То, что демон называл вином, была нацеженная кровь, налитая в бутылочку для сакэ. Кровь вылили в чарку и поставили перед Додзи. Додзи поднял чарку и протянул Райко. Райко принял, поднял чарку и чуть-чуть отхлебнул. Сютэн Додзи наблюдал за ним.
— Передайте чарку следующему, — сказал он.
— Прошу, — сказал Райко и протянул чарку Цуне.
Цуна тоже взял чарку и немного отхлебнул.
Додзи спросил:
— Хотите закуски? Прошу вас.
Кажется, это были только что отрезанные рука и бедро. Их положили на доску и поставили перед Додзи.
Додзи посмотрел:
— Приготовьте и подайте.
— Будет сделано.
Ёримицу посмотрел на то, что лежало на доске.
— Позвольте мне самому приготовить, — сказал он.
Он лёгким движением достал из-за пояса кинжал, отрезал суна четыре-пять мяса и, причмокивая, съел. Цуна последовал его примеру.
— Искренне благодарю, я тоже всё сделаю сам, — сказал он, тоже отрезал суна четыре-пять мяса и аппетитно съел.
Додзи наблюдал за всем происходящим:
— Гости-монахи, обжившиеся в горах, право, очень странно, что вы пьёте это диковинное вино и едите эту диковинную закуску.
Ёримицу ответил:
— Вы говорите, что это странно, но в нашем учении о странствиях есть учение о смирении. Если даже к чему-то не лежит сердце, мы никогда не скажем, что что-то нам не нравится. Вот это вино и закуска, это как плыть в пустоте, убивать или быть убитым, ведь жизнь — всего лишь сон. Как наше тело — тело будды, так в еде нет двух вкусов. Всё есть пустота. Мы будем спасены.
Он поклонился, демон решил, что такой человек не причинит ему зла. Додзи с радостью поклонился в ответ.
— Что ж, жаль, что вам досталось вино и закуска, к которым не лежит душа. Уберите, остальное не нужно гостям-монахам, — казалось, он успокоился.
В это время Райко сел в гостиной и достал то вино, о котором уже была речь.
— Вот вино, которое мы взяли из столицы. Почтительно прошу Додзи выпить чарку. Для пробы, — сказал он.
Ёримицу тут же осушил одну чарку и налил Сютэн Додзи. Додзи взял чарку и тоже осушил её.
Поистине, можно лишь благодарить божественный случай, это необыкновенное вино, его вкус подобен «Сладчайшей росе», такое невозможно ни представить, ни описать словами.
Очень обрадовавшись, Додзи приказал:
— Пусть мои самые любимые женщины выйдут и выпьют с нами.
Вышли дочь Кунитаки и дочь Ханадзоно и сели в гостиной.
Райко посмотрел:
— Они похожи на придворных дам из столицы, — сказал он и встал, чтобы налить им вина.
Додзи очень радовался и, опьянев, говорил:
— Послушайте, я вам расскажу старую историю. Я сам из Этиго, был послушником в храме, я завидовал монахам, поэтому многих убил и той же ночью ушёл на гору Хиэй и решил, что буду жить там. Но наставник по имени Дэнгё[630] обратился к буддам со словами: «Защитите мои строения!» И мне пришлось оттуда уйти. Я отправился на гору, куда не достигала сила Дэнгё, и поселился на той вершине, но болван по имени Кобо Дайси заклинаниями изгнал меня оттуда, и мне пришлось отправиться в такие места, куда не доходит его сила. Ныне таких наставников уже нет! Он погрузился в медитацию на горе Коя, а я теперь вернулся сюда без всяких помех и из столицы пригласил придворных дам, какие мне нравились. Как я и думал, они все поступили ко мне на службу. Взгляните на мои владения! В ряд стоят лазоревые дворцы, усыпанные драгоценностями. Десятки тысяч деревьев, тысячи трав. Думаешь — весна, а на самом деле — лето, думаешь — осень, а на самом деле — зима. У меня во дворце есть железная комната, к ней ведёт железный мост. Когда наступает ночь, женщины собираются там, гладят мне руки-ноги, укладывают, а стражи превосходят самих Небесных царей. Но вот что у меня на сердце: есть в столице известный Райко, негодяй из негодяев. Равного ему по силе нет во всей Японии. Да с Райко ещё Садамицу, Суэтака, Кинтоки, Цуна, Хосё — каждый из этих воинов владеет и светским и военным искусством. У меня на душе как раз думы об этих шестерых. Вот короткая история: однажды прошлой осенью я послал по делам в столицу своего слугу, демона по имени Ибараки Додзи, он там столкнулся с этим Цуной на мосту Нанадзё Хорикава. Ибараки быстро, как он умеет, превратился в женщину. Цуна подошёл, крепко схватил его за узел волос на макушке, когда Цуна заметил, что тот хочет вывернуться, стремительно выхватил меч в три сяку пять сунов и одним движением отсёк Ибараки руку. Лишь после долгих превращений Ибараки удалось вернуть руку[631]. Теперь с ним всё в порядке. Обременительно всё это, поэтому я не бываю в столице.
Сютэн Додзи уставился на Ёримицу не отрывая взгляда.
