Месть Акимити — страница 13 из 65


Маленький мужчина [294]


Давным-давно в уезде Куромото провинции Ямасиро[295] жил мужчина ростом в один сяку, в плечах же он был восемь сунов. Как-то раз этот мужчина подумал так: «Что толку оставаться в этакой глуши! Отправлюсь в столицу. Ведь я разбираюсь в прекрасном, вот и наймусь к кому-нибудь на службу, а там, может, мне пожалуют провинцию или уезд, и стану я жить на свете, процветая…» Подумал, да тут же и отправился в столицу, один.

Оказавшись в столице, он остановился на перекрёстке. Туда или сюда? Если громко спросить: «Скажите…» — то люди засмеются: «Что там ещё за тварь такая, голос росту совсем не идёт!» Будет стыдно. Ну а если говорить тихо, то подумают, что он ребёнок. Некоторое время он колебался, решая, как ему быть. И решил, что нужно твёрдо заявить, что он мужчина. И вот он произнёс как можно громче: «Скажите…»

Из дома вышла женщина и посмотрела вокруг.

— Кто здесь? Где вы?

Она никого не увидела, и только какое-то маленькое существо шевелилось в высокой траве рядом. «Это ещё кто?!» — подумала женщина и пригляделась повнимательнее. Там был человечек.

— Ах, какой милый! Вот он, оказывается, какой, маленький мужчина! — воскликнула она.

Собралась толпа молодых горожан, они галдели, смеялись, шептались: вот ведь какой маленький…

Мужчина же с горечью думал, что причина его маленького роста в грехах прежних жизней, какая досада — появиться на свет в этом мире таким крошечным! С тоской думая об этом, он сочинил стихотворение.

За какие грехи

Прежних жизней

Плачу я тем,

Что появился на свет

Ростом в один сяку.

Сложив так, страдающий и смиренный, он стоял на месте.


— Ну и малыш!

— Да, и вправду, странный какой!

— Впервые такого вижу. Гадость.

— И мне впервые такое странное существо доводится видеть. Удивительно.

— Ну и ну!

— Эй, идите сюда! Поглядите-ка на малыша!

Мужчина ничего не добился и отправился дальше.

— Можно ли здесь переночевать?

Вышла хозяйка:

— Что угодно? — спросила она, но никого не увидела.

Заподозрив, что здесь что-то не так, она поглядела по сторонам и наконец заметила, что кто-то прячется в редкой траве.

— Вот чудо-то! Ты человек? — спросила она.

— Точно так.

— Откуда ты?

— Я из уезда Куромото, что в этой провинции, зовусь Внештатным управителем. Я думал, что в столице всем хорошо, вот и пришёл сюда, ищу какую-нибудь службу, — ответил он.

Выслушав его, хозяйка сказала: «Если так, оставайся. Ты мог бы сделаться городским шутом. Но если ты хочешь настоящей службы, я готова поручить тебе раз в день собирать для меня сосновые иглы на горе Киёмидзу[296]».

Малыш сказал:

— Слушаюсь.

А про себя подумал: «Я такой жалкий, вот она и поручила мне такое никчёмное дело — сосновые иглы собирать. Как горько! За службу при дворе мне могли бы пожаловать какую-нибудь провинцию или уезд, и тогда весь мой род стал бы процветать».

Но хоть считал мужчина своё занятие никчёмным, но ничего поделать не мог. Он выполнял всё, как было договорено, каждый день молясь в храме Киёмидзу. Шум водопада навевал грустные мысли, горный ветер щемил сердце. Собирая сосновые иглы, он всё думал, какой же он жалкий, и его рукава увлажнялись слезами. Маленький мужчина скучал по родным местам, тосковал.


— Ой, какой маленький!

— Да, вот он — мир страданий. Спаси нас, великий будда Амида!

— Такого увидишь — точно пожалеешь.

— Глядите-глядите, маленький какой!

— И вправду страшный.

— Неужто это человек?!


Однажды, утомившись, он задремал, а, подняв голову, взглянул в сторону моста Тодороги, ведущего к храму Киёмидзу. Было восемнадцатое число, в храме — праздник, так что возвращавшихся из храма людей — и знатных, и простых — не сосчитать. Была среди них и одна высокородная дама. Остановив взгляд на её неземной красоте, малыш подумал, как она прекрасна — сердце не вместит, словами не скажешь. С ней не сравнятся ни древние красавицы Ян Гуйфэй или Сотоори-химэ, ни даже Небесные феи. Её парадное платье — голубое на алой подкладке — было надето поверх двенадцатислойного одеяния. Сказать, что она несравненно хороша — слишком мало. Свита окружала её. Бросив на неё лишь один взгляд, малыш потерял покой. Он теперь напоминал цветок вьюнка Асагао — Утреннего лика, который закрывает свои лепестки, не дождавшись полудня; он стал подобен свече на ветру. Его сердце могло растаять легче, чем исчезает утренняя роса, он не знал — сон это или явь. Не в силах сдержаться, малыш сочинил так.

