отправился в столицу, надеясь получить владение для своей семьи. Он подал прошение, но дело не двигалось. Шли годы и месяцы, и всё было напрасно. Он решил, что больше так продолжаться не может, и отправился в храм Киёмидзу, чтобы затвориться там, на семнадцать дней. Саики рассчитывал, что, возможно, ему всё будет объявлено в вещем сне. С собой он взял мальчика по имени Такэмацу. Хотя Саики горячо молился, но вещего сна так и не увидел. Он обернулся и вдруг заметил красавицу лет двадцати. И черты её лица, и фигура были необыкновенно хороши: длинные, блестящие, как перья зимородка, волосы были заколоты шпилькой, её иссиня-чёрные брови напоминали молодой месяц, а красные губы были как цветок пиона. Она обладала всеми тридцатью двумя отличительными признаками будды, была так хороша, что луна ей завидовала и цветы испытывали зависть. Она перебирала чётки из кристаллов и, казалось, была погружена в молитвы. Саики подумал: «Раз уж мы живём в одном и том же мире людей, хорошо бы провести с ней хоть одну ночь!» Он томился. Решив заговорить с женщиной, Саики приблизился и спросил:
— Вы тоже затворились в этом храме?
Женщина, казалось, не слышала. Саики подумал, что, может быть, где-то неподалёку был её муж. Сердце Саики не успокоилось.
И вот медленно начало светать. Саики было грустно, он подошёл к помосту, поближе к женщине, и прочёл:
Расстаться с тобою,
Тебя потерять, не узнав,
Лишь в этом несчастье.
Зачем на заре будут петь
Мне птицы, когда одинок я?
Я в пути одинок,
И твой образ лишь в мыслях моих,
Лишь мечта о тебе
Одинокого путника гложет.
Уж намокли мои рукава.
Женщина тревожно слушала его, ведь считается, кто не ответит на стихотворение, родится безъязыким. Она отвернулась и прочла:
Мне чувства понятны:
Когда я одна и в пути
В гостинице сплю
И дорожное платье ношу
Я чувствую горечь, поверь.
Прочтя это, она ушла. Саики чувствовал неизбывную грусть расставания. Он позвал Такэмацу:
— Пойди за этой женщиной, посмотри, где она живёт, и тут же возвращайся.
Мальчик тайком последовал за женщиной. На Четвёртой улице Такакура она свернула к красивому дому, мальчик шёл следом. Женщина поднялась на широкую галерею и вошла в боковую двустворчатую дверь, тут она оглянулась и заметила, что за ней следит мальчик. Она улыбнулась про себя и, когда тот подошёл, произнесла:
— Передай своему хозяину: «Скрытый в траве воробей», — она больше ничего не добавила и ушла внутрь.
Мальчик тут же вернулся и рассказал, как всё было. Саики слушал с беспокойством, но подумал и обрадовался, ведь это была строка из стихотворения:
Когда я замечу
Мелькнувшую в зарослях тень,
Не встану с постели:
Ведь ты пробираешься тайно,
Как скрытый в траве воробей.
Поняв смысл стихотворения, Саики переоделся и вышел, поспешив к тому дому. Женщина ждала его, гадала, сегодня ли вечером он придёт или нет. Саики запросто вошёл в дом, без обычных разговоров, они тут же пообещали друг другу, что вместе состарятся и будут похоронены в одной могиле, и познали близость.
Оказалось, что женщина пользовалась влиянием, в том числе и при дворе, так что дело Саики вскоре решилось.
Саики всё собирался сказать женщине, что должен возвратиться в Будзэн, но она так печалилась даже во время кратких расставаний, что он никак не решался уехать. Но однажды он всё же решился:
— Мне бы хотелось остаться с тобой, но нельзя же, чтобы Такэмацу возвратился один. Скоро я приеду тебя повидать, а до тех пор считай, что мы с тобой — одно целое.
Женщина сказала:
— Пусть наши сердца сольются воедино, помни меня, не забывай даже в дороге. Вот, смотри на мой прощальный подарок, я стану ждать тебя, — она отрезала прядь волос и отдала ему.
Женщина думала, что она и Саики — одно целое, она могла говорить лишь о грусти расставания.
И вот Саики вернулся на Цукуси[568]. Не было конца радости по поводу получения владения. День за днём, ночь за ночью продолжались песни, танцы, весёлые пирушки. Так прошло много дней. Минуло три года, а Саики всё не ехал в столицу на свидание. Женщина в столице ждала, когда же придёт весточка, но тщетно. Она вздрагивала от каждого дуновения ветерка. Не известие ли это? В неизбывной тоске она пошла в храм Киёмидзу и произнесла молитву. Как-то она узнала, что один монах собирается отправиться в Камакуру[569]. Она попросила:
— Я напишу письмо, пожалуйста, передайте его.
Монах согласился. Женщина обрадовалась, написала письмо и отдала монаху. Монах сказал:
— Я, конечно, передам. Но ведь я совершаю паломничество, не ручаюсь, что успею дождаться ответа.
— Пусть письмо просто получат, уже это доставит мне радость, — женщина горько заплакала.