— Смотрю я на вас, странные вы люди. Может, ты — Райко? А следующий — Цуна, тот, что отсёк руку Ибараки. А остальные Садамицу, Суэтакэ, Кинтоку и… Как его там? Хосё! Глаза не обманывают меня. Вставайте, ненавистные! Вы ведь встретили демонов! Какая неосторожность! Сдавайтесь!
У него изменился цвет кожи.
Поднялся шум. Райко понял, что теперь всё кончено. Дело приняло серьёзный оборот. Но Райко ведь знал и путь воина, и путь мудрости. Он сделал вид, что совершенно спокоен, и рассмеялся.
— Это же смешно! Чтобы первый в Японии воин был похож на странствующего монаха! Впервые слышу имена Райко и Суэтакэ, никогда не приходилось их видеть, но из ваших слов я понял, что речь идёт о людях, способных на предательство. Это грешное и постыдное дело, и нам бы не хотелось походить на подобных молодцов. Мы совершаем паломничества для того, чтобы помогать живым существам, горы стали нашим домом, свои тела мы отдаём голодным зверям. Чтобы помочь живым и неживым, в древности будда Шакьямуни звался Сюфу и совершал паломничества по разным землям. Однажды, когда он шёл по горной тропе, он заметил, что кто-то находится на дне глубокой долины. Декламируя гимн о непостоянстве всех деяний, Сюфу спустился посмотреть. В долине был бог-демон, девятиногий и восьмиликий. Да, голов у него было восемь, а ног девять. Страшный демон. Сюфу приблизился к нему и спросил: «Можешь ли ты прямо сейчас продекламировать вторую половину гимна?» Бог-демон ответил: «И хотел бы тебя порадовать, да у меня нет сил, я голоден. Вот если поем человеческого мяса, то продекламирую». Сюфу тогда сказал: «Это-то как раз очень просто. Если продекламируешь остальное, я сам буду тебе пищей». Когда он так сказал, бог-демон обрадовался и произнёс слова гимна[632]. Сюфу возрадовался этому и благодарно поклонился, он был готов отправиться в рот богу-демону, но ведь они оба были бодхисаттвами, бог-демон на самом деле был буддой Бирусяна[633], Сюфу — будда Шакья. Когда-то случилось такое: будда положил на весы своё тело, чтобы спасти голубя[634], чтобы помочь всем живым существам. Мы, странствующие монахи, с которыми вы повстречались, поступаем так же, готовы тут же отдать жизнь за единое слово заклинания. Всё роса и пыль — не о чем жалеть.
Райко говорил очень убедительно. Додзи, обманутый этим, успокоился.
— Спасибо тебе за твои слова. Конечно, я и не думал, что эти типы смогут сюда добраться… Я просто подумал, чудно как-то, столько пили, а не опьянели, какое-то странное вино вы принесли. Ведь не наша вина, что у нас вино красное. Мы же демоны, вы знаете. Я когда вас увидел, испугался, а теперь присмотрелся — хорошие вы ребята, странствующие монахи, — так он сказал.
Теперь решили петь, раздалась музыка, снова и снова наливали вино, стали открывать друг другу душу. А ведь вино было для демонов ядом, и он уже проник в пять основных органов и шесть внутренних органов[635]. Демоны стали пьянеть.
— Раз уж вам довелось повстречаться с демонами, перед тем как выпить этого удивительного вина, потешьте, гости-монахи, станцуйте, — попросил Додзи.
— Это можно, — Ёримицу встал. — Сначала, пожалуйте, чарку.
Он встал рядом с демоном, и они выпили ещё вина. Вино проникло в пять основных и шесть внутренних органов, всё смешалось. Исикума Додзи вдруг пустился в пляс.
Когда незнакомцы
Сюда к нам в приют забредут,
Столичные гости,
Подать не забудем на стол
Закуску и наше вино.
Так вот!
Продекламировал он и протанцевал две-три фигуры. Смысл этой песни был в том, что хорошо бы странствующих монахов превратить в вино и закуску. Исикума Додзи остановился, чтобы угостить Райко. Цуна увидел, что Додзи взял чарку, вскочил и тоже пустился в пляс.
Уходят мгновенья,
Вот демонов Скальный приют
Весною в цветах.
Но ветер порывист весною,
И может сорвать он цветы.
Так вот!
Спел он и тоже станцевал две фигуры.
Смысл этого стихотворения такой: пусть демоны как опавшие цветы будут сметены бурей. Демоны совершенно не поняли, о чём стихотворение, им казалось, что всё идёт замечательно, и они пили снова и снова.
Додзи сказал:
— Мы, встреченные вами демоны, считаем, что вас, гостей-монахов, следует хорошо развлечь. Оставляю прислуживать вам этих двух девушек. Развлекитесь немного. А завтра поговорим!
Додзи ушёл к себе. Остальные демоны, увидев, что Додзи ушёл, улеглись, где попало и заснули.
Райко приблизился к девушкам:
— Кто вы? Вы из столицы? Кто ваши родители?
— Я дочь советника Икэда-но Кунитаки. Если бы теперь здесь оказались мои любимые отец с матерью, нянюшки и кормилицы! Если бы увидели меня! Как жалок мой вид! Как бы они расстроились! — сказала девушка и горько расплакалась.
Спросили другую.
— Я дочь младшей сестры Ёсида-но сайсё. Прискорбно так кончить жизнь, — грустно сказала она.