Месть Акимити — страница 65 из 65


ВЫХОД В МОРЕ


Выход в море [651]


Там, где сейчас располагается город Камакура, раньше было большое болото, сделаешь шаг, и всё на три тё вокруг качается. Главный управляющий этих земель, Вада Хатакэяма, приказал однажды вырубить камни, мотыгами сровнять высокое место и засыпать большое болото. Пространство разделено на три части: восемь миров вверху, восемь миров в середине и восемь миров внизу. Восемь верхних миров — горы, восемь срединных миров — селения людей, восемь нижних миров — моря. В самом высоком из восьми верхних миров поклоняются хранителю рода Гэндзи, святому бодхисаттве Хатиману. Восемь средних миров, селений людей, это семь долин Камакуры.

Они все разные, эти долины.

Всю землю ароматом напоив

Цветёт весной долина слив

За нею, взоры наши веселя,

Соседняя земля.

Так летом освежает зелени покров

В долине вееров.

Нам осень дарит чудные картины

Долины коммелины.

Когда идёшь, видна издалека

Долина тростника.

Вся белая зимою нам дана

Подснежная страна.

И не волнуют краткой жизни страхи

В долине черепахи.

Если посмотреть вдаль, в открытое море, там корабли поднимают паруса — это мыс Инамура. Мыс Иисима тянется к острову Эноснма. Этот остров называют ещё Дворцом Хорай, но и это название он превосходит, потому так и назван. У всех, кто совершает паломничество на этот остров, желания всегда сбываются. Там постоянно звучат удары барабанов, взлетают над головой танцовщиц рукава одежд под похожие на шелест ветра голоса колокольчиков, успокаивают провидение священные звуки кагура.[652]

То было радостное время: Ёритомо, прибыв в столицу, сделал подношения Большому Будде.[653] Он получил чин удайсё — правого генерала. Десять человек получили чины в Ведомстве дворцовой охраны, десять — в Ведомстве привратной охраны, двадцать были взяты на государственную службу. Всем верным людям было оказано доверие. Среди пожалованных чином в Ведомстве привратной охраны был Кадзивара Кагэтоки, он уступил чин своему старшему сыну по имени Гэнда. Будучи удостоенным чина, Гэнда немедленно вернулся в провинцию и, чтобы объявить о милости, созвал всех крупных и мелких владетелей.

Для начала, как первую забаву, он замыслил соорудить гору Хорай. Внутрь горы влили вино «Сладчайшая роса», называющееся ещё эликсиром бессмертия, к серебряному шесту прикрепили золотое ведро и стали черпать вино журавлём. В этом напитке заключена добродетельная сила. Даже дальние сблизились, а близкие стали ещё теснее. Бродящие по свету, не имеющие поддержки странники, и те, осмелев, вкусили добродетельной силы вина. На горе Хорай госпожа Ли добавляла в это вино мандарины, говению сладкую, каштаны и торрею, вкус его был подобен сладкому вкусу молока. «Вот уж истинно, напиток бессмертия», — говорили все, всё больше пьянея.

На второй день в качестве забавы было доставлено множество закусок к вину, были подобраны «тонущее благовоние», животный мускус, доспехи, набрюшники, длинные и короткие мечи, множество прославленных скакунов — и были преподнесены каждому по его вкусу.

В качестве забавы третьего дня было предложено совершить паломничество на остров Эносима, выйти в море. Милостиво изволили присоединиться супруга Ёритомо и супруги других господ, поплыли все вместе.

Корабль украсили, поставив высокие подмостки, перекинули помост из красного сандалового дерева и китайской айвы, отполировали перила и луковки на колонках, подмостки застлали узорчатой тканью, а когда ещё опустили парчовый с цветными бумажными шнурами занавес, то стали сомневаться: не рай ли это — Чистая земля — появился на поверхности воды и покачивается в бухте на ветру. Было известно, что должен исполняться поздравительный танец, поэтому нужны были музыканты. Господин Титибу Рокуро играл на флейте, Наганума Горо играл на тобёси[654] Кадзивара Гэнда — на большом барабане. За бамбуковой шторой на трёх бива, двух кото и на семиструнном кото изволили играть дамы. На одной из бива играла супруга господина Ходзё, супруга Кадзуса Сукэ играла на японском кото. Каждый музыкант чрезвычайно искусно владел своим инструментом. Среди танцующих на подмостках мальчиков-тиго был второй сын господина Титибу по имени Фудзииси, ему было тринадцать лет, и он был известен своим воспитанием. Слева вышли Такасака и Цурувака, всего участвовало восемнадцать мальчиков-послушников. Они разделились по девять человек и исполняли левые и правые танцы.[655] Все они были искусными танцорами. Они исполнили один танец из «Царя драконов», крадущиеся шаги из «Гэндзюраку», из «Бато» — танец под звук барабана, из «Ринта иха» — танец с вытянутой рукой, из «Которисё» — танец крыльев. Никто не пропустил ни одной мелодии. Танцы длились три дня и три ночи. Били в барабаны, играли на флейтах, танцевали, это было воистину представление, достойное бодхисаттв. Небожители спустились с небес, морские драконы поднялись из глубин и кружили вокруг корабля. Все, кто видел это и слышал, были в восхищении.

Вы, читатели, при получении ранга устройте то же в своих провинциях.


ТАВАРА ТОДА

Тавара Тода [656]


Часть первая

Во времена императора Судзаку[657] жил да был прославленный отважный воин по имени Тавара Тода Хидэсато. История его рода ведёт начало от великого министра Каматари,[658] а сам Хидэсато приходился старшим сыном Мурао Асону, Мурао Асон имел старший пятый ранг и был потомком в пятом поколении его светлости Левого министра Кавабэ-но Уоны.[659] Мурао Асон жил в поместье Тавара. Поэтому, когда Хидэсато исполнилось четырнадцать лет и ему надели первый взрослый головной убор, ему дали имя Тавара Тода. Ещё в младые лета он был призван ко двору и потом долго-предолго состоял на государевой службе.

Однажды Хидэсато приехал к отцу. Мурао Асон встретил его ещё радостнее, чем обычно. Угощая Хидэсато вином, он сказал: «Смешно, что родители всегда готовы расхваливать своего ребёнка. И всё же скажу, что ты лучше всех детей на свете: твои манеры превосходны, меч у тебя висит там, где надо. Ты выглядишь героем и должен унаследовать славу своих предков. Начиная от министра Каматари, в нашем роду из поколения в поколение передаётся чудесный меч. Я уже стар, и мне он не по силам. Так что пришло время передать его тебе. Возьми этот меч и иди к великой славе».

Мурао Асон вытащил украшенный позолотой меч длиною более трёх сяку. Когда отец положил перед ним меч, Хидэсато чрезвычайно обрадовался, трижды поклонился и с почтением покинул дом отца.

И вот после того, как Хидэсато получил этот меч, его сердце ещё больше исполнилось отваги и ему многое открылось. И из тех, кто носил меч, и из тех, кто владел луком, никто с ним не мог сравняться. Он так ревностно исполнял свой верноподданнический и сыновний долг, что в качестве награды ему были дарованы земли в Симоцукэ,[660] так что его решение уехать из столицы имело радостные основания.[661]

А тем временем заговорили, что на мосту Сэта в провинции Оми[662] разлеглась огромная змея. И знатные господа, и простой люд не могли перейти через мост. Хидэсато не поверил слухам и решил пройти по мосту, но там и вправду лежала огромная змея, достигавшая в длину двадцати дзё. Её глаза сверкали, как солнце на небе. Двенадцать острых рогов были похожи на ветви засохшего зимнего леса. Между кривыми железными зубами высовывался алый язык, так и чудилось, что змея сейчас дохнёт огнём. Если бы такое увидел обыкновенный человек, он от страха так бы замертво и свалился на землю, но Хидэсато был человеком большой твёрдости, он нисколько не сробел, быстро прошагал по спине этой огромной змеи и перешёл на другую сторону реки. Однако и огромная змея признаков особого удивления не выказала. Даже не поглядев вслед Хидэсато, она уползла прочь.

