Услышав такие слова, Тюдзё, хоть и считал, что стыдно говорить о том, что спрятано глубоко в душе, всё же решился:
— Я будто сошёл с ума. Да, мне есть что рассказать. Теперь уж скрывать нечего. С тех пор как прошлой весной я услышал рассказ Митисигэ о необыкновенно красивых дочерях Бунсё, того, что служит в доме Главного настоятеля, я начал постоянно думать о них. Я мог бы их пригласить, но боюсь людской клеветы, от этих мыслей я и заболел.
Тюдзё захлёбывался слезами.
Пришедшие сказали:
— С давних пор так бывает, когда человек влюблён. Позвольте сопровождать вас в провинцию Хитати.
Тюдзё очень обрадовался. Они решили отправиться немедленно, но сначала нужно было составить план. В столице много красивых людей, но и здесь красота Тюдзё не оставалась незамеченной, а на далёком востоке, без сомнения, нет таких, как он. Чтобы не привлекать внимания, они решили выдать себя за простых торговцев. Как положено торговцам, взять с собой всякого товару. Было решено каждому нести на спине ящик с разнообразными вещами. Господин Тюдзё перед дальней дорогой пошёл поклониться отцу с матерью. Он мучительно думал о предстоящей разлуке и был в тоске. Когда он вошёл, родители встретили его радостно, со словами: «Какое счастье!» Они-то ведь не знали, что господин Тюдзё отправляется в дальнюю дорогу. А когда узнают, конечно, станут вздыхать. Думая об этом, господин Тюдзё горевал и плакал, и оба родителя тоже приложили рукава к лицу. Но вот господин Тюдзё решительно вышел. Сняв одежду, он в тоске написал на рукаве:
Иду на Восток[504] я
И платье своё оставляю
Прощальным подарком.
Что дом навсегда покидаю,
Не плачьте, не стану монахом.
Сочинив так, он приказал принести себе такую одежду, которую раньше никогда и не надевал: соломенные низенькие сапожки и хитатарэ. Он переоделся. Его спутники оделись так же, как он. Господину Тюдзё было в то время восемнадцать, господину Сикибу — двадцать пять, оба они были молодыми людьми высокого происхождения, и этих красавцев, несмотря на то, что они переоделись, никто не принял бы за простолюдинов.
На исходе десятого дня десятой луны они покинули столицу и отправились в провинцию Хитати. Дорогой они сочиняли стихи. На душе было легко, и они могли размышлять о грустном очаровании вещей[505]. Их взгляды останавливались на всём: и на травах, и на деревьях. Друзья смотрели на гору и декламировали:
Как узнать нам судьбу?
Ведь любовь это тоже страданье.
Вот о чём прокричал
Тот олень, что скрывается в чаще,
Одинокий, покинутый всеми.
Глядя на предрассветное безоблачное небо, Тюдзё с завистью прочёл:
Завидую я
Луне, что сверкает на небе.
Безоблачна ночь.
А в душе у меня — облака,
Осенняя серая мгла.
А господин Сикибу ответил:
Лишь тёмное небо,
Луна в облаках не видна.
Когда тебя встречу?
В просвет облаков проплыла,
Блеснула на небе луна.
Беседуя так, они шли всё дальше и дальше. Когда проходили по мосту Яцухаси в провинции Микава, им вспомнилось: «…любимую мою в одеждах…»[506] Мысли переходили с одного предмета на другой. Как-то в горах они повстречали старца лет семидесяти-восьмидесяти:
— Что вы за люди? — спросил он.
— Мы торговцы из столицы, идём продавать свой товар в провинцию Хитати.
— Вы-то уж вовсе не похожи на торговца. Вы похожи на сына канцлера — господина Тюдзё второго ранга. Сдаётся мне, вы заблудились на дороге любви, поэтому и отправились в путешествие.
В конце этого года вы обязательно встретите ту, о которой мечтаете.
Я, старик, ясно это вижу.
Тюдзё был несколько испуган, но слова о том, что он должен встретиться с девушкой, о которой думает, его обрадовали, он достал косодэ[507] и преподнёс старцу со словами:
— Вот вам в благодарность за ваше пророчество.
Старик пропал, будто растворился в воздухе. После этого путники радостно зашагали, забыв о боли в ногах.
Дома, в столице, исчезновение господина Тюдзё второго ранга вызвало ужасный переполох. Нечего и говорить, что болтали всякое. Женщины без конца обсуждали случившееся. Слухи ходили самые разные. Вспомнили, что Тюдзё давно был чем-то озабочен. Что могло быть у него на уме? Осмотрели его комнату, на рукаве оставленной одежды обнаружили сочинённое Тюдзё стихотворение, это всех немного успокоило.
Наконец Тюдзё и его спутники пришли в провинцию Хитати. Первым делом посетили храм пресветлого божества Касима и, молясь, провели там целую ночь.
— Смилуйся, дай мне встретиться с дочерью Бунсё! — всю ночь напролёт молился Тюдзё.
Когда рассвело, они вышли из святилища и в первом же доме спросили дорогу. Хозяин показал: семьдесят тё земли, окружённые глинобитной стеной под черепичной крышей. В таком захолустье и такая хорошая усадьба! Из дома вышла служанка:
— Что вам нужно? — спросила она.
