— Если ты думаешь, что я стану якшаться с этими недоносками…
— Да, Дункан. Именно этим тебе предстоит заняться. Как нам с Джезом, когда мы ловили Колина Ирлэнда.
— Должно быть, гомики позабавились на славу. Весело было, а, Джез?
Джез смотрит на Дункана в упор, и тот молчит.
— Заткнись, Дункан, — говорит Ред. — Мы ходили по гей-барам, из одного в другой, разговаривали с людьми, выслушивали их рассказы. Да, это было необычно. Я живу в этом городе более десяти лет, но даже не подозревал о существовании подобной субкультуры. Я не знал, что в некоторых пабах, зайдя в туалет, можно увидеть парочку «голубых», которые занимаются сексом прямо под писсуарами. Я не знал, что геи рекламируют свои сексуальные предпочтения с помощью носового платка в заднем кармане.
— Много пользы тебе было от этого, в конце концов?
— Что ты имеешь в виду?
— Да то, что все твои хождения по содомитским притонам оказались пустой тратой времени, не так ли? Ирлэнда-то схапали вовсе не из-за этого, а потому, что он сам вылез наружу, разве нет? Выходит, нечего было и утруждаться.
— Но мы все же не поленились. Может, в том случае к успеху привело не это, но мы старались. И теперь будем стараться, потому что в противном случае, если эта история, не дай Бог, выйдет наружу, все защитники прав сексуальных меньшинств в нашей стране смешают нас с дерьмом. Поднимут вой насчет того, что если мы и шевелим задницами, чтобы поймать преступников, то только в том случае, если пострадавшие — белые парни с правильной ориентацией, то есть ребята, играющие в крикет за ту команду, за какую надо.
Ред открывает картонную папку и достает фотографии погибших. Это не снимки с мест преступлений, а прижизненные изображения. Фотография из паспорта Филиппа Рода — он выглядит серьезным. Фотография Джеймса Каннингэма, за обедом, со стаканом вина в руке. И официальный портрет Джеймса Бакстона периода учебы в Сэндхерсте[5], сияющего от гордости в мундире своего полка.
Всех по четыре экземпляра. Ред пускает их по кругу, как при игре в блэк-джек.
— В Лондоне примерно сто двадцать гей-баров, пабов и клубов. Знающие люди говорят, что самые перспективные места — это Вест-Энд и Эрлс-корт, так что с них мы сегодня вечером и начнем.
Ред раскрывает две фотокопированные страницы. Нужные места наспех помечены выделяющимися на фоне черно-белой паутины улиц красными кружками.
— Мы будем заниматься этим, разбившись на пары. — Он толкает одну из страниц через стол, Дункану. — Дункан, за тобой и Кейт обход Вест-Энда. Отправляйтесь в те заведения, которые я здесь отметил. Мы с Джезом возьмем на себя Эрлс-корт. Понятно, что вы должны сделать все возможное, чтобы ваше появление не вызвало переполоха. Так что не лезьте с расспросами ко всем подряд, ограничьтесь барменами, привратниками, менеджерами и так далее — как раз эти ребята знают в своих заведениях всех завсегдатаев и примечают новичков. Спрашивайте только о том, не видели ли они кого-то из этих людей. Разумеется, зачем вы их ищете, никому не говорите, да и вообще говорите поменьше — больше смотрите да слушайте. Торчите там столько времени, сколько потребуется. Увидимся здесь завтра утром, ровно в десять.
Кейт поворачивается к Джезу.
— Веди себя прилично, — говорит она, насмешливо грозя ему пальцем. — Там ведь полно таких парней — все в коже, с усами! Не вздумай путаться с этими противными ребятами.
— Или что? — спрашивает Джез. — Будешь ревновать?
— Совершенно верно, — говорит Кейт. — Ты же знаешь, что я ни с кем не хочу тобой делиться.
— Ну, отделайся от мистера Зануды. Тогда, может быть, у тебя появится шанс.
Кейт краснеет.
— Иди ты к черту, Джез. Не говори о нем так. Ты его не знаешь.
— Нет, но я…
— Но порой ты можешь быть настоящим дерьмом. Кончай с этим!
Она встает, чтобы уйти. Дункан следует за ней.
— Да, Дункан… — говорит Ред, все еще сидя.
— Что?
— Постарайся вписаться в тамошнюю компанию.
29
Проходит время ленча, а Ред даже не замечает этого. Он держит визитную карточку Логана за края и вертит в руках. Теперь, когда отец Шарлотты ушел, комната кажется меньше, как будто он забрал с собой часть пространства. Все это время в голове Реда вертятся сказанные Логаном слова:
— Подумайте об этом, Ред. Не спешите. Позвоните мне, когда примете решение.
Ред все еще думает об этом, когда возвращаются его родители.
Они только показываются в дверном проеме, а он уже видит результаты свидания с Эриком. Маргарет явно плакала — на это указывают покрасневшие глаза и нос, а узел галстука Роберта стал очень маленьким и тугим от постоянного нервного подтягивания. Ред кладет карточку Логана на свой письменный стол, подходит к родителям. Он подводит мать к креслу, в котором сидел Логан, ждет, пока отец опустится на маленькую кушетку напротив, а сам выдвигает из-за стола стул, но не садится, а разворачивает его и опирается на жесткую спинку.
— Ну как? — тихо спрашивает он.
Отец пожимает плечами.