Хидэсато отправился дальше по дороге Токайдо. Когда солнце уже скрылось за горами на западе, он остановился на ночлег в гостинице. Спустилась глубокая ночь, но сон не шёл к нему, он вертелся в постели, и тут услышал, как хозяин гостиницы сказал: «И кто бы это мог быть? Какая-то странная женщина стоит у ворот, говорит, что ей нужно к вам».

Хидэсато удивился. «Странно! Но кто бы она ни была, раз она говорит, что хочет увидеть меня… Ничего не понимаю. И всё же, наверное, у неё есть какое-то дело, если она сюда явилась. Раз уж ей что-то от меня нужно, пусть войдёт».

Хозяин передал это женщине. Она сказала: «Я не доставлю ему большого беспокойства. Я пришла из столицы, у меня есть небольшая просьба. Прошу прощения, но мне хотелось бы, чтобы он сам вышел к воротам».

Хидэсато не стал отказываться и сделал, как она его попросила. Он вышел за ворота и увидел там женщину лет двадцати. Лицом она была красавица, и всё в ней было прекрасно. Волосы восхитительные. Она не походила на людей этого мира. Это было очень и очень странно. Хидэсато задумался.

— Тот, кто забыл рассказать свою историю днём, приходит поздней ночью. Странно как-то… — пробормотал он.

Женщина приблизилась к нему и тихо сказала: «Ты, конечно, меня не узнаёшь. Я не обыкновенный человек. Я — змея, но я превратилась в женщину. Ты видел меня сегодня на китайском мосту Сэта».

Хидэсато подумал, что это похоже на правду.

— И зачем же ты превратилась в женщину и пришла сюда?

Женщина ответила: «Наберись терпения и выслушай меня. Я живу в озере Оми. Давным-давно появилась Небесная дорога, земля затвердела, на свет появилась страна Акицу,[663] с тех пор я и обитала в водах этого самого озера. Даже когда разрослись тутовые сады, мы, змеи, людям не показывались. Но когда пришло сорок четвёртое правление земных государей, во времена государыни Гэнсё,[664] японские божества снова сошли на землю[665] на пик Миками,[666] что расположен рядом с нашим озером. Тогда и пришла в эти горы сколопендра,[667] которая уже долгие годы поедает зверей в горах и долинах, а рыбу — в реках. Она сожрала одного за другим всех моих сородичей. И это кроме положенных змеям „трёх страданий“![668] О, у меня от скорби не просыхают слёзы! Во что бы то ни стало уничтожить сколопендру и вернуться к прежним спокойным временам — вот чего я хочу. Но даже обманом нам, змеям, невозможно справиться с этим врагом. Вот если бы среди людского рода нашёлся богатырь, я бы обратилась к нему с просьбой — вот почему я легла на мосту Сэта: хотела присмотреться к тем, кто проходил по мосту. Но никто даже не приблизился ко мне. И только ты сегодня повёл себя как поистине отважный человек. Ты выглядишь так, будто способен победить любого врага. Вот я и пришла просить тебя. Будет ли в моей стране спокойно или она пребудет в опасности, зависит от твоего слова».

Хидэсато слушал её речи и думал: «Да уж, плохи у них, видно, дела. Когда просит необыкновенное существо, отказывать стыдно.

К тому же, если я проявлю доброту к божеству, которое обращается ко мне с просьбой, ко мне устремятся люди из всех шестидесяти земель Японии. Ведь страна Дракона и Япония — это две части Алмазного мира и Утробного мира, и великая богиня Аматэрасу является воплощением будды Дайнити. Когда божества являются в облике бога-дракона, тут уж возражать не приходится». Он решился. «Не теряя времени, сегодня же ночью, я покончу с вашим врагом», — пообещал Хидэсато.

Женщина несказанно обрадовалась и тут же пропала, будто растаяла.

И вот Хидэсато, чтобы не опоздать к означенному часу, препоясался мечом, передаваемым в его роду из поколения в поколение, взял под мышку лук, покрытый чёрным лаком и оплетённый поверх тростником,[669] — такой тугой, что только пятерым натянуть его пеньковую покрытую лаком тетиву, потом взял лук, обмотанный кручёной лаковой нитью.[670] Ещё он взял с собой три стрелы из трёхлетнего бамбука длиной в пятнадцать ладоней и в три пальца толщиной, увенчанных наконечником длиной в половину стрелы. После этого он заспешил в сторону Сэта. На берегу озера он огляделся. Он увидел, как над горой Миками засверкали молнии. Не иначе сейчас появится чудище! Хидэсато стал пристально вглядываться. Через какое-то время обрушился ливень и поднялся страшный ветер. На вершине Хира зажглись две или три тысячи факелов, а гора Миками затряслась и будто даже задвигалась. Движения горы отдавались таким громом в долине, как не гремят и сто раз по десять тысяч громов. Это было так страшно, что не описать словами.

Но Хидэсато был известным храбрецом, поэтому он нисколько не испугался и решил так: «Вот он — враг страны Драконов!» Он вложил первую из трёх своих стрел и стал ждать, когда приблизится оборотень. Когда тот оказался на расстоянии выстрела, Хидэсато до упора натянул тетиву и выстрелил чудищу точно в середину лба над переносицей. Тут послышался такой звук, будто стрела угодила в лист железа — стрела отскочила. Хидэсато забеспокоился. У него осталось всего две стрелы. Он вложил в лук вторую стрелу, прицелился, как и прошлый раз, изо всех сил натянул тетиву и выстрелил. И эта стрела тоже отскочила, не вонзившись в тело сколопендры. Из трёх стрел, которые он взял с собой, двух уже не было. Теперь у него осталась всего одна стрела. А что он будет делать, если лишится и её? Хидэсато поплевал на наконечник последней стрелы, вложил её в лук, произнёс молитву Хатиману и, снова прицелившись в лоб чудищу, до отказа натянул тетиву и — у-у-у-и-и-и — выстрелил. На этот раз вышло вот что: мало того, что он попал в цель, но в мгновение ока исчезли тысячи огней, а раскаты мириадов громов разом смолкли.

Хидэсато понял, что покончил с чудищем. Он велел слугам взять факелы и внимательно осмотрел его. Это, несомненно, была сколопендра. То, что казалось ему раскатами грома, оказалось звуком страшного сотрясения земли. То, что он принял за факелы, оказалось лапами. Голова сколопендры походила на голову чёрта с головой быка[671] и была такой огромной, что её и сравнить не с чем. Последняя стрела вонзилась точно в середину лба над переносицей и прошила чудовище до самой глотки. Хидэсато попал куда надо, и огромное чудище погибло от одной стрелы — вот с такой силой она была пущена.

Первые две стрелы отскочили, будто попали в железо, а последняя стрела пронзила чудовище потому, что её наконечник был смазан слюной. Следует сказать, что слюна является для сколопендр ядом. Хидэсато подумал, что чудище было такой сильной тварью, что, не ровён час, опять нападёт. Поэтому он разрубил сколопендру на маленькие кусочки и бросил их в озеро. После этого Хидэсато вернулся в гостиницу.

Вечером снова пришла вчерашняя женщина. На этот раз она вошла прямо в дом и объявила: «Я пришла к господину Тавара Тода».

Хидэсато тут же вышел к ней. Женщина радостно сказала: «Благодаря твоей храбрости, наш враг усмирён. Теперь настал век спокойствия. Ещё и ещё раз скажу, что ты совершил чудо. Я так рада, что и не знаю, чем можно отплатить за твоё благодеяние. Вот, возьми хотя бы те недостойные подарки, которые я принесла».

