рщики опирались на поддержку Англии. По нелегальным каналам британские дипломаты и разведчики снабжали будущих повстанцев деньгами, оружием, подрывной литературой. Милица вновь окунулась в хорошо знакомую подпольную работу.
После Русско-турецкой войны 1878 года и Сан-Стефанского договора османское иго рухнуло. Его сменил протекторат Австро-Венгрии. От этой перемены Сербия и сербы мало что выиграли. Но и британцы никуда не делись. Английская дипломатия прилагала все усилия, чтобы Балканы в пику России и Франции оставались источником вечной смуты и напряжения в европейской политике. Готовилось новое восстание, — уже против австрийцев.
Один из руководителей сербского подполья как-то познакомил Милицу с представителем Великобритании в Сербии и Черногории. Молодой дипломат по имени Фитч ей понравился, — умом, энергией, хладнокровием они были схожи. Под предлогом дипломатической миссии англичанин исколесил Балканы, и Милица сопровождала его. В те годы в Сербии то здесь, то там вспыхивало пламя народных восстаний. Топливом для него служили британские фунты, которые Фитч развозил по всей стране. При этом он добивался, чтобы повстанцы действовали слаженно, чётко, быстро; учил партизанским и конспиративным методам борьбы.
Работать с Фитчем было интересно. Между делом Милица пыталась соблазнить его, но довольно скоро выяснилось, что англичанин предпочитает мужчин… Во всём прочем он ей нравился. Как истинный джентльмен, Фитч платил щедро, в общении был прост и лёгок. В свою очередь, он ценил ловкую, сообразительную помощницу, которая всё хватала на лету и, между прочим, стремительно освоила английскую речь. К тому же Милица не была отягощена моралью и прекрасно владела оружием. Поэтому, когда работа Фитча на Балканах подошла к концу, он предложил ей поступить на службу разведке Её Величества и уехать с ним в Англию. Милица согласилась.
В Лондоне, выполняя поручение Фитча, она под именем Джейн Деррик стала работать с русскими революционерами-эмигрантами. Здесь однажды встретила Арсения Калюжного и неожиданно впервые в жизни влюбилась. Дело не в том, что он был хорош в постели, — ни один из её любовников не выдерживал сравнения с Кудрет-пашой, земля ему пухом. Совсем, совсем не в постели дело.
Пожалуй, Арсений был самым опасным из всех, кого Милица когда-либо знала. Руки его были не то, что по локоть — по плечи в крови. Сильный, бесстрашный, безоглядно жестокий человек… Но женским чутьём она ощутила в нём неприкаянность и надлом, смертельную усталость ощутила. Пожалела невольно. А пожалев, — влюбилась… В каком-то смысле они были два сапога — пара. Как и он, Милица уже давно жила по инерции, одним днём, без цели и особого смысла. У обоих жизнь сложилась не по-людски. Ни дома, ни семьи, ни привязанностей. Ничего, что по-настоящему дорого…
По совету Милицы Фитч, из осторожности представившись мистером Льюисом, познакомился с Арсением, присмотрелся. Остался доволен. В ту пору разведчик уже готовился к службе в России, и опытный террорист-народоволец мог стать незаменимым помощником. Вербовка состоялась, в Санкт-Петербург они уехали втроём. Фитч стал помощником посла. Арсений занял при нём место лакея. А Милицу под именем Рейчел Канингем приставили компаньонкой к Элен Мориер.
До поры до времени работа складывалась успешно. Даже неудавшееся покушение на Александра Третьего руководство Фитчу простило, — следом начали готовить новое. И тут, надо признать, англичанин совершил роковую ошибку. В числе объектов, предназначенных для вербовки, был известный художник Белозёров, интересный своими связями в высшем обществе Санкт-Петербурга. Его пригласили в посольство под предлогом заказа на портрет дочери посла и в конечном счёте завербовали. Кто же знал, что богемный живописец подставлен русской контрразведкой? Дело пошло наперекосяк и завершилось провалом второго покушения. А самое страшное — гибелью Арсения…
Убийца, мирно беседующий с жертвой, — было в этом нечто противоестественное… Хотя с кем ещё и поговорить, как не с тем, кого через несколько минут своей рукой отправишь на тот свет? Надо же объяснить, за что намерен отнять подаренную Богом жизнь. А может, палачу, как и всякому человеку, просто надо выговориться…
Свою историю Милица рассказывала неторопливо, явно не опасаясь, что их могут прервать. Это было странно. В доме находились и другие люди, — где же они? И почему никто не брал трубку телефонного аппарата, звонившего дважды? Однако напрасно Сергей напрягал слух, пытаясь уловить хоть какие-то звуки, хоть малейший шорох за дверью. Тишина в доме стояла мёртвая, нарушаемая лишь голосом женщины, его собственным тяжёлым дыханием и лёгким треском мерцающих свечей.
Наверно, мысли Сергея отразились на лице, потому что Милица засмеялась и махнула рукой.
— Не беспокойся, нам никто не помешает. Время позднее, да и нет никого.
— То есть как это нет? Куда же они делись?
— А ты не догадываешься?
Сергей оцепенел.
— Ты их… убила? Всех? — еле вымолвил он.
— Ну, конечно. А как бы мы с тобой иначе могли поговорить по душам? Убаюкала тебя хлороформом, а потом спустилась вниз и всех до одного ножами… Кухарку, слугу и пару твоих охранников. Кажется, никого не упустила? За три минуты управилась. Кухарка, правда, живучая попалась. Сама уже подыхает, а всё ко мне ползёт, хочет вцепиться…
Сергей рванулся с такой силой, что верёвка больно врезалась в руки и тело, а массивная станина кресла оторвалась от пола.
