— Я не стану убивать ученика только за то, что он попытался поглотить меня, Адриан. Я вообще слабо представляю себе события, которые могут заставить меня убить тебя, так что не думай, что я стану тебя наказывать. Я просто хочу, чтобы ты не мешал ритуалу.
Она зашла в первый круг, и сияние сменило оттенок с голубого на бордовый. Каждое следующее движение буквально разрывало тело вамп на куски. Кости и мышцы корежило, позвоночник трещал, кожа словно горела, но она все равно упорно шла к алтарю. Три самых трудных шага — и она у цели. На белоснежной коже выступил кровавый пот, из носа, рта и глаз бежали алые дорожки.
Марэна прикрыла глаза и зачитала слова заклятья, через несколько минут последние слова слетели с губ, и повисла тишина. Она даже начала опасаться, что за столько веков просто забыла слова и что-то произнесла неверно, но кровь на ее теле стала меняться. Вопреки законам мира капли собирались в струи и формировали на теле сложный орнамент из знаков богини. И пусть во Вселенной, наверное, уже нет первородного, который помнил бы эту богиню, пусть нет тех из вампиров, кто вообще верил бы в ее существование, но знаки эти знакомы каждому первородному, только не каждый достигает такого уровня владения своей магией, чтобы узнать подробности ритуалов и значение символов.
Еще через минуту все обнаженное тело было раскрашено древними рисунками. Марэна взяла в правую руку серебряный клинок и срезала с левой ладони один из знаков. Просто сняла его вместе с кожей, невольно сравнив это с чисткой яблока. Кусок плоти с чавкающим звуком упал на дно кубка. Она подержала кровоточащую ладонь над кубком какое-то время, чтобы собрать достаточное количество крови, а потом принялась читать и вторую часть заклятья. Одновременно со словами она взяла покалеченной рукой осиновый кол и серебряным ножом так же сняла с него небольшую стружку, отправив пропитанное ядом дерево в кубок.
За время чтения символы из крови собрались в области груди и живота. Она с трудом смогла взять кубок в руки и поднести к губам. Где-то, совсем в другом мире, где нет столько муки мычал и вырывался ее ученик. Ядовитое пойло лавовым потоком проникло в горло и расползлось полыхающим озером в груди и животе. Хотелось потерять сознание, забыться и даже умереть. Но натренированная воля кричала о том, что ритуал нужно завершить. Она прокричала приказ, и ларец распахнулся, повинуясь голосу создателя. Черный пепел из шкатулки взвился вверх и тугим жгутом спустился вниз. Он танцевал перед глазами вамп, словно огромная черная змея. Некоторое время смотрели друг на друга, а затем стал проникать в рану на руке. Этот процесс казался бесконечным и причинял неимоверные страдания, словно в ее тело запустили цилиндр с шипами по всей длине, и теперь каждая частичка ее тела разрубалась и перемалывалась в порошок. А когда последняя крупица добралась до груди, приступ боли слился с истошным криком отчаянья и мольбы. Она не чувствовала, как кричит, не осознавала. А в следующее мгновенье свет знаков перед глазами померк, и наступила очередная смерть для первородного вампира.
Единственное, что она сумела почувствовать, так это то, что суть Антуана надежно запечатана внутри ее сути, как потайное дно в шкатулке, а за ним еще одна шкатулка, в которой и заснула суть куда более сильного первородного, чем она сама. Цель достигнута, не зря она так долго готовила ритуал. Теперь она одна в своей душе.
Рыжая вамп с тоской и щемящей болью в сердце смотрела на закат за окном. Почему-то закат казался ей особенно романтичным, хотя вот Адриану больше нравились восходы. Она любила редкие моменты одиночества, когда свита оставляла ее в покое, и она могла просто побыть с самой собой. Жаль лишь, что такие моменты год от года все реже и реже. Ее жизнь все больше походила на клетку, которую она сама себе и создала. Свита из сотворенных высших вампиров постоянно следила за всеми и за ней. Ее оставляли одну не больше чем на пол часа и то, после третьего приказа.
Адриан за считанные годы превратился в самого настоящего тирана. Это он настоял на том, чтобы она создала высших вампиров. Тогда она повиновалась, потому что думала что дюжина высших смогут удержать ученика, когда ей придет время уйти. Она надеялась, что он встретит хорошего друга среди новообращенных или любовника, и забудет о ней, хотя бы на время. Но все тщетно. Он не оставлял идеи защиты своего творца и только сильнее давил. Она слишком привязалась к этому глупцу, и слишком устала от тупости собственных творений, чтобы спорить.
Теперь она всецело понимала Антуана, который говорил, что она — его единственный друг, и ни один из его детей не стоит доверия и дружбы. Теперь она знала насколько наивны и злы ее юные дети, и насколько у нее самой мало сил, чтобы раз за разом доказывать вампирам, что стоит смотреть на мир чуть иначе. Она уже давно махнула рукой на Адриана, не обращала внимания на высших и не говорила ни с кем из них дольше положенного. Да, она любила их, но любовь эта не имела никакого отношения к уважению и настоящей дружбе, которая бывает лишь между соратниками. Среди ее творений не было души, которая могла бы стать ей другом. У нее были дети, птенцы, глупые, неопытные и невероятно сильные птенцы, которые своей яростью и импульсивностью уже даже перестали раздражать, просто жалость. У нее была ответственность и долг, но перед чем и ради чего она уже смутно понимала. Ее перестали заботить проблемы ее птенцов, планы врагов и надежды друзей. Хотя друзей у Изящной Агонии не было, а были временные союзники.