Хидэсато посмотрел на вещи, разложенные перед ним: два рулона шёлка, соломенный мешок почти в рост человека и котёл из красной меди.

— Благодарю сердечно. Я заслужил эту славу только благодаря помощи невидимых сил. Ваша благодарность — это огромная честь для моего дома. Больше того, получить в подарок такие драгоценности — это радость из радостей. — Хидэсато благодарил женщину, низко склонив голову.

— Уже вечер, мне пора возвращаться домой. Ещё раз хочу тебе сказать, что моя радость ни с чем не сравнится. За твоё благодеяние мы сделаем добро многим людям.

Сказав так, женщина ушла неизвестно куда.

Когда Хидэсато брал полученный от женщины шёлк, чтобы пошить платье, материал кроили, кроили, а он всё не кончался. Хидэсато открывал соломенный мешок, черпал оттуда рис, а он оставался полным. Именно из-за этого его и прозвали Тавара — Соломенный мешок.[672] А в котле всегда была еда, какой только ни пожелаешь. Вот такие чудеса.

Хидэсато надеялся, что, может, ему и другое чудо увидеть доведётся. Так оно и оказалось. Когда спустилась светлая лунная ночь, его посетила некая женщина. Хидэсато быстро поднялся и вышел встретить её к воротам. Он посмотрел на неё — она оказалась очень красива, но не та, что в прошлый раз. Эта женщина не уступила бы даже тем красавицам, о которых сложены легенды: в Индии это Ясюдара,[673] в Китае — Си Ши[674] и госпожа Ли. Неужели же это сошла на землю небесная фея из замка Брахмы Кикэндзё? Хидэсато был поражён и на этот раз.

И вот женщина-дракон поведала: «Как тебе уже было открыто раньше, весь наш род и наши сподвижники радуются тому, что ты победил нашего давнего врага, множество существ готовы прийти сюда, чтобы выразить тебе свою благодарность, но здесь мало места, это причинит неудобства. Может быть, ты не откажешься отправиться со мной в наши владения? Я пришла сюда для того, чтобы пригласить тебя. Ты нас этим очень обяжешь, а бояться тебе нечего. Так пойдём же!»

Хидэсато подумал, что раз уж его считают такой важной персоной, то вряд ли с ним случится что-нибудь плохое. Поэтому он последовал вслед за женщиной. Они поспешили в драконий дворец.

Вместе с женщиной Тавара Тода вошёл в безбрежное, бескрайнее озеро. Посмотреть вниз — дна не видно, когда закипают на бездонном дне подобные дыму волны, приходят в движение волны, похожие на облака. Если догонят волны-облака, то и водяному колесу конец. Если водяное колесо слишком увеличится и наедет на золотое колесо или приблизится к колесу ветра и сдвинет колесо ветра, то может докатиться и до бренного людского мира.[675]

— Вот здесь мы и живём, — произнесла женщина-дракон.

Перед Хидэсато предстал дворец из семи драгоценностей, со всех сторон окружённый золотыми воротами-башнями. Подданные царя-дракона — всякого рода-племени рыбы — исполняли многие поручения, шныряя туда-сюда у башен, ворот и палат. Они в точности походили на солдат охраны у ворот государева дворца в стране солнца — Японии. Когда сопровождающая Хидэсато женщина вошла в ворота, множество драконов склонили головы и поклонились. От ворот были видны многие деревья и цветы, их цветение было подобно благоуханию деревьев из семи драгоценностей в раю — Чистой земле.

Пройдя под башней-воротами, они поднялись по драгоценной лестнице. Когда ступаешь по такой лестнице, кажется, что даже ноги благоухают. Хидэсато подумал о дворце Сисиндэн,[676] здесь же были построены десятки тысяч подобных дворцов. Весь сад вместо песка был обильно усыпан лазуритом и жемчугом. Золотые опоры, драгоценные оковки, перила из семи драгоценностей, сиденья из драгоценных камней казались тёплыми. Красота дворца была подобна великолепию такого храма, что и словами не сказать, а услышишь — не поверишь.

Женщина-дракон потянула Хидэсато за рукав, в самой середине зала она поставила складной стул.[677] «Сюда, пожалуйста», — сказала она и покинула его.

Через какое-то время заиграла музыка. Потом первый из восьми драконов — царь-дракон Сякацура — в окружении восьмисот сорока тысяч вассалов воссел на трон. На такой же трон воссела женщина-дракон. Усевшись, они обменялись приветствиями с Хидэсато. Тут девушка-дракон, с двумя косами-бубликами на голове,[678] вынесла столик со множеством чудесных лакомств. Она поставила его перед царём-драконом, следующий — перед Хидэсато, ещё один — перед женщиной-драконом. Напитки и яства были необычайными, когда вкушаешь их, на душе становится легко, их аромат бесподобен. Потом на золотом подносе принесли чашечки, из каких вкушают морской воздух и росу,[679] серебряные сосуды были полны небесного вина.[680] Из них сначала трижды отхлебнул царь-дракон, потом напиток поставили перед Хидэсато, и он тоже трижды выпил. Даже если назвать этот напиток «сладчайшей росой», этого будет недостаточно, чтобы его описать. «Уцуцура[681] дожил до восьмидесяти тысяч лет именно благодаря чудодейственной силе этого напитка. Как благодатно!» — подумал Хидэсато. Жаль, что обычаи пиров в Японии изменились, чаша не передаётся по кругу, ведь если не думать о ритуале, то пьёшь, сколько влезет, пока не напьёшься… Потом подали множество редкостных горных и морских сладостей, подобных тем, что вкушают на острове Хорай. Хидэсато отменно принимали и потчевали, да ещё и подарков ему надарили.

Хидэсато в глубине души считал, что его нахождение здесь без преувеличения можно сравнить с пребыванием во дворце Брахмы. «Известны ли горести в этой благословенной стране?» — спросил он.

Царь-дракон отвечал: «Да, конечно. На небесах — это „пять слабостей“,[682] в мире людей это „восемь горестей“,[683] в мире драконов это „три ожога“. Нигде нет такой страны, которая не знала бы несчастий. А на наше царство с давних пор выпадали особенно тяжкие страдания. Однако на этот раз ты легко с ними покончил, проявив тайные силы и прибегнув к помощи будд. Так что нам следует быть благодарными. Одна смерть спасает тысячи жизней, это радостно. Такое благодеяние трудно оплатить сполна, мы твои должники до скончания веков, так что и твоих потомков мы непременно станем благодарить за твоё благодеяние».

Царь-дракон подарил Хидэсато доспехи из золочёных пластин и отделанный золотом меч. «В этих доспехах, с этим мечом ты победишь врагов государева двора и обязательно станешь главнокомандующим».

Потом вынесли колокол из красной меди.

— Я расскажу тебе об этом колоколе. В давние времена, когда будда Шакьямуни жил в центральной Индии, человек по имени Сюдацу построил храм Гион и подарил его будде. Звук этого колокола слышался у Павильона непостоянства. «Голос колокола в обители Гион…».[684] Когда слышишь звон этого колокола, исчезают тьма, заблуждения и страдания, и человек достигает берега просветления. Это удивительное сокровище хранилось в нашем царстве долгие-долгие годы, но теперь вместе с другими вещами мы дарим тебе и его, пусть драгоценный колокол будет находиться в Японии, — сказал царь-дракон.

Тода выслушал царя и ответил так: «Доспехи и меч — истинные сокровища для нашего дома. Что же касается колокола, конечно, мне, воину, хотелось бы владеть им, но теперь, когда я узнал его историю, я понимаю, что до скончания веков он должен быть несравненным сокровищем для всей Японии. Благословенно иметь его. Однако если ты подаришь мне такой тяжёлый колокол, как смогу возвратиться? Мне его не поднять».

