«А по мне, так в самый раз!» — внутренне огрызнулся Белозёров.
— Но главное даже не это, — продолжал полковник, потирая ладони. — Применённый к вам метод вербовки в высшей степени красноречив. Чтобы выяснить, как расследуется покушение на императора, Фитч готов на всё. Простым любопытством или желанием выполнить поручение Форин-офис такой экстраординарный, я бы сказал, изощрённый способ не объяснить. Это скорее жгучее желание преступника выяснить, как расследуется преступление и могут ли выйти на его след. Фактически Фитч себя выдал. Согласны?
Сергей и Творожков, не сговариваясь, кивнули.
— А коли так, участие англичан в покушении на императора, равно как и факт самого покушения, можно считать доказанным, — закончил Ефимов слегка торжественно. — Наша умозрительная версия оказалась верна. Уже одно это оправдывает вашу работу в посольстве, Сергей Васильевич. Успех, господа! Я готов доложить о том Константину Петровичу и Петру Александровичу.
— Так-то оно так… Но, при всей логике, прямых улик ведь нет, — с сомнением сказал Сергей.
Ефимов развёл руками.
— Прямые улики, дорогой мой, — это для суда. А в нашем деле ситуации сплошь и рядом неподсудные. Обычный порядок расследования и наказания к дипломатам неприменим. Но если раньше мы лишь подозревали, то теперь знаем точно, что эти люди готовы на всё, лишь бы устранить Его Величество. Где гарантии, что они не предпримут новую попытку, типун на язык?
— Да какие там гарантии, — сказал Творожков, махнув рукой. — Не знаешь, с какого бока могут ударить. Уж очень возможности велики. Деньги, люди, оружие, — всё у них есть. А ненависти к императору так через край…
— Именно! Вот почему дальнейшая работа с Фитчем становится особенно важной. Я, конечно, далёк от мысли, что в какой-то момент он вcучит Сергею Васильевичу адскую машину и даст задание установить её, скажем, во дворце. Сергей Васильевич завербован для других целей. Но рядом с англичанином, быть может, удастся уловить обрывки важной информации, которая позволит нам сделать те или иные выводы…
— Это всё понятно, — сказал Сергей со вздохом. — Мне-то теперь как быть?
Ефимов посмотрел на художника с некоторым недоумением.
— Вы о чём?
— Всё о том же… Я ж теперь насильник! Можно сказать, официальный! Свидетели есть, обиженная девушка есть, опять же фотокарточка. С этим-то что делать? Не дай бог, узнает кто, — я же не отмоюсь! И никому ведь не объяснить, что к чему. Ни людям, ни жене… Стало быть, репутация долой, семья разбита, в обществе никто руки не подаст, а о заказах и говорить нечего…
Ефимов покачал головой.
— Глупости это всё, Сергей Васильевич. Только ваша неопытность в нашем деле оправдывает ваши опасения, — успокаивающе сказал он. — Запомните: компрометирующие сведения добывают, чтобы держать человека на крючке, а вовсе не для того, чтобы обращаться с ними в газеты, в суд или иные инстанции. Вы что, всерьёз думаете, что посол Её Величества созовёт журналистов и заявит, что художник Белозёров покушался на честь его дочери? Или, пуще того, подаст иск? Да посольство само категорически не заинтересовано в каком бы то ни было скандале, — это вытекает из самой сути дипломатической работы… В общем, не переживайте.
— Легко сказать, — буркнул Сергей, хотя здравые доводы полковника его несколько успокоили. — Как представлю, что жене по почте эту поганую карточку пришлют или какая-нибудь газетёнка заметку тиснет, — мол, известный художник Б. развлекается…
Ефимов вздохнул.
— Не тиснет, — терпеливо сказал он с интонацией взрослого, который убеждает ребёнка. — И карточку Настасье Петровне никто не пришлёт. Чего ради? На публичную компрометацию Фитч никогда не пойдёт, — даже если решит за что-нибудь отомстить. Каждый скандал, знаете ли, палка о двух концах. Кто помешает вам, в случае чего, созвать пресс-конференцию и рассказать о провокации в британском посольстве? Постановочный характер инцидента очевиден. Один свидетель с фотоаппаратом под мышкой на месте происшествия чего сто́ит… А заодно и намекнуть, по какой причине разыгран этот мерзкий спектакль. Ваша угроза против их угрозы. Точка. — Полковник вдруг улыбнулся. — По сути, если бы не наши цели, вы могли бы прямо сейчас послать этих джентльменов в задницу. Смею уверить, — утёрлись бы. Ну, для порядка поугрожали бы, кулачонками помахали… Однако, исходя из наших интересов, играйте испуганного, сломленного человека, для которого мысль о позорном скандале невыносима. А значит, вы просто вынуждены сотрудничать с англичанами… Но не переигрывайте. В чём-то можно и характер показать, поупираться. Больше уважать будут. В общем, по ситуации.
Сергей взъерошил пшеничный чуб, махнул рукой. Промолчал.
— Господа, а не выпить ли нам по рюмке? — неожиданно предложил Ефимов, поднимаясь. — Малость расслабиться не повредит. Вообще-то, Сергей Васильевич, с вас причитается, а? Не каждый день можно голой красавицей полюбоваться…
— Полуголой, — раздражённо поправил Сергей.
— Тоже неплохо, — невозмутимо сказал Ефимов.
Творожков деликатно хохотнул.