Она смирилась не только с собственным поражением, но и будущим поражением ее расы. Все вампиры во всех реальностях умрут рано или поздно, потому что первородных вампиров не рождалось со времен сотворения, а все остальные растут над собой слишком долго, чтобы их не стерли другие расы. Всему придет конец и все обратится в тлен.
Вамп отошла от окна и подошла к гобелену. Тонкие, все такие же идеальные пальчики нырнули в рисунок, словно в пену и вытащили осиновый, изрядно изуродованный после ритуала кол. Она бережно положила его на стол перед собой и принялась гладить пальцами словно любимого питомца. Яд знаков, дерево и металл не потеряли своих свойств, но вамп не причиняли никакой боли. Потребовалось почти шесть сотен лет, но она все-таки привыкла к магическому яду. У всего есть свои пределы, и у знаков на этом оружии он тоже был. Марэна с тоской подумала, что раз она теперь не восприимчива к единственному верному средству против первородных, то есть вероятность, что она просто бессмертна. Магия не даст умереть телу окончательно.
Ее тело, ее жизнь, ее решения, ее магия и умения — все казалось идеальным. Ну или таким, что кажется идеальным со стороны, только вот сердце и душа — если они вообще есть у вампиров — все стонет от тоски и усталости. Она могла бы поплакать, если бы умела это делать. Как же цикличен этот мир, да все миры, в общем-то. Раз в несколько лет кто-то из высших ее клана мечтал о главенстве над всеми прочими, начинал подготовку к истреблению людей. И все всегда заканчивалось одинаково — убивали ветвь этого высшего, и все утихало, словно не было сотен трупов людей и десятков вампиров. Раз в пять лет убивали невесту кого-то из ее птенцов и тот шел мстить, иногда все проходило хорошо, иногда ей приходилось вмешиваться, и выгрызать своего птенца клыками. Уничтожая целые города. Ее боялись и забывали, потом уважали и восхищались, а потом снова забывали и снова боялись. И как она не замечала этого раньше? Как она не понимала, что все идет по кругу раз за разом, год за годом. Меняются лишь персонажи в мире, имена и лица, но сама пьеса неизменна.
Птенцы переживали, горевали, наслаждались, воевали и умирали по сотне причин и каждый раз по-разному, но, если глянуть чуть шире, то становилось ясно: причины одни и те же, и события одни и те же. Иногда ей казалось, что она совсем перестала чувствовать что-либо. Словно где-то на поверхности сознания бушуют волны эмоций. Она может злиться, может бояться, а может упиваться экстазом, но стоит нырнуть, как увидишь, что большая часть себя в глубине омута, там, где нет волн чувств и где ничто тебя не волнует, потому что решительно ничто не имеет значения.
Вот сейчас вогнать бы этот кол себе в грудь и проверить его действие, но нельзя. Ей нельзя просто так уйти. Она не Антуан, она не может позволить себе оставить птенцов и фактически утянуть за собой всех. Антуан передал ей свою суть, и она стала матерью и защитником всем вампирам его клана, если бы не она, то все они были бы уже за гранью жизни из-за глупости их создателя. Она не может так поступить, несмотря на интерес и желание провести эксперимент.
Дверь ее покоев резко распахнулась и в залу вбежал Адриан. Он был растрепан и явно в панике, впрочем, для него это нормальное состояние. Он быстро закрыл за собой дверь и повернул магический замок. Невидимая неосведомленным руна засверкала и запечатала дверь намертво.
— Что случилось? — поинтересовалась вамп.
Адриан в три широких шага пересек залу, встал прямо напротив рыжей и заглянул в глаза. На его лице читалась такая вина, что Марэне стало немного смешно. Что такого мог натворить ее ученик, раз верит в свою вину? Она уже хотела иронично уточнить про оплошность, как вампир сдунул ей в лицо какой-то порошок со своей ладони. Она возмущенно открыла рот и ощутила, как взвесь проникает в глаза, нос и рот, заполняет внутренности. Грудь сдавило невидимым прессом. Она закашлялась и присела, а потом опустилась на одно колено.
— Что это? — прошептала она.
— Простите меня, — с тоской проговорил Адриан.
Двери покоев слетели с петель, а следом за ними на мраморном полу растянулась пара высших вампиров. Их отрубленные головы пролетели в воздухе секундой позже.
Ноздри первородной хищно затрепетали. Она любила схватки так, как наверное, их не любил никто из ее птенцов. Просто в отличии от прочих она понимала, что есть время убивать, есть время карать, а есть время забыть о злобе. В залу вбежала пятерка воинов в черных атласных мантиях. В воздухе заискрились первые формулы проклятий. А Марэна поняла, что сейчас будет иметь дело с некромантами. Вп