Царь-дракон расхохотался в ответ.

— Верно, говоришь! Даже если у тебя такая твёрдая рука, что ты сумел поразить из лука огромное чудовище, всё же колокол тебе не под силу. Пусть мои подданные доставят его. Не беспокойся об этом.

Он позвал рыб всякого рода-племени, и они утащили колокол в глубь вод.

Шло время, и Хидэсато вспомнил историю о том, как давным-давно в Мидзуноэ, что в уезде Ёдза провинции Танго, юноша по имени Урасима встретился с девой. Нежданно-негаданно она привела его в подводную страну, где он вкусил таких радостей, что забыл и о прошлом, и о будущем. Прошёл год, а там и три. Однажды, соскучившись по родным местам, Урасима попросил деву отпустить его. Он вернулся в Мидзуноэ и огляделся. Места, где он жил, так изменились, что он не встретил ни одного знакомого человека. «Что могло случиться?» — с удивлением думал он. Потом он подробно расспросил какого-то человека. «Всё это было лет триста тому назад». Поражённый этими словами, Урасима тут же умер.[685]

Вот что рассказывают. Вот что когда-то случилось. А он, Хидэсато, находится на службе у государя. Да и в родных краях у него есть престарелые отец и мать. Хидэсато тут же захотелось их увидеть, и он попросил незамедлительно отпустить его. Царю-дракону было очень жаль с ним расставаться, он хотел развлекать гостя и ублажать его ещё и ещё.

Женщина-дракон тоже по-всякому ухаживала за Хидэсато, развлекала его. Шло время. И вот Хидэсато попросил царя отпустить его и покинул дворец дракона. Ему показалось, что его путь по морю занял всего миг, и вот он уже оказался у моста Сэта. Он отправился к отцу. Он рассказал Мурао Асону всё, что случилось с ним. Отец с матерью поразились и радовались несказанно.

— Кроме всего прочего среди подарков, которые достались мне от царя-дракона, есть отделанный золотом меч, доспехи из позолоченных пластин и колокол из красной меди. Меч и доспехи — настоящие сокровища для воина, до скончания веков они должны передаваться в нашей семье. А вот колокол — вещь для храма, для мирянина она не годится. Его следует преподнести Трём Сокровищам. А раз так, отправлюсь-ка я в Нару, в храм Кофукудзи,[686] или же на гору Хиэй, в Энрякудзи.

Отец выслушал его и сказал так: «Ты прав, каждая из этих вещей — поистине редкостное сокровище. Конечно, этот колокол следует препроводить в храм с молитвой о пришествии будущего — это благостно. У каждого будды своя тайная сила, но, почитая каждого, всё же следует преподнести колокол главной святыне храма Миидэра.[687] Почему? Прежде всего, этот храм находится в той же провинции, где ты победил чудище. Божество этого храма — Тиндзюсинра[688] — является божеством тех, кто владеет луком и стрелами, так что наши потомки, воины, будут там молиться. Ещё вот что: главная святыня этого храма — бодхисаттва Мироку. Если преподнести ему колокол, то когда Дзисон[689] явится в этот мир по прошествии пяти миллиардов шестисот семидесяти миллионов лет для трёх проповедей, ты увидишь и услышишь его и проникнешься его учением. К тому же в храмах Энрякудзи и в Кофукудзи уже есть колокола. А вот в Миидэра сейчас колокол не звучит. Так что решай!»

Хидэсато, внимательно его выслушав, сказал: «В таком случае преподнесу колокол храму Миидэра».

В храм Миидэра послали гонцом Тицунэ.[690] Он прибыл туда и получил аудиенцию у настоятеля, которому и изложил суть дела.

Его высокопреподобие очень обрадовался, созвал братию, и монахи стали обсуждать дело в подробностях. Настоятель сказал: «Со времени основания храма он процветал под великим покровительством, поскольку он является оплотом учения будды. При звуках колокола сердца людей станут утешаться. А уж если это будет колокол из владений царя-дракона, он станет для Поднебесной несравненным, великим сокровищем, оно принесёт нам славу на века».

Все присутствующие монахи согласились с ним.

— Выбрав счастливый день, доставьте сюда колокол. Его следует как можно скорее преподнести храму.

Тицунэ вернулся, а Хидэсато, получив эти вести, отправился в бухту Карасаки, считая, что ночью туда могли доставить колокол из дворца царя-дракона. Колокол и правда оказался там. Хидэсато беспокоился: ведь для того чтобы перенести колокол в храм Миидэра, понадобится множество людей, а это будет непросто. Однако в ночь накануне того дня, когда было решено преподнести колокол храму, из моря явилась маленькая змейка, она взяла ртом ручку колокола в виде дракона и легко дотащила его до большого сада храма, а потом исчезла, будто растаяла. И настоятель, и братия сочли это за чудо.

Тем временем весть о том, что храму Миидэра подарен колокол из дворца дракона и сегодня настал день его подношения, распространилась по провинциям. Не только из ближних земель, но и из дальних шли паломники и паломницы, не желая пропустить это событие. Храм расположен от столицы не так далеко, так что собралась целая толпа: знатные и простые, старые и молодые. Канцлер, министры, знать, государыня-мать, жены государя, придворные дамы — все думали о том, как когда-нибудь сюда явится на рассвете Дзисон и произнесёт три проповеди. Возле храма экипажи задевали один другой, перед изображением будды мелькали пятки преклонявших колени людей. Так рассеивались облака пяти преград. И вот наступил назначенный час, церемония пошла полным ходом. Распорядитель церемонии передал слово настоятелю, его приветствие было слышно даже настоятелю храма Энрякудзи. Вдобавок ко всему, на торжествах присутствовали десять тысяч монахов из других храмов, известных своей высокой добродетельностью и глубокой учёностью.

Распорядитель церемонии поднялся на возвышение и ударил в колокол.

— Хидэсато-но Асон! За это доброе дело в этой жизни тебя ожидают несравненные радости, а в следующей жизни ты родишься на цветке лотоса среди высшей ступени возродившихся в раю, семь поколений твоих предков незамедлительно выйдут из трёх миров колеса перевоплощений, их небесные радости будут безграничны. Да пребудут равны все живые существа этого мира, да освободятся они из круга рождений и смертей!

Слушать подобную молитву было благостно, все, расчувствовавшись, прослезились. Все монахи и миряне, слышавшие её, пролили благодарные слёзы. Хорошо! Ну а колокол… В храме Гион он звучал у Павильона непостоянства:

Все дороги есть непостоянство,

Рождение есть страдание,

Жизнь идёт к концу,

Блаженство в нирване.[691]

Люди, слышащие звучание этих четырёх строк, пробуждаются от сна долгой ночи заблуждений и пристают к берегу просветления. В эпоху «конца закона» это — удивительное чудо.[692]

Вот какая история связана с основанием храма Миидэра. В старину, во времена тридцать девятого земного государя Тэнти, столица была устроена в Оцу, неподалёку от этого озера. Государю здесь приснился вещий сон, и он передал трон своему сыну принцу Оотомо. И тогда в Сига выбрали священное место и возвели храм, в котором установили статую бодхисаттвы Мироку высотой в один дзё шесть сяку. Храм назвали Дзюфукудзи. После смерти принца Оотомо его смерть скрыли, чтобы возвести на престол его сына принца Ётано.[693] Храм же перенесли, посвятив его памяти принца Оотомо, и переименовали в Ондзёдзи. Рядом с этим храмом находится чистый горный источник. Оттого, что государи Тэнти, Тэмму и государыня Дзито использовали воду оттуда для первого купания,[694] храм получил название Миидэра.