— Как и следовало ожидать.
— Как Эрик?
— Тот полисмен — как его имя?
— Хокинс.
— Да, Хокинс. Он сказал, что сегодня утром Эрик вел себя спокойно.
— Но как он сейчас, отец?
— Мне… мне кажется, что он на самом деле не осознает, что происходит.
— Он по-прежнему спокоен?
— Нет. Нет, он взвинчен.
— Так о чем вы говорили?
Роберт снова подтягивает галстук. Маргарет рассматривает свои ногти.
Ред знает, о чем они говорили. О нем. Он вздыхает.
— Папа, что он сказал?
— Давай не будем об этом сейчас, Ред.
— Нет, папа. Я хочу знать. Что он сказал?
— Ред, мы поговорим об этом потом, попозже, Мы с мамой очень…
— ПАПА!
— Ну ладно, ладно. Я скажу. Хотя должен предупредить, кое-что тебе может не понравиться.
— Ты просто скажи, и все. Я все равно догадываюсь, о чем главным образом шла речь. Эрик винит меня в том, что случилось, верно? Он хочет, на хрен, свернуть мне шею.
Мать потрясенно ахает. Ред гнет свое.
— Ведь это именно его слова, а? «Я хотел бы, на хрен, свернуть ему шею». Так он сказал?
— Откуда ты знаешь?
— Он это уже говорил. Потому-то Хокинс и хотел, чтобы вы пошли без меня.
— Эрик говорит, что ты обещал ему никому ничего не рассказывать, а как только он заснул, ты пошел и донес на него в полицию.
— Это правда, Ред? — спрашивает мать.
— Да. Я обещал ему, потому что в противном случае он бы меня не выпустил. Что еще он говорил?
Отвечает отец:
— Он сказал, что, если бы ты просто держал… рот на замке, мы могли бы что-нибудь придумать между нами.
— Нами?
— Тобой. Мной. Твоей матерью. Семьей.
— Что он имеет в виду, придумать что-то? Придумать что? Он убил человека. Какого черта можно в таких обстоятельствах придумать?
— Я не знаю. Что-нибудь.
— А как ты думаешь, отец? Ты думаешь, мы могли бы… — Он выписывает какие-то знаки пальцами. — Что-то придумать?
— Ред…
Нерешительность отца в данном случае уже может служить ответом.
— Ты согласен с ним, отец?
— А если да, это важно?
— Черт возьми, важно. Ты думаешь, обратившись в полицию, я поступил неправильно?
— Я… я думаю, ты мог бы сперва сказать нам.
— Зачем? Какой был бы в этом толк?
— Возможно, мы могли бы помочь Эрику. Помогли бы ему справиться с тем, что случилось.
— Справиться? Отец, он убил человека. Я понимаю, в это трудно поверить, но случилось именно это. И факт не перестает быть фактом из-за того, что ты не желаешь с ним смириться. Может, лучше бы мне вообще держать язык за зубами, не рассказывать никому? Оставить это между Эриком и собой? Еще один братский секрет, как те, что мы хранили, когда были детьми? Чтобы ты вообще ничего не узнал?
— Речь не о том, Ред.
— Нет, отец, о том. Тебе с матерью пришлось узнать о том, что Эрик убийца.
— Был убийцей.
— Был. Есть. На самом деле это не имеет значения, отец. Он все равно сделал это. Мне очень жаль, что Эрику, вероятно, придется провести большую часть жизни в заключении. Но также жаль, что вы с мамой в какой-то мере вините в произошедшем и меня. Тогда как моей вины тут нет. Это не я убил Шарлотту Логан. Это он.
— Никто не винит тебя, Ред.
— Не держи меня за дурака.
— Ред, я только хочу сказать, что ты мог бы рассмотреть и другие возможности.
— Отец, я поступил так, как счел правильным. Мой брат совершил дурное деяние. Он заслуживает наказания. И по крайней мере…
— Заслуживает наказания? С каких это пор ты взял на себя роль Бога, Ред?
— …И по крайней мере, в этом есть какая-то справедливость для Шарлотты. На худой конец, для ее семьи.
— О ее семье ты, значит, подумал. А о своей? Кто тебе дороже?
Молчание, гневное и непримиримое. Зная правду об Эрике, они не хотят ей верить. Не могут принять тот факт, что он сделал то, что сделал. Поэтому они стреляют в гонца.
Вопрос, подумал ли он о своей семье, Ред оставляет без ответа.
И тут приглушенно, словно издалека, звучит голос Маргарет:
— Эрик хочет знать, заходил ли к тебе Логан с предложением награды?
30
О том, как выглядит паб «Коулхерн» изнутри, снаружи не догадаешься. Окна окрашены в черный цвет, шторы по большей части опущены, а если кто мимоходом и заглянет в двери, то мало что разберет из-за царящего внутри полумрака. Так, какие-то тени, намек на движение, размытые очертания.
«Коулхерн» находится на оживленном, но ничем особо не примечательном отрезке Олд-Бромптон-роуд. На тротуаре отражается желтая неоновая реклама салона сотовой связи, а совсем неподалеку, перед продовольственной лавкой, составлены ящики из-под фруктов. Всего в нескольких метрах непрерывный громыхающий поток машин движется в северном направлении, к Финборо-роуд. Почти ничего не выдает статус «Коулхерна» как одного из самых известных гей-пабов Лондона.