Монаху тоже стало грустно, он с сочувствием думал, что же могло быть в этом письме.
Монах шёл быстро и вскоре разыскал дом Саики в Будзэн.
— Вот письмо, известие из столицы, мне поручили его передать.
Саики в это время был на соколиной охоте и должен был вернуться не раньше чем через два-три дня. Оставив письмо, монах тут же ушёл. Жена Саики взяла письмо и прочла. Там было написано:
«Мне представился счастливый случай послать весточку, я очень этому рада. Когда ты уехал, во всех концах света поля мисканта были скованы морозом. Ни дуновения ветра надежды! Настаёт осень, и с листьев сходит роса. Как ни сожалей о тростнике, что поделаешь, это всего лишь увядшая трава. Так и я, стала тебе женой, а теперь не имею возможности любить тебя, и сердце моё высохло. Но в мыслях я с тобой. Вот провожаю заходящий месяц, но нет тебя со мной, любимый. Полночи провожу без сна и всё возвращаюсь мысленно в нашу спальню. А на другой день во сне опять вижу тебя, любовь моя. Только бы увидеть тебя! Вот о чём я мечтаю. У меня появилась привычка проводить полночи без сна, но и когда засыпаю, сплю очень чутко. Одинокий сон на ложе для двоих, это как линия гусей в небесах, чувствую себя неспарившейся уткой-неразлучницей. Услышу голос журавля, зябнущего от холода, жду встречи, и ночного сна уже нет. В сердце моем лишь думы о тебе. Если бы люди, которые тебя видят, могли бы рассказать о тебе! Я живу как во сне. Вот бы птицей подняться высоко в небо и там услышать твою клятву. Я как маленькая лодка, не знающая пути, — в одиночестве томлюсь любовью. Как вечерний звон в сельской часовне, иссякло моё сердце».
Дальше было написано:
«Стыдно, если чужие глаза увидят моё письмо, сразу сожги его».
А в конце было стихотворение:
Когда ты узнаешь,
Что прядь та волос, что дала
Тебе при прощанье,
Уж больше тебе не нужна,
Отдай её в храм Хатимана.
Когда Саики вернулся, жена увидела у него эту срезанную прядь волос, поднесённую как подарок на память. Ей захотелось помочь этой достойной, замечательной женщине. Но как напомнить о ней такому бессердечному мужчине! Жена решила обмануть Саики. Когда Саики вернулся с соколиной охоты, жена сказала:
— Хочу попросить тебя о младшей сестре. Её муж — бездушный человек, и мне её жаль. Когда выдастся свободное время, выполни то, что я прошу: я напишу письмо, а ты отправь кого-нибудь за ней в столицу.
— Хорошо, — согласился Саики.
— Неплохо было бы послать письмо прямо сейчас.
Вскоре человек, которому приказали ехать в столицу, пришёл за письмом, но тут жена сделала вид, что заболела.
— Я не могу написать письмо. Сделай милость, напиши сам.
Саики написал следующее:
«Жаль, что так долго не было от тебя известий, но вот пришло письмо, и это большая радость. Получив это приглашение, тут же приезжай. Обязательно дай о себе знать, обязательно приезжай».
И вот посланник прибыл в столицу. Он остановился перед тем красивым домом. Женщина в столице радостно приняла известие. Она вскоре выехала и быстро прибыла в Будзэн. Когда она приехала, её тут же проводили в новый дом. Эта женщина была так красива, что превзошла бы и госпожу Ли, и Ян-гуйфэй, и Ткачиху, и Оно-но Комати, о красоте которых ходит молва. Она так хороша, что, увидев её, останавливаешься как вкопанный и никогда уже не забудешь. Жена Саики размышляла: «Она такая красивая женщина, а он ни разу о ней не вспомнил. Что же говорить обо мне, если долгие годы и месяцы он даже не подумал поехать в столицу. Полагаться на столь бессердечного мужчину просто стыдно!» Она решила, что примет постриг, станет монахиней. У этой простодушной и решительной женщины было доброе сердце. Она сказала мужу:
— Тебе нужно поскорее встретить гостью, ведь она приехала из столицы по твоему приглашению.
Саики ушёл в новый дом. Жена обрезала волосы, оставила их вместе с письмом и ушла из дома. Женщина из столицы узнала об этом: «Какая добрая! Все, и знатные, и простые люди, должны завидовать её решимости. Как можно такую добрую женщину оставить одну!» Пару раз она встретилась с Саики, но вскоре её любовь к нему рассеялась, и она всей душой считала, что будь её чувства так же глубоки, как у жены Саики, они ушли бы вместе. И вот она тоже остригла волосы и затворилась в той же хижине. Так они и жили.
Саики, оставленный обеими женщинами, решил, что и ему так жить не стоит, постригся в монахи, отправился на запад, поднялся на гору Коя[570]. Всё это было делом Каннон из Киёмидзу. Она даровала спасение этим троим людям, каждый из них после смерти осуществил своё заветное желание, они стали Амида, Каннон и Сэйси — стали тремя драгоценностями. Поистине, это достойно восхищения, это великое благодеяние.