Шло время, минуло двести лет. В те времена жил Учитель Тисё[695] — монах, известный высокими добродетелями и глубокой учёностью. Этот человек был племянником Кобо Дайси[696] и сыном Иэнари из уезда Нака провинции Сануки. С самого детства, с того времени, когда играют в соломенных лошадок, он отличался необычайной внешностью — в обоих глазах у него было по два зрачка.[697] В четырнадцать лет он отправился в столицу. В пятнадцать — поднялся на гору Хиэй, где постригся в монахи. Ещё будучи учеником настоятеля Энрякудзи по имени Гисин,[698] в Зале единства трёх тайн[699] он постиг учение Одной колесницы.[700] После этого, чтобы совершенствоваться в учении, осенью третьего года Ниндзю[701] он отправился в Китай. Внезапно поднялся страшный ветер, корабль уже был готов перевернуться, но тут Учитель вышел на палубу, поклонился на десять сторон, сотворил охранительную молитву. Тогда страж учения будды Фудомёо явил свой золотой образ и встал на носу корабля. А Синра Даймёдзи прямо на глазах явил свой образ на корме корабля и взялся за руль. Благодаря этому судно благополучно достигло гавани в Миньчжоу.[702] В течение шести лет, которые Тисё пробыл в Китае, он слушал лекции по «Великому прекращению неведения и постижения сути»[703] в храме Гоцинсы,[704] в храме Кайюаньсы[705] он учился у Лян Сюя, в Цинлунсы[706] — у Фацзюаня, в Синшаньсы[707] — у Чжихуйлуня, у выдающихся монахов, знаменитых своими добродетелями, он постигал тайны мастерства явных и тайных школ, он достиг высот Учения. Когда наступил второй год Тэнъан,[708] он вернулся в Японию.

Школа Тисё стала процветать. Обретя сторонников при дворе, она распространилась на четыре моря, так что государь издал указ, что этому храму вменяется в обязанность охранять государев престол, и ему было пожаловано название Ондзёдзи. Когда Учитель пришёл в Ондзёдзи, навстречу ему вышел старый монах. Называя себя, он сказал: «Меня зовут Кёдай Касё.[709] Я живу в этом храме и жду Учителя вот уже больше двухсот лет».

Сказав так, он отдал Учителю документ о праве собственности храма на землю, взмыл в небеса и улетел. Учитель подумал, что это чудо, стал главой этого храма и следовал тайному учению Сингон.

Большой зал для проповедей построен квадратом со стороной в восемь кэн, драгоценная пагода — в три яруса, Зал Амида — со стороной в семь кэн, Зал сокровищ — с крышей на «четырёх ногах»,[710] туда был перенесён дух царя Горы.[711] Из Китая были доставлены сутры Большой колесницы, в Китайском зале хранятся более семидесяти тысяч свитков. Кроме того, там имеется Зал, где молятся богам Кумано, Зал, где поклоняются богам-охранителям и счастливым богам,[712] Зал Фугэн, Зал голубого дракона,[713] Пагода Большой медведицы,[714] Зал-сокровищница, крытая квадратная галерея, Зал пяти колесниц в двенадцать кэн. Количество Залов — шестьсот тридцать, изображений будд — двадцать тысяч. Поскольку эта священная земля, чистая и несокрушимая, Учитель черпал воду из колодца храма с двух до четырёх ночи, и это была святая вода, употребляемая для церемонии самбукандзё.[715] В честь трёх грядущих проповедей Мироку храм назвали Миидэра.

Как могло случиться, что в таком замечательном храме случился пожар? После смерти Учителя братия храма решила построить зал для совершения церемонии посвящений в монахи, тогда монахи Хиэй подали ко двору протест. Как были в монашеской одежде, они прибежали в Сига в Тодзаки, кто-то кого-то ударил, монахи сцепились и попадали — так пролилась кровь, храм стал ареной войны, и это стало причиной попрания закона.[716] Как это горько!


Часть вторая

Итак, Тавара Тода Хидэсато жил в провинции Симоцукэ и управлял ею, а его силы были сосредоточены в ближних землях. Как раз в это время в уезде Сома провинции Симооса находился человек по имени Масакадо. Род его происходил от государя Камму,[717] принцу Кацуравара[718] он приходился потомком в четвёртом колене, он был сыном генерала Тиндзюфу[719] по имени Ёсимаса. Во вторую луну пятого года Сёхэй[720] Масакадо убил своего дядю Куника — помощника управителя провинции Хитати, а его воины захватили восемь провинций. Выбрав место в Исобаси, что в уезде Сома, он построил дворец, как у императора, стал именовать себя принцем Тайра и призвал к себе на службу сто министров. Своего младшего брата Микури-но Сабуро Масаёри он поставил правителем Симоцукэ, другого младшего брата — Дзиро Оасихара-но Масахира — помощником правителя Кодзукэ, другого младшего брата — Горо Масатамэ — правителем Симооса, другого младшего брата — Рокуро Масатакэ — правителем Идзу, Тадзими-но Цунэакира он назначил помощником правителя Хитати, Фудзивара-но Харумити — правителем Кадзуса, Фудзивара-но Окиё — правителем Ава, Фунъя-но Ёсиканэ — правителем Сагами.

Хидэсато внимательно прислушивался к разговорам о том, что Масакадо собирается затеять большую войну, занять императорскую столицу и стать хозяином всей Японии. Хидэсато подумал: «Он не только известный храбрец — ему подчиняется грозная сила. Что если объединиться с ним и поделить Японию пополам?» И вот он отправился в уезд Сома. Хотя он прибыл выказать своё почтение, охранник преградил ему путь. Тогда Хидэсато сказал: «Я — Тавара Тода Хидэсато из Симоцукэ. Я прибыл сюда, чтобы увидеться с господином».

Охранник передал эти слова Масакадо. В это время Масакадо расчёсывал свои растрёпанные волосы. С распущенными волосами, да вдобавок ещё в нижнем платье, он тут же вышел к Хидэсато. Хидэсато всегда слыл человеком наблюдательным. Отметив про себя, в каком Масакадо виде, он подумал, что Масакадо — не тот человек, который ему нужен. Масакадо решил угостить Хидэсато. Стол уставили яствами. Во время трапезы Масакадо уронил кусок на штаны и сам вытер пятно. Хидэсато подумал, что подобные манеры подходят только простолюдину. Итак, Масакадо оказался человеком весьма легковесным, поэтому нельзя было и помыслить, чтобы он стал хозяином Японии. Так их первая личная встреча изменила отношение Хидэсато к Масакадо, и он не сказал того, что собирался сказать. Потеряв к Масакадо всякое расположение, Хидэсато уехал.

Поразмыслив надо всем этим, Хидэсато, когда день сменил ночь, отправился в столицу, попросил об аудиенции и доложил государю так: «Находясь в Сома, Кодзиро Масакадо замышляет мятеж, он присвоил восемь восточных земель. К тому же он собирает военную силу для похода на императорский дворец. Вот какие планы он строит! Нужно незамедлительно послать армию и уничтожить его. Если не принять меры, это наверняка обернётся для двора большими неприятностями. Если я не подхожу для этого дела, отдайте приказ другому генералу. В любом случае следует обдумать план действий и подавить мятеж».

Государь был очень напуган, он созвал придворных и знать, и они стали судить-рядить, что тут можно поделать.

Тут из восточных провинций пришло донесение о мятеже Масакадо.

— Дело не терпит отлагательства. Поскольку Хидэсато знает положение дел в восточных землях, может быть, для начала назначим его начальником карательного отряда, а уж потом снарядим силы побольше?

— Наверное, так будет лучше всего.

Хидэсато тут же вызвали во дворец.

— Тебе предстоит усмирить сильного мятежника, однако мы думаем, что ты справишься. Немедленно выступай в поход, придумай хороший план, мятежника истреби и успокой государев народ. Награда тебе будет по подвигу. Мы обязательно пришлём потом тебе на подмогу подкрепление. А ты, как только ночь перейдёт в день, тут же должен отбыть — так было сказано.

