертие. Помещение их в мавзолей есть не что иное, как попытка сохранить «живых» богов и увековечить их культ. Вся связанная с этим довольно сложная и красочная атрибутика, многочисленные и людные церемонии, почетная охрана, постоянное возложение венков, тысячные очереди «жаждущих узреть» и т. д. — все направлено на вековечное торжество этих «богов» (правда, одному удалось пролежать там недолго) и их учения.
Стремление сохранить среди живых тела умерших не представляет собой ничего нового. Так же поступали в древности, и так делают современные дикари, если предметом их поклонения являются, например, предки и духи предков. В этом случае стараются в более или менее сохранном виде оставить себе тела покойников. Русский путешественник Д. Альбертис, странствуя в XIX в. по Австралии, сделал следующую запись: «В то время как в местах, посещаемых европейцами, туземцы обыкновенно предают покойников погребению, в более отдаленных местечках их сохраняют в бальзамированном или, вернее, в высушенном состоянии внутри хижины. Мне показали один такой труп, висевший на лестнице посередине хижины. В полутьме, царствовавшей в помещении, глаза усопшего, искусно раскрашенные, казались живыми. Грудь его была украшена ожерельем, а руки и ноги — браслетами из раковин, на голове находилась корона, сплетенная из сухих трав и раскрашенная в яркие цвета. От времени до времени мумию раскрашивают красной известью в смеси с маслом из кокосовых орехов».
Не правда ли, это описание нам кое-что напоминает? Но дикарское отношение к покойникам содержит в себе и определенную надежду на то, что жизнь не кончается со смертью, хотя, конечно, древние австралийцы не смогли бы объяснить, как это может быть.
Как и в любой развитой системе верований, в коммунизме (большевизме) существовали первостепенные высшие боги — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, но среди них верховным божеством, во всяком случае в СССР, следует признать Ленина, но в конце XX — начале XXI в. уверенно «победил» Сталин, ставший теперь кумиром толпы. Точно так же, как это было в древности и в Средние века, любое посягательство на этих богов, их хуление, неуважение или пренебрежение к ним, сомнение в их мудрости преследовались очень строго, вплоть до смертной казни. Иначе и не могло быть, поскольку покушение на вождя есть сотрясение системы.
В коммунистическом пантеоне имелись боги помельче (Дзержинский, Свердлов, Киров и др.), причем на соответствующий пьедестал старались возводить тех, кто рано сошел с исторической арены и по этой причине не мог составить конкуренцию нынешнему вождю.