Полковник невольно попал в точку. Стерва Элен не шла из головы, хоть тресни. Перед глазами всё ещё стояла обнажённая грудь прелестницы-феминистки, и он ничего не мог с собой поделать. Упругие белые полукружья, восхитительные и волнующие, с маленькими бледно-розовыми навершиями… Словно черешенки на сливочном торте… Несмотря на драматизм ситуации пленительная картина, схваченная цепким взглядом художника, постфактум бросала Сергея в жар. Взять бы в руки карандаш и нарисовать эту грудь. А лучше просто взять в руки… Сергей мысленно выругался последними словами. Стыдно, поручик! Как в глаза Настеньке смотреть будете? Скорей бы уж она приехала…
Творожков между тем достал из кухонного шкафа коньяк, быстро нарезал лимон и сыр. Выпили по одной, после чего Ефимов отставил рюмку.
— Не пьянства ради, а успокоения нервов для, — довольно сказал он, закуривая. — Давайте дальше, Сергей Васильевич. Что было потом?
Сергей усмехнулся.
— Потом Фитч начал расспрашивать про моего приятеля, чей брат-жандарм расследует крушение царского поезда. Кто да что, чем интересуется, какие у человека есть проблемы…
— Ну, эту сказку мы на всякий случай ещё раньше придумали, — заметил Ефимов.
— Ну да, пригодилась… Мол, хороший приятель, познакомились три года назад в салоне Апраксиной, ценитель моего творчества. Владимир Митрофанович Телегин. Сам служит в Министерстве путей сообщения, карьера хорошая. Тут у Фитча глаза загорелись. Чем бы можно заинтересовать вашего приятеля, вдруг спрашивает. Не нуждается ли в деньгах? Тут уж я на ходу сымпровизировал. Ещё как нуждается, говорю. Собрался жениться, хочет купить дом или квартиру, а средств не хватает. На днях ко мне обращался, я и рад бы помочь, да столько дать не могу…
— Очень хорошо сымпровизировали. А что Фитч?
— Руки потёр и говорит: «Организуйте мне встречу с вашим приятелем». — «Под каким соусом?» — спрашиваю. «Соус будет простой, — отвечает. — Вы рисуете портрет дочери британского посла и через это стали вхожи в английский клуб на Галерной. А я — ваш приятель по клубу, директор кредитного департамента санкт-петербургского филиала банка „Бритиш файнэншнл юнион“ Томас Мелвуд. Вы у меня интересовались, нельзя ли дать вашему товарищу кредит на хороших условиях? Почему бы и нет, но сначала с потенциальным клиентом надо встретиться… В общем, приводите его в клуб обедать, там и познакомимся».
Ефимов негромко поаплодировал.
— Браво! — сказал он. — Видите, как полезно по-дружески, без чинов, общаться с шефом английской разведки в России-матушке… — Сергей одарил полковника свирепым взглядом. — Мы и раньше подозревали, что этот банк фактически служит кошельком английских спецслужб, а Фитч любезно подтвердил, что так оно и есть.
— Значит, этот банк реально существует?
— Ещё как существует! И филиал в Санкт-Петербурге есть. И Фитч в случае необходимости использует его как прикрытие.
Сергей задумчиво покрутил коробку спичек, потянулся за папиросами.
— Ну, допустим, — произнёс он. — Но где я возьму приятеля по фамилии Телегин? Да ещё служащего в Министерстве путей сообщения?
— Ну, это уж наша забота, — сказал Ефимов, переглянувшись с Творожковым. — Будет вам приятель с какой надо фамилией, из какого надо министерства…
Воля ваша, а приятно после хорошего обеда утонуть в мягкой кожаной глубине кресла, не торопясь раскурить благовонную сигару и взять в руки чашку с ароматным кофе. Именно эти изысканные ингредиенты превращают рутинное пищеварение в акт высокого сибаритства. А если ещё в камине уютно потрескивают дрова и в комнате царит мягкий приглушённый свет… Замечательно, право. Пока работает желудок, мир может и подождать…
Судя по довольным лицам, джентльмены, собравшиеся в курительном кабинете английского клуба, эту максиму вполне разделяли. Двое их них были Белозёров и Фитч, в этот вечер примеривший фамилию Мелвуд. Третий был… ну, скажем, кто надо, тот и был. Откликался, впрочем, на имя-отчество-фамилию Владимир Митрофанович Телегин, — худощавый человек лет тридцати с небольшим, среднего роста, с приятной, но не броской внешностью, которую разнообразили скромные усы.
— Отменная у вас тут кухня, — с чувством произнёс он, расстёгивая пиджак. — Давненько не ел такого изысканного бифштекса.
— Не жалуемся, — небрежно подтвердил Фитч-Мелвуд. — Здешний шеф-повар ещё год назад работал в лучшем лондонском ресторане. Дирекция клуба переманила. Прямо скажу, — недёшево обошёлся.
— Он того сто́ит, — заметил гость. И поинтересовался: — А где вы так хорошо научились говорить по-русски, мистер Мелвуд?
— Да здесь же и научился, — со смехом сказал англичанин, — где ж ещё? Банкир должен говорить с клиентом на одном языке. Пошлите меня открывать филиал банка в Австралию, и я завтра начну общаться с аборигенами на их наречии. Работа такая… Ну да бог с ними, с аборигенами.
Отхлебнув кофе, поставил чашку на столик.