Лишь миг тебя видел,

Но забыть не могу.

Вот если бы привыкнуть

К облику любимой…

А потом — будь что будет.


— Точно! Точно! Вон там!

— Ой, маленький какой!

— Вернёмся, хоть одним глазком посмотрим!

— Ох, и жаль его!

— А он что — человек? Или букашка? Вот страх-то!

— А ведь кто-то, верно, и замуж за него выйдет. Что с ней станет? Да уж, и вправду — родились мы в мире страданий — делать нечего.


Но вот малыш мало-помалу успокоил сердечное волнение и решил узнать, где живёт высокородная дама, проследив её до самого её дома. Он сбросил со спины сосновые иглы и скрытно последовал за ней. Её дом оказался на северной стороне подножия горы. Малыш дошёл до самых ворот. Поскольку сам он был не выше травы, никто его не заметил. Он не мог успокоиться, но дорогу запомнил.

— Да не спорь ты, здесь он. Вот здорово!

— Он что-то сказал, а?

— Ну и смешной! Как игрушечный!


Итак, малыш вернулся на прежнее место, поискал свои сосновые иглы, но кто-то их взял. «Я такой пустячный человек, меня все презирают. Поэтому со мной такое и случается», — подосадовал он, снова собрал сосновых игл, взвалил на спину и вернулся к хозяйке. «Как горько! Но ведь и самые никчёмные люди имеют чувства. Я влюблён и несчастен. Именно так! Влюблён и несчастен».

Лишь только малыш увидел даму, он затосковал, и теперь ему оставалось только одно — исчезнуть, как роса.

Моя любовь,

Как никем не видимый камень

На дне огромного моря.

Никто о нём не знает —

Ведь он всегда под водой.

Он мог бы поделиться своей печалью с добрым человеком, да вот только с кем?

Если б встретить

Отзывчивого человека,

И рассказать О любви,

Скрытой в сердце…

Читал он тихо, но хозяйка всё равно услышала его. «Как печально! Нельзя оставить всё как есть», — решила она, позвала к себе служанку по имени Суо и велела ей расспросить Малыша. Тот стеснялся, таился, но скрыть своих чувств не мог, вот и поведал обо всём с начала до конца. Суо выслушала, нашла его положение безнадёжным и рассказала всё хозяйке.

— Как трогательно! Издревле и по сей день есть на свете любовь, она смягчает сердце мужчины, наполняет его состраданием — так устроен наш мир. Из этой жизни любовная клятва переходит в следующую, так что давай поможем этому сердцу смягчиться.

Сразу после разговора с хозяйкой Суо отправилась к Малышу: «Изложите то, что у вас на сердце, в письме. А я это письмо доставлю».

Малыш обрадовался, тут же натёр туши и развёл её водой, и, доверившись кисти, записал свои заветные мысли.

Думаю о тебе.

Следы на мху

В горах, поросших соснами.

Скрытые дымкой

Цветы сакуры.

Вечерний туман

На море.

Краска из корня травы мурасаки.

Не зная устали

Бьют о берег волны,

Не давая ему просохнуть.

Так он написал в письме и отдал его Суо.

— Надеюсь, она поймёт, о чём письмо. Моя судьба зависит от этого.

— Я непременно доставлю письмо, — сказала Суо. — А когда доставлю, и меня спросят, кто написал его, что мне отвечать?

— Если она спросит, скажи: человек этот зовётся Внештатным управителем в уезде Куромото провинции Ямасиро, — произнёс Малыш.

Суо внимательно выслушала его, а потом, как и обещала, передала письмо и сказала, как велено. Хотя это было письмо от незнакомого человека, дама прочла его. Неважно от кого оно было — от благородного человека или простого, она ко всем относилась с милосердием. Следует заметить, что дама слыла красавицей, и любовных писем ей присылали без счёта — и придворные, и даже мужчины из императорского рода. Но хотя она и получала множество писем, до сих пор ей не доводилось видеть столь превосходно написанного: изысканный стиль, прекрасный почерк, превосходное знание иероглифов, проникновенность речи… За этим письмом стояло истинное чувство.

— «В горах, поросших соснами» — это значит, он будет ждать меня всю жизнь. «Скрытые дымкой цветы сакуры. Вечерний туман на море» — это вопрос: есть ли у меня другой мужчина. «Краска из корня травы мурасаки» — значит, он глубоко любит меня. «Не зная устали, бьют о берег волны, не давая ему просохнуть» — он тоскует так, что его рукава мокры от слёз.

И вот она сложила:

В ночь, далёкую,

Как небо с облаками.

И отдала Суо.

Суо вернулась с письмом к Малышу. Тот несказанно обрадовался, вскочил с места и вперился в него. «„В ночь, далёкую, как небо с облаками“ — да это же означает, что она назначает свидание через девять дней!»[297]

Ждать девять дней было для него всё равно что тысячу лет. Ночами он бодрствовал, днём был как во сне. Но вот пришёл назначенный день. Хозяйка подарила Малышу новый наряд. Он искупался в горячей воде, оделся в кафтан-суйкан