Получив государев приказ, Тода отправился в путь, ничего не прихватив с собой, кроме отваги и лука со стрелами. Он решил, что следует не терять времени и немедленно выступить. В столице ещё не настал рассвет, когда он уже миновал реку Сиракаву[721] и ворота Аватагути.[722] Когда Тода приблизился к перевалу Хиноока,[723] начало понемногу светать. Сбоку от себя он видел долину Ёцуномиякава,[724] он вступил на горную дорогу, где находилась застава,[725] и пришёл в храм Миидэра. Тода склонил голову перед Залом для проповедей: «О, бодхисаттва Мироку! Даже если на сей раз враг убьёт меня, очень прошу тебя: пусть благодаря твоей божественной силе я не попаду на три плохих дороги» — так он молился.

Потом он предстал перед статуей Синра Даймёдзи: «Кланяюсь тебе до земли, о, Даймёдзи! Прошу, помоги мне составить такой план, чтобы я сумел усмирить врага. Пусть государев народ процветает, пусть по всей стране установится спокойствие на вечные времена. Если сделаешь так, моя семья войдёт в родовую общину этого храма, мы склоним головы перед твоим святилищем».

Тода некоторое время молился, вкладывая в молитву всю искренность своего сердца. И боги вняли его мольбе. Никакого ветра не было, но занавеска перед алтарём вдруг заколыхалась, стоящие справа и слева от входа каменные лев и пёс будто бы задвигались. Увидев это, Тода преисполнился благодарности и благоговения и с глубокой верой в сердце дважды поклонился. Потом ударил лошадь хлыстом и поскакал в восточные земли.

Тем временем высшие сановники посовещались и решили так: «До сих пор мы ещё не попросили защиты будд и богов от мятежника Масакадо. Вот и не получается скорой победы. Высокодобродетельным монахам необходимо проводить службы о победе над врагом. Прежде всего пусть глава школы Тэндай высокопреподобный Хоссёбо[726] поставит алтарь на горе Хиэй и проведёт молебен Дайитоку.[727] Его преподобию Дзёдзо[728] из храма Унгодзи[729] надлежит поставить алтарь в долине Ёкава[730] и провести молебен Годзандзэ.[731] В Центральном зале высокочтимым монахам надлежит зажечь священный огонь, Мимасака-но Мэйтацу[732] следует воздвигнуть алтари в храмах и святилищах и молиться Четырём Небесным Царям. Если все эти досточтимые монахи, связанные с государевым двором, станут молиться о победе над врагом, и каждый исполнит свою службу, враг государя будет непременно уничтожен. Это уж точно».

Для участия в карательном походе в восточные земли из домов Минамото и Тайра были выбраны те воины, которые проявили себя в знаниях и военных искусствах. Ждали повеления государя о назначении военачальников. Говорили, что сам государь пожалует им мечи. Первым назвали Фудзивара-но Тадафуми[733] из Удзи, бывшего министром народных дел. Вторым был назван сын генерала Тиндзюфу Куника — Садамори[734] — из тех Тайра, что проживали в Хитати. Он унаследовал воинскую доблесть от отца, и главное, у него имелись большие силы. Обоим военачальникам вручили императорские мечи, соответствующая церемония была проведена перед их выездом из столицы. Император появился из южного дворца,[735] канцлер вышел из дворца Ононодэн, главный министр — из резиденции на Девятой улице. На лестнице расположились старшие советники, средние советники, восемь секретарей Государственного совета, семь помощников. Церемонии был придан статус «средней».[736] Вынесли мечи. В должное время первый и второй военачальники с подобающим достоинством вошли во дворец и, в соответствии с правилами, получили мечи. Потом они быстро вышли из малых южных ворот дворца Юба. Вид у них был величественный.

Это было в царствование императора Судзаку, в третий год Тэнкё,[737] 18 числа первого месяца, ближе к полудню.[738] В этот день военачальники выступили в восточные земли, чтобы покарать врага престола. Об этом стало известно не только в ближних к столице землях, но и в дальних. Монахи и миряне, мужчины и женщины, люди знатные и простые заполнили улицы — рукав к рукаву, пятки к пяткам. С тех пор как столица была перенесена в город мира и спокойствия — Хэйан, в стране не случалось ни одного мятежа, так что воины, похоже, стали забывать своё мастерство. Теперь выдался тот редкий случай, когда пришло время взять в руки оружие. Кони, снаряжение, длинные мечи, короткие мечи — всё сверкало. Так воины выступили в поход. Это было прекрасное зрелище!

По дороге не случилось никаких неожиданностей. Благополучно миновав многочисленные опасные места, в начале второй луны войска прибыли на заставу Киёми в провинции Суруга. Здесь главнокомандующий Тадафуми немного отдохнул, осмотрел окрестности: великолепную гору Фудзи, бухту Михо, залив Таго. У главнокомандующего в это время служил человек по имени Киёхара-но Сигэфудзи. Растрогавшись видом залива, он сочинил китайское стихотворение:

Отсвет огня рыбачьей лодки

Окрасил холодные волны.

Звук колокольчика с почтовой станции

Перелетел через полночные горы.

И командующий, и воины, умилившись, пролили слёзы, благодарно оросив рукава.

А вот второй командующий — Садамори — подошёл к своим вассалам и сказал: «Хочу узнать, что вы думаете. Если мы отправимся по той же дороге, что и главнокомандующий, мы отстанем от него на несколько дней и опоздаем на главное дело. Мало того, что этот Масакадо — враг двора, он мой кровный враг. А Хидэсато — мастер на всякие хитрости, к тому же он идёт впереди. Если он один покроет себя славой, нам с вами останется только позор. Тогда сколько себя ни кори, толку уже не будет. Что если нам скакать дальше и, когда ночь перейдёт в день, соединиться с силами Хидэсато?»

— Пусть будет так, дело хорошее, — ответили воины.

Они погоняли и нахлёстывали лошадей. Над обрывистой горной дорогой, ведущей от Асигары к Хаконэ, то появлялась, то скрывалась в дымке луна. Люди так торопились, что могли рассчитывать только на своих коней.

И вот Тайра-но Садамори в сопровождении более двух тысяч всадников за ночь преодолел расстояние от Асигары до Хаконэ и третьего числа второй луны третьего года Тэнкё[739] прибыл в Мусаси. Теперь вместе с войском Хидэсато их стало три тысячи всадников, они переправились через реку Рикон и на рассвете четырнадцатого дня второй луны встали лагерем в провинции Симоцукэ в Исобаси. Масакадо, узнав об этом, понял, что ему не дадут укрыться в его замке. Соединившись с войсками своих братьев — правителя Симоцукэ Масаёри и Дзиро Оасихара-но Масахира из Кадзусы, что в Хитати, — он собрал четыре тысячи всадников и в тот же полдень ушёл в Хокудзан в уезде Кодзима, где и встал лагерем.

Садамори, приблизившись на коне к лагерю противника, громко крикнул: «Знаешь ли ты, кто я? Давай сойдёмся и посмотрим друг другу в глаза! Но и издалека ты меня услышишь! Я потомок в пятом поколении императора Камму, старший сын генерала Тиндзюфу Куника — Садамори. Я получил государев приказ усмирить твой мятеж. Выходи! И земля и то, что растёт на ней, — всё это страна нашего государя, и нигде вору места не будет. Так что бросай лук, снимай шлем и отправимся к государю!»

Масаёри захохотал: «Разве можно назвать верноподданным того человека, который отправляется к государю, бросив своих родных братьев? В древние священные времена императоры были сильны. В те славные благословенные времена даже принцы были сильны. Теперь же влияние Масакадо так велико, что пусть даже государь обладает десятью добродетелями, вряд ли он сможет противостоять Масакадо. Попробуйте-ка против этого бога войны хоть одну стрелу пустить».