— Мы торговцы, пришли из столицы.
— Ах, вот как! Останьтесь пока здесь, я пойду, скажу.
Вскоре путники радостно последовали за служанкой.
«У меня есть на продажу шляпы, придворные одежды, фиолетовые штаны, жезлы, веера.
А вот женские парадные платья. Здесь, как весной в Ёсино цветы, и в Хацусэ цветы: розовые цветы сливы, белые цветы сливы, сакура, ветви ивы. Ветви ивы перепутаны на весеннем ветру, так путаются мысли влюблённого, даст ли избранница любовную клятву ему? А здесь всплеск воды, сердце волнуется, лодка плывёт к Цукуси. Знак судьбы в дуновении горного ветра, в цвете. Судьба готовит встречу, клятва свяжет влюблённых. Не желаете ли купить?
Летом приятно отдохнуть в комнате, где плещет источник с прохладной водой. Вот одежда в китайском стиле, низ — фиолетовый, верх — голубой. Здесь вытканы дикие утки, здесь вытканы утки-неразлучницы, здесь вышиты сто любовных стихотворений. А вот другой наряд, с цветами, белый верх, голубой низ. Мужчина потерял возлюбленную в пятнадцатую луну, ищет её в Митиноку, в Синобу. Ах! Жаль тех, чьи думы затерялись в облаках! Не желаете ли?
Осенью ярок цвет листьев момидзи-клёна. Вспоминается название реки — Ивасомэгава. Вот и рукава одежд окрашены под цвет опавших листьев. Вот путник заблудший, извилиста дорога влюблённых. С белых хризантем у дороги исчезла роса, да и цвет их изменился. Не желаете ли?
Зимой под снегом крепнут корни растений, не так ли крепнет и любовь между людьми? Дым над Фудзи исчезает в небе, такова и человеческая жизнь — одна лишь печаль. Ветер передаёт вести, сердце в мучениях, будет ли ответ? Всё это выткано в полотнах. Желаете или нет?
Для весны, не хотите ли, белые и красные пояса, занавески, ширмы. А вот всякая утварь: шкатулки для тушечниц и других вещиц, вазочки из Мино. Для Праздника обильного света[508] гребни, листки бумаги, что кладут в рукав, бумага глубоких тонов, вот алая, вот фиолетовая. Тушь, кисти, „тонущее благовоние“[509], мускус, вот всё для благовоний, составляйте. Прошу, покупайте!
А вот прекрасные изголовья. Изголовья с нежнейшими травами, изголовья из свежей осоки, китайские изголовья, одинокие изголовья. О, дорога любви не пряма! Парадные изголовья с благовонием из аквилярии, изголовья для первой ночи.
А вот зеркала. Вот китайское в серебряной оправе с птичьими парами, а вот с чеканкой, здесь без числа изображений птиц: чижи, камышевки, дрозды, маленькие певчие птички. Не желаете ли?»
Торговец говорил так красиво! В его словах расцветали цветы! А как он был хорош собой, этот торговец! Ведь всё, что он говорил, произносилось в надежде, что его услышит та, любовь к которой была у него в сердце. Услышит, и тоже полюбит.
В доме Бунсё служило множество людей, но они были бедняками с гор и оценить речь Тюдзё не могли. Однако среди женщин была одна столичная дама, которая обладала тонким вкусом, была сведуща в декламации стихов, каллиграфии, поэзии, была хороша собой. Её пригласили в камеристки к дочерям Бунсё. Она внимательно рассматривала торговца. «Да, всё-всё, и фигура… Вовсе не похож на простолюдина, а пришёл торговать. Какой красавец! Что-то это подозрительно. Уж не высокородный ли юноша прослышал о наших девушках, влюбился и приехал сюда».
— Никогда раньше не видела такого странного торговца. Послушайте сами.
Бунсё раскрыл дверь гостиной и прислушался. И, правда, как интересно!
— Эй, господа! Здорово же вы расхваливаете свой товар! Давайте-ка ещё раз!
Торговцы обменялись взглядами, решив, что это-то и есть, наверное, тот самый Бунсё. Тюдзё повторил свои слова ещё раз, а поскольку слушатели остались очень довольны, то повторил ещё и ещё. Бунсё захотелось, чтобы эти люди обязательно погостили у него.
— Эй, господа, где вы остановились?
— Пока нигде, мы только что прибыли.
Бунсё обрадовался такому ответу и тут же пригласил торговцев в дом. Им подали тёплую воду для ног. Тоуманосукэ вымыл господину ноги, а Хёэносукэ вытер их полотенцем из шёлковой ткани, в которой были переплетены нити глянцевого шёлка и шёлка-сырца. Хотя господин Тюдзё похудел в дороге, всё же он выглядел необыкновенным красавцем. В доме Бунсё посмеивались: «Хорош гусь, носит ящик с товаром, будто торговец, а в хозяйском бассейне один человек вымыл ему ноги, а другой вытер красивым шёлковым полотенцем!»
Бунсё сказал:
— Не осрамитесь перед столичными купцами. Приготовьте еду как следует.