В 1220 году круг посвящённых понёс первые потери. В мае, при испытаниях моноплана разбился Эд Бургундский, а в августе скончался брат Пётр, в миру Ги Дампьер. На дороге из Большого Яффе в Иерусалим начали строить ещё две Триумфальные арки, а Ричард наконец решил, что делать с роскошным, но пока неиспользуемым, сооружением на Храмовой горе. Пусть оно станет мавзолеем новых апостолов. Или некрополем? Не важно, главное – суть. Ради этого, он впервые за три года прервал своё отшельничество и отбыл из Ливерпуля в Иерусалим.
С канонизацией, ушедших из жизни товарищей, проблем не возникло. Обоих признали святыми с формулировкой – «Он лично творил историю». По мнению Ричарда, это был вполне значимый духовный подвиг. На фронтоне Третьего Иерусалимского Храма[136], который теперь все называли Храмом Ричарда, появилась надпись литыми буквами из чистого золота – «Здесь покоятся те, кто спасал человечество от Апокалипсиса». Немного пафосно, но достаточно правдиво. Кроме саркофагов Ги и Эда, в Храм перенесли и саркофаги Генриха Шампанского, Жоффруа Донжона, Папы Целестина III и Алиеноры Аквитанской. Все они, по христианской традиции, разместились в роскошных, отделанных полудрагоценными материалами, подземных склепах, а перед спусками в склепы установили их памятники.
Шесть склепов уже обрели своих владельцев, но Ричард распорядился готовить их три десятка. Для кого? Найдётся для кого, а пока пусть это будет тайной. Обыватели обожают тайны. Один склеп, в самой глубине Храма, отделывали грубо обработанным гранитом.
– Это для кого, отец? – спросил Генрих, сопровождавший Ричарда в этой поездке и, получивший посвящение, приобщившись к главной тайне.
– Не догадываетесь, сын?
– Догадываюсь, но не понимаю.
– И не поймёте. Объяснять это бесполезно. Чтобы это понять, вы должны побыть мной. Ведь это именно я приказывал, остальные лишь исполняли. За эти, без малого, тридцать лет, погибло около миллиона человек.
– Но они ведь погибли ради будущего. Иначе было нельзя.
– А я ни о чём и не жалею, Генрих. Просто не хочу упокоиться в роскоши, я её и при жизни не очень любил. Завещаю вам похоронить меня именно в этом склепе, в простом гранитном саркофаге, а перед входом поставить скрижаль с надписью – «Я убил миллион, ради исполнения своих планов». Пусть меня судят уже потомки. Не вы, а те, для которых я буду лишь частью истории. Пусть они решают – кем я был. Величайшим злодеем, или их спасителем. Всё будет зависеть от того, чего в итоге добьётся этот мир. Нам пора, сын, возвращаемся в Яффе. В мою тайну разрешаю вам посвятить братьев и мать. Я же намереваюсь вернуться в Ливерпуль. В следующий раз мы увидимся, когда вы будете затаскивать мой саркофаг в этот склеп.
После визита в Иерусалим, брат Доминик больше не покидал Ливерпуля. Иногда он читал лекции в университете, в узко специализированной теме – систем защиты высоковольтных электрических сетей и механизмов, иногда посещал футбольные матчи, но в основном писал. Не наставления, не заповеди и даже не учебники. Он писал фантастические романы. Разумеется, бесстыдно используя сюжеты из будущего, вроде «Звёздного десанта» Хайнлайна. Заповеди оставлять бесполезно, их даже племя потомков Иакова не исполняло, хоть и получило скрижали, через Моисея, лично от своего племенного привидения. Плевать на заповеди. Пусть до них каждый додумается сам. А пока пусть это всё побудет фантастикой.
Постапокалипсис в результате ядерной войны, когда уцелевших в подземных бункерах, пожирали крысы-мутанты, постапокалипсис результата, вмешавшихся в генетику учёных, постапокалипсис утратившего иммунитет человечества, потреблявшего антибиотики конскими дозами, и убитого почти безобидным вирусом гриппа, постапокалипсис перенаселения планеты, когда убившие всё живое, люди вернулись к каннибализму, и начали пожирать друг друга. Словом, сплошной хоррор, трэш и угар.
Соратники по очереди уходили из жизни и переселялись в склепы Третьего храма, а Ричард всё писал и писал. Не сам писал, конечно, был у него секретарь с пишущей машинкой, одновременно корректор и редактор, брат Симон. Уже переселился в Третий храм и первый сын Ричарда, Принц-Бастард, Филипп Фальконбридж, а он всё писал. Наконец, третьего марта 1234 года, во время работы над очередным романом-апокалипсисом, брат Доминик, легендарный Ричард Львиное Сердце, семидесяти семилетний старик, вдруг потерял сознание. Брат Симон немедленно вызвал лекаря, но тот только развёл руками – На всё воля божья.
Аминьнах, добавил бы Ричард, но он находился без сознания.