— Ах ты, тварь безумная! Такая же безумная, как и твой нелюдь! — рявкнул, задыхаясь.
Милица наотмашь ударила по лицу, — аж голова дёрнулась. Удивительно тяжёлой была эта тонкая рука.
— Мне на твою челядь плевать, — сказала негромко свистящим голосом. — Скоро и ты следом… Вот только налюбуюсь хорошенько, пока ещё на человека похож…
Она указала на диван.
— Видишь, лежат шесть ножей? Это всё для тебя.
— Щедрая ты больно, — сказал Сергей сквозь зубы. — Мне и одного хватит.
— Нет, так нельзя. Всё должно быть согласно ритуалу, — озабоченно произнесла Милица. — Первым ножом я отрежу тебе левое ухо. Вторым — правое. Третьим выколю левый глаз. Четвёртым — правый. Пятым отрежу нос. А уж только шестой, — этот в сердце. — Прервав жуткие разъяснения, улыбнулась Белозёрову и добавила почти ласково: — Визжать будешь, как свинья! Кричать, пока не осипнешь! Я вот так же одного за предательство прикончила — там, в Черногории… Двоих наших выдал туркам, их на кол посадили… Поверишь, умолял, чтобы я его быстрей добила. А я не торопилась, нет… И с тобой спешить не буду. Куда нам спешить? Пусть Арсения на том свете твои му́ки порадуют!
Распущенные волосы, болезненно блестящие глаза, кроваво-красные губы… Как же она в этот миг напоминала Медузу-Горгону из древнегреческого мифа, прочитанного ещё в детстве!
— Гореть тебе в аду вместе с твоим Арсением! — взревел Сергей, напрягая руки и ноги в тщетной попытке освободиться.
— Может, и так, — согласилась Милица, — может, и гореть… Но ты первый, первый. А я через два дня сяду на пароход и уплыву в Лондон. И там найду твою Элен. Она-то уже неделю как в Англии. Если бы эта сволочь не освободила тебя тогда в посольстве, сейчас «Держава» лежала бы на дне вместе с императором, и мой Арсений был бы жив… Скажи спасибо, что семью успел куда-то спрятать, а то и бабу твою, и щенков следом за тобой отправила бы.
Молчал Сергей, сло́ва не мог вымолвить. Горло сдавила ненависть, а сердце грозило вот-вот взорваться от бешенства и ужаса в предчувствии неизбежной гибели.
Милица хихикнула.
— Видел бы ты сейчас себя со стороны, — сказала она. — Красный, как помидор, глаза вытаращил, весь растрёпанный… Просто красавчик! — Наклонившись, спросила доверительным тоном: — Что, страшно умирать? Ну, признайся.
— Умирать всегда страшно, — невольно сказал Сергей сквозь зубы.
Женщина вновь хлестнула его по лицу.
— А каково было Арсению? — истошно, по-бабьи выкрикнула она. — Я всё знаю. Когда «Держава» вдруг вернулась в Кронштадт, Фитч поднял на ноги всю агентуру. Целую неделю по городу слухи собирали, сведения выуживали, откуда только могли. По кусочкам всю картину склеили. Ты ведь Малеева опознал, да? Арсений его убил, чтобы тот не проболтался. А ты кинулся за Арсением. Уж как ты его одолел, не знаю. Он сильный был и драться умел. Ты с ним всё-таки справился. Но зачем было убивать? — Третий удар в лицо, на этот раз кулаком. Солоноватый вкус крови на разбитых губах. — Зачем?
Она неожиданно разрыдалась. «А ведь и вправду любила», — мелькнуло в гудящей голове. Собственно, почему бы и нет? Одна гадюка нашла другую, и только. Сергей не стал объяснять, что убил террориста, в общем, случайно. Кто же знал, что взрывчатка окажется настолько ядовитой? Вместо этого произнёс, лишь бы не молчать:
— Так, значит, это Фитч тебя прислал? Озаботился рассчитаться?
Утирая слёзы, Милица отрицательно помотала головой.
— Не возражал, в общем. Но рассчитаться с тобой, — это моё дело. Только моё. Фитчу сейчас вообще не до тебя, — чемоданы пакует. Вот-вот отзовут в Лондон. А как иначе? Дело, считай, провалил, не справился. Так что сломал ты ему карьеру… — Ядовито хмыкнула: — То-то Харт ходит по посольству горем убитый, заплаканный…
Сергей машинально припомнил белокурого пресс-атташе.
— Харт? А он-то здесь каким боком?
— Я же тебе говорила, что Фитч любит мужчин, — снисходительно пояснила Милица. — А Харт как раз в его вкусе: молодой, смазливый, светловолосый… В общем, роман у них, и серьёзный. А теперь вот разлука светит.
Действительно… Сергей как-то раз случайно зашёл к Фитчу и застал в кабинете Харта, который не по-служебному держал помощника посла за руку и при этом глядел на него нежно. При виде Белозёрова отпрянул, заторопился и буквально выбежал из комнаты. Странной показалась та сцена, двусмысленной. Но Сергей тогда был чем-то озабочен, и маленькая неловкость вскоре забылась. А теперь всплыла в памяти… Мерзость какая! Не зря говорят, что в английских университетах процветают содомические нравы, и студенты-джентльмены развлекаются мужеложством…