Сказав это, он взял отполированную, словно меч, стрелу в пятнадцать ладоней, лук, который впору натягивать пятерым, со звоном натянул тетиву и выстрелил. Он целился в грудь противнику, однако выстрелил неудачно и в Садамори не попал — стрела угодила коню в круп и вышла наружу. Конь упал, как подкошенный, а Садамори пересел на запасного. Масаёри выпустил стрелу, но своего не добился и пришёл в волнение. Обнажив меч длиной три сяку восемь сун, он бросился на Садамори. В схватку ввязались братья Садамори — Мураока-но Дзиро Тадаёри, Сабуро Ёритака и ещё пятеро, включая Корэмори и Корэмоти. Каждый из этих воинов стоил тысячи, и таких было человек триста. И на стороне врага вслед за Масаёри вскочили на коней правитель Хитати — Цурумоти, правитель Мусаси — Окиё, Саканоуэ-но Тикатака. С криками «И я тоже! И я!» тысяча всадников не такого благородного происхождения вступила в бой. Задрожали горы и реки, травы и деревья. Страшное зрелище!

Оценив обстановку, принц Тайра Масакадо закричал: «Эти наглецы вторглись в мои владения, топчут землю копытами своих лошадей — позор им. Отрубить им головы и выкинуть!»

Масакадо надел доспехи, сел на пегого коня, взмахнул хлыстом и отправился на поле боя. Вид Масакадо был необычаен. Ростом — более семи сяку, всё тело — металл. В левом глазу два зрачка. Масакадо сопровождали шесть человек, которые ничем от него не отличались, и никто не знал, кто из них настоящий Масакадо.

Когда Масакадо выехал на поле боя, за ним последовали Масатакэ, Масатамэ и тысяча воинов более низкого происхождения. Они ехали спереди и сзади, слева и справа от Масакадо. Они решительно ударили в самую середину государева войска. Вид у Масакадо был такой, что ни Лу Ян, повернувший солнце,[740] ни Сян Ван, казнивший трёх генералов,[741] не могли бы противостоять ему. За время с часа Овна до часа Собаки[742] были убиты восемьдесят человек, получили раны несколько сот. Потеряв половину своих сил, соперники теперь сражались, позабыв про то, чему их учили. Садамори решил, что пусть те воины, которые остались в лагере, пока не вступают в бой. В эту ночь он отступил в Мусаси. Масакадо был человеком по природе самодовольным, он недооценил противника. Решив, что иначе и быть не могло, он не стал преследовать убегающего противника. Он испустил победный клич и удалился в свой дворец.

Тем временем Хидэсато, наблюдая за Масакадо, подумал: «Да, он ведёт себя не как человек! Даже если собрать всю Японию и объявить ему войну, с ним невозможно будет справиться. Слабым местом Масакадо всегда были военные хитрости, известно, что он человек жалкого ума. Следует придумать какую-нибудь уловку и обманом убить его. Другого не дано». Он переговорил с Садамори и в одиночку отправился в замок в Сома.

Масакадо встретил Хидэсато радушно. Пытаясь расположить к себе Масакадо, Хидэсато сказал: «Глядя на тебя, я думаю, что ты и вправду по силе превосходишь Четырёх Небесных Царей. Если ты ещё действительно потомок принца Кацуравара, то тебе не стыдно занять место того, у кого десять добродетелей. Уже близко то время, когда ты станешь управлять четырьмя морями под Небом. У тебя нет недостатка в воинах, но если ты возьмёшь меня на службу, я достигну того, что может пожелать воин».

Хидэсато старался показаться искренним, и глупец Масакадо радостно ответил: «Объединив наши силы, мы станем управлять страной, наши предки возрадуются. Ведь и у тебя славные предки! Ты же прямой потомок Танкая.[743] После того как мы усмирим страну, государь и его подданный станут согласно управлять государством».

Пришло время и поднять чарки. Это было вполне естественно. Всё тело Масакадо сверкало золотом. Глупо говорить, что встретиться с врагом — не страшно, и сейчас Хидэсато, конечно, было жутко. Он находился на краю гибели.

Хидэсато поместили в южном флигеле замка, с утра до вечера он нёс службу. Однажды, когда он шёл в помещение охраны, сквозь шторы западного флигеля он заметил женщину лет двадцати — благородных кровей и несравненной красоты. Хидэсато бросил на неё всего один взгляд, но он больше уже не понимал, где сон, а где явь. Он совсем потерял голову. Вернувшись к себе, он повалился на постель, не понимая, что с ним происходит. Как насекомые летом летят в огонь и сгорают, так без всякой причины мы оказываемся на дороге любви, и тогда ты не можешь забыть то лицо, которое увидел лишь мельком. И от этого становится так горько, что думаешь: лучше было бы умереть.

Во дворце прислуживала некая Сигурэ, которая жила в собственном доме. И вот она пришла к Хидэсато.

— На вас посмотреть — сразу ясно, что тут дело не пустячное. Если вам что-то нужно, скажите мне. Если это будет мне по силам, я помогу. Говорите без стеснения, — проникновенно сказала Сигурэ.

Хидэсато подумал: «Мне бы так хотелось спросить о той женщине! Душа другого человека далека, как облака. И даже если я расскажу Сигурэ о том, что у меня на душе, ничего путного не выйдет. Но если из-за этой любви я умру, потомки станут надо мной насмехаться. Однако если рассудить хорошенько, разве живут люди дольше ста лет? Жизнь — роса, пыль на острове Эмбудай. Если олень идёт на зов охотничьего манка, значит, он ищет себе олениху. Когда я тоскую по этой женщине, мне тоже не жаль своей жизни». Он решился. Привстав, он зашептал: «Не стоит только мечтать. Есть немало примеров того, когда свою любовь открывали другим. Ты, наверное, гадаешь, что за мысли обуревают меня? Так вот, как-то раз я направлялся к господину и сквозь занавес женской части дворца вдруг увидел благородную красавицу, смотревшую из-за него. С этого мгновения я заболел любовью, я не знаю, жив я или мёртв. Кто примет во мне участие и утешит меня?» — Хидэсато горько заплакал.

Сигурэ выслушала его. Сопереживая его искренней любви, она сказала: «Вот оно как… Я так и думала, что вы необыкновенный человек. Ваше внимание привлекла госпожа Кодзайсё — дочь кормилицы нашего господина. Любовь трогает сердце любого человека. Если вы желаете ей что-то передать — напишите. А я попробую доставить послание».

Хидэсато очень обрадовался. На тонкой фиолетовой бумаге, пропитанной благовониями, он не стал писать много слов:

Я так тебя люблю

Что было б лучше умереть.

Но я живу,

Пока мечтаю

Встретиться с тобой.

Хидэсато скрутил бумагу в тонкую трубочку и протянул Сигурэ.

Сигурэ взяла его любовную записку и отнесла её Кодзайсё.

— Вот, подобрала. Прочитайте, — сказала Сигурэ.

Кодзайсё, ни о чём, не подозревая, развернула послание и прочла его. «Да здесь песня тайной любви!» — воскликнула она.

Сигурэ приблизилась к Кодзайсё: «Что здесь скрывать! Это вам передал господин Хидэсато. Он просил, чтобы вы ответили. Тут уж отказать невозможно. Пусть это и опасно, но я доставлю ваш ответ. Ничего постыдного в этом нет. Следует проявить хоть капельку сострадания», — уговаривала её Сигурэ.

Кодзайсё покраснела и промолчала. Сигурэ снова заговорила.

— Если этот человек с необузданным нравом умрёт от любви, воспоминания о нём станут мучить вас до смерти. В Индии Дзюцубака[744] погиб от любви к государыне — любовное пламя сожгло его тело. Разве вы не знаете этого?