Эпилог
Двадцать пятого марта 2021 года, приговорённый к двадцати годам трудовой армии, заключённый Антон Соболев очнулся в медицинской капсуле. Антон считал себя борцом за права человека и искренне верил в то, что эти самые права есть высшая ценность, а бороться за них – единственное достойное в жизни занятие. Родился он в семье, относящейся к сословию всадников, поэтому получил неплохое образование, став бакалавром астрофизики, но вместо работы по специальности, выбрал путь борца за народное счастье.
Главной бедой населения Принципата, по его мнению, было тупое равнодушие. Как вообще можно терпеть деление людей на сословия? Сенаторы, патриции, всадники, плебеи – натуральная архаика ещё античных времён, возвращённая в общество во время правления величайшего злодея всех времён, Ричарда Львиное Сердце, который даже сам не отрицал своего злодейства. «Я убил миллион, ради исполнения своих планов» – именно это было написано на гранитном обелиске, установленном перед входом в его склеп. И распорядился так написать он сам, то есть, гордился своим злодейством. Убил миллион! А вместо того, чтобы проклясть величайшего убийцу в истории, человечество считает его Спасителем. Вот ведь тупое быдло. Ими уже девять веков правит сословие сенаторов, в основном, главных сообщников убийцы миллиона людей, но им всё равно. Всех всё устраивало, ведь сословия не являлись закрытыми кастами, как в древней Индии, лифты между ними работали исправно, как вверх, так и вниз, и, теоретически (практически единицы) каждый плебей мог стать сенатором. Мог то, мог, но для этого ему нужно было сотворить что-то действительно выдающееся, даже грандиозное, при том, что мажорам – сынкам сенаторов, хватало всего десяти лет службы в космическом флоте, или службе спасения, для получения необходимого ценза.
Сначала, Антон Соболев занимался просвещением, пытаясь открыть одурманенным людям глаза, на реальное положение вещей, но ничего хорошего из этого не вышло. Сначала он стал парией в университете, потом изгоем среди сослуживцев, во время обязательной для сословия всадников срочной службы (от этой священной обязанности были освобождены только плебеи, которые шли на службу исключительно добровольно), а потом нерукопожатным в Центре изучения дальнего космоса. Тогда-то Антон и понял – чтобы к тебе прислушивались, нужно убить миллион.
Понял и начал действовать. Создать мину, действующую на принципе расщепления атомного ядра, в двадцать первом веке можно было кустарным способом, в любой домашней лаборатории, оснащённой бытовыми приборами – трёхмерным принтером и синтезатором материи, а в семье Соболевых, лаборатория была оснащена не ширпотребом, способным произвести лишь орбитальный челнок для космического туризма, а гораздо более серьёзным оборудованием.
Конечно, «Псы Господни» отслеживали любые странные разработки, поэтому Антону пришлось проявить смекалку, а парень он был действительно очень неглупый. По крайней мере в области технической инженерии, всё-таки целый бакалавр астрофизики. Свой проект он залегендировал как автоматическую лабораторию для изучения межсистемного космического пространства, а начинку мины – как возбудитель волн разной природы в условиях отсутствия тяготения. Вакуум не является пустотой, в нём нет только материи, но полно различных излучений – световых фотонов, квазаров, электромагнитных волн и радиации, а главное, в вакууме тоже есть течение времени. Для изучения феномена времени он и начал собирать свою лабораторию. По легенде, для «Псов Господних». Эти придурки ведь в технике не разбираются, им бы только свободу угнетать.
Целью своей святой миссии, Антон Соболев наметил Иерусалим, а конкретнее, Мавзолей на Храмовой горе. В Иерусалиме постоянно, в любое время года, находится больше миллиона туристов-паломников, самой консервативной части тупого человечества. Убить всех этих мракобесов прямо там – будет настоящим подвигом. Подвигом, который, без сомнения, не приведёт к немедленному изменению сознания людей, но обязательно послужит тем первым камнем, который сорвавшись с горы, вызывает собой лавину.
Недооценил Антон только техническую грамотность «Псов Господних». Как только он начал «печатать» детонатор для мины, за ним пришли два улыбчивых монаха из ненавистного МВД. Структуры, созданной величайшим злодеем, для угнетения людей и подавления их свободы. Структуры, созданной на века, даже на тысячелетия, первое из которых, она разменяет довольно скоро, через каких-то восемьдесят три года. Улыбчивые монахи поинтересовались, для чего нужен такой мощный детонатор, если изделие из кобальта-59 планируется взорвать вне зоны тяготения? Выслушали ответ, вежливо поулыбались и применили парализатор. Псы, они и есть псы, чего от них ещё ожидать?
Суд продлился минут десять. Антона обклеили датчиками, подключенными к квантовому компьютеру, которому и задавали вопросы. Мнением самого Соболева, никто даже не поинтересовался, проклятая техника отвечала за него. Вот вам тирания, вот вам угнетение свободы, вот вам отсутствие прав человека. Их даже не интересовали возвышенные мотивы, приведшие Антона Соболева на этот путь – только его планы и методы их реализации. Сатрапы, сволочи! Через десять минут, бакалавра-астрофизика приговорили к двадцати годам трудовой армии и передали в медицинский центр. Преступников больше не охраняли, им вживляли нейросети, от которых уже никуда не сбежать, даже после отбытия срока исправительных работ. Нейросеть – это уже навсегда.