Так Сигурэ увещевала Кодзайсё. Но и она ведь тоже — не скала и не дерево. Если человек так страдает по ней, его конец может быть печален… На краешке его любовного послания Кодзайсё написала что-то, сложила бумагу и отдала её Сигурэ. Та обрадовалась и тут же доставила письмо Хидэсато. Трясущимися руками Хидэсато развернул послание и прочёл.

И знать не хочу,

Что сердце твоё

Перемениться может.

Так пускай сердца соединятся

В клятве любовной.

Хидэсато прочёл это и несказанно обрадовался. После этого он стал тайно посещать Кодзайсё, и они стали очень близки. Они так тщательно скрывались, что никто в замке об этом не узнал.

Принц Тайра Масакадо между тем часто наблюдал за Кодзайсе, и она ему нравилась. Время от времени он стал захаживать к ней в покои. Однажды, как раз в то время, когда принц находился у Кодзайсё, Хидэсато застал его там. Удивившись, он посмотрел сквозь щель занавеса. В покоях сидели семь одинаковых мужчин в аристократической одежде сокутай. «Что за странность такая?» — подумал Хидэсато и этой ночью ушёл к себе. Следующей ночью он снова отправился к Кодзайсё. После того как они обменялись несколькими нежными словами, Хидэсато спросил: «Прошлой ночью в твоих покоях я услышал шум, а когда подошёл поближе и заглянул сквозь занавес, то увидел каких-то высокородных господ. Кто они?»

— Это был господин Масакадо. Ты разве не узнал его? — ответила Кодзайсё вопросом на вопрос.

— Если это был он, почему он был не один? Я видел семерых совершенно одинаковых высокородных господ. Странно мне это!

— Разве ты не знаешь? Господин — необыкновенный человек. Человек-то один, но у него шесть теней. Поэтому тем, кто на него смотрит, кажется, что это семь человек, — объяснила Кодзайсё.

Хидэсато удивился: «А как можно понять, который из них настоящий?»

— Тени даже во сне не говорят, а настоящий Масакадо — говорит. Думаю, что это не имеет значения, но всё равно никому не рассказывай! Все семь Масакадо ведут себя совершенно одинаково, но настоящий, когда он поворачивается к солнцу или когда поворачивается к лампе, отбрасывает тень. А остальные шесть тени не отбрасывают. И ещё: хотя и считается, что тело Масакадо всё из золота, но от уха до виска у него человеческая плоть.

Хидэсато очень внимательно выслушал её. «Вот ведь как! Ты рассказала мне очень важные вещи! Мне кажется, со мной говорил Синра Даймёдзи из Оми».

Чувствуя глубокую благодарность, Хидэсато, обратясь в её сторону, прочёл молитву.

Хидэсато решил, что он должен сразить Масакадо одной стрелой. Ночь за ночью он тайно посещал покои Кодзайсё, сжимая под мышкой лук и стрелу. Как он и предполагал, Масакадо снова пришёл к Кодзайсё и стал говорить с ней по душам. Хидэсато из-за перегородки внимательно наблюдал: шестеро человек тени не отбрасывали. Он внимательно всмотрелся в настоящего Масакадо, который отбрасывал тень. В висках Масакадо пульсировала кровь. Хидэсато подумал: «Вот это удача!» Он вложил в лук стрелу и со звоном выпустил её. Хидэсато всегда был умелым лучником, превзошедшим самого Ян Ю, который попадал в цель более чем со ста шагов.[745] Он ни в коем случае не должен был промахнуться. Как и ожидал Хидэсато, его стрела вонзилась Масакадо точно над ухом. Свирепый Масакадо повалился навзничь мёртвый, а остальные шесть человек вспыхнули молнией и исчезли.

Когда Масакадо был убит, Садамори и Хидэсато облегчённо вздохнули и больше не хмурили брови. Они взяли с собой отрезанные головы врагов и пленников. Издавая победные кличи, их войско отправилось в столицу. Зрелище было великолепным. Поскольку путь был далёким, до императорского дворца известия о случившимся ещё не дошли. Ходили слухи, что правительственные войска проиграли битву и что Масакадо вот-вот нападёт на столицу. Государь пребывал в беспокойстве, в храмы и горные монастыри отправили государевых посланцев с приказом священникам явиться, дабы читать молебны о победе над врагом. Его преподобие Дзёдзо дал на императорское повеление такой ответ: «То, что Масакадо вот-вот нападёт, — пустая болтовня. А если бы это было правдой, молебнами о победе над врагом тут не поможешь. Разве голову Масакадо не везут в столицу?»

И в самом деле, двадцать пятого дня четвёртой луны Садамори и Хидэсато прибыли в столицу с головой Масакадо. Теперь государь успокоился, министры возрадовались и воспряли духом, народ четырёх морей под небом успокоился.

Полицейские чины были посланы забрать голову Масакадо. Её повесили на большой дороге, ведущей в столицу, на дереве с левой стороны, где выставляли головы казнённых. У головы Масакадо и сейчас глаза не поблекли, цвет кожи не изменился, время от времени голова скрежетала зубами — вид был страшный. Даже больше, чем страшный. Какой-то острослов-стихотворец увидел голову и сочинил:

Масакаде

Выстрелил

В рисинку-висок.

Да, перехитрил его

Рисовый мешок.

Когда он это прочёл, голова расхохоталась, цвет лица изменился, а глаза закрылись.

И вот в императорском дворце собрались придворные и знать на церемонию награждения в честь победы над бунтовщиком. Среди духовных лиц присутствовали высокопреподобный патриарх и преподобный Дзёдзо. Они получили награды ещё большие, чем воины. Тайра-но Садамори, у которого раньше ранга не было, получил старший пятый ранг высшей ступени и чин генерала. Фудзивара-но Хидэсато получил четвёртый младший ранг нижней ступени, ему были пожалованы провинции Мусаси и Симоцукэ. И Садамори, и Хидэсато были приглашены во дворец, где им вручили императорские указы. Церемония была поистине великолепной, для детей и внуков военного дома это была большая честь.

Итак, получив императорский указ, Тавара Тода Хидэсато всем Домом отправился в Симоцукэ и поселился в своих владениях. Шли Дни и месяцы, а его слава только росла, у ворот коня было негде поставить, один пир сменял другой. Тех людей, кто был ему предан, Хидэсато награждал чрезмерно, даже больше, чем они могли пожелать. А тех, кто провинился, немедленно наказывал. Поскольку поощрения и наказания были справедливыми, то привязанность и преданность ему людей были безграничны. Его старший сын сделал блестящую карьеру и служил позже генералом Тиндзюфу.[746] Кроме него, у Хидэсато были и другие сыновья: Кояма-но Дзиро, Утомия-но Дзиро, Асикага-но Ситиро, Юки-но Горо. А всего у него было десять сыновей. Это была влиятельная и процветающая семья.

Итак, Тавара Тода Хидэсато убил Масакадо, и его влияние распространилось на Восточные земли. Кроме того, он помог божеству-дракону. Если уж обо всём этом вспоминать, то женщина-дракон, дама Кодзайсё и Сигурэ — всё они теперь были далеко, но Хидэсато очень тосковал по ним. Когда он обо всём этом рассказывал, он бесконечно их восхвалял и часто спрашивал: не вселилась ли душа женщины-дракона в двух других женщин? Уж очень всё это было удивительно. Поскольку главная святыня храма Миидэра — бодхисаттва Мироку — оказывал Хидэсато покровительство, то и его потомки продолжают процветать. Во всех шестидесяти землях Японии есть военные дома Тавара, едва ли не все они — потомки Хидэсато. Вот такая поучительная история.






ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ РАН

Месть Акимити

Средневековые японские рассказы «отогидзоси»

Перевод с японского Марии Торопыгиной

Санкт-Петербург

ГИПЕРИ0Н

2007

The publisher gratefully acknowledges the support of the Japan Foundation in the publication of this book