— Ну что ж делать, — нарушаем…
— И это говорите вы, представитель официального органа?
— Орган у нас официальный. А визит к вам — нет. Ещё вопросы будут?
Фитч гордо поднял голову и скрестил руки на груди.
— В таком случае я отказываюсь говорить, — отчеканил он. — Требую вызвать представителя посольства.
И с удивлением посмотрел на Белозёрова, который при этих словах рассмеялся, — мрачно, однако от души.
А как не рассмеяться? Не дурак Фитч, совсем не дурак, но вот поди ж ты, — высокое звание дипломата Её Величества застит глаза, наполняет спесью под самую пробку. А как же! Весь мир трепещет перед Англией, боится её мощи, опасается задеть! И невдомёк резиденту, что здесь и сейчас «вся королевская конница и вся королевская рать»[7] ему не в помощь, а дипломатическим паспортом можно утереться…
— Представителя посольства не обещаю, — задумчиво сказал Ефимов. — Но обещаю кое-что взамен… Дерюгин!
Один из двух молодцов, скрутивших англичанина, вытянулся в струнку и вопросительно посмотрел на полковника.
— Объясни-ка человеку, где Англия, а где Россия-матушка, — велел тот беззлобно. — Только не по лицу, чтобы без синяков…
Дерюгин кивнул. Одним движением оказался возле побледневшего англичанина. За шиворот, рывком, поднял со стула, пудовым кулаком врезал поддых и аккуратно посадил обратно, — скорчившегося.
Терпеливо ждали, пока Фитч отдышится.
— Неслыханно!.. — наконец прохрипел англичанин, кое-как разгибаясь.
— Да что вы? — удивился Ефимов. — Это после всего, что вы и ваши подручные в нашей стране успели наворотить? Несерьёзно, батенька…
Сергей чиркнул спичкой, закурил.
— Он, по-моему, ещё не понял, зачем мы здесь, — предположил, пуская дымовые кольца.
— Допустим. А с виду догадливый… Ну, так и быть, растолкую.
Ефимов выбрался из-за стола и прошёлся по комнате. Остановился возле Фитча. Посмотрел в глаза.
— Здесь, во-первых, нет никакого дипломата, — внушительно сказал он. — Был когда-то дипломат, да весь вышел. Есть шпион. И не та беда, что шпион, — в конце концов, наши люди тоже мало ли где за границей работают… Беда, что шпион зарвавшийся. Омерзительный заговорщик, организатор чудовищных преступлений, уголовник с посольским статусом… Молчать! — взревел неожиданно.
Сергей — и тот вздрогнул. Бледный, как полотно, Фитч, открывший было рот, тут же и закрыл.
— Во-вторых, насчёт «неслыханно», — продолжал Ефимов уже спокойно. — Вы дважды покушались на императора. А в России император — это не просто глава государства. Это отец народа. И, стало быть, покушение на него есть преступление особое, не прощаемое. Вы переступили черту, которую переступать нельзя, — вы и ваши сообщники. Где, интересно, таких монстров откопали? Хотя, о чём я… Каков поп, таков и приход. Они же с вашей подачи десятки людей угробили, крови пролили немерено… Вот он, — яростно ткнул пальцем в Белозёрова, — чудом уцелел. И рискните сказать, что я преувеличиваю!
— Где доказательства? — выкрикнул Фитч севшим голосом.
Ефимов развёл руками.
— Формальных доказательств нет, уж не взыщите. Но мы же не формалисты, верно? Доказательства — это для суда. А у нас здесь не суд, и адвокат вам не полагается. — Наклонился к Фитчу так резко, что тот отшатнулся. — Мы просто всё про вас знаем. Всё! Про поезд и про яхту. Про народовольца Калюжного и черногорскую террористку Милицу. Про то, как вы завербовали капитан-лейтенанта Малеева, а ваш Калюжный его на глазах Белозёрова убил. Про то, как ваша Милица-Джейн уложила четырёх несчастных, ни в чём не повинных людей и за малым не прикончила Сергея Васильевича. Знаем даже про особые, скажем так, отношения с пресс-атташе посольства Хартом… Ну, это дело хоть и мерзкое, но личное. А за всё остальное вас полагается уничтожить. Раздавить, как тарантула… мистер дипломат. Вы что, всерьёз решили, что в России будете куролесить напропалую и не получите в ответ по морде?
В последней фразе было столько угрозы и презрения, что Фитч дёрнулся, словно от удара по лицу.
— Вы хотите меня убить? — медленно спросил он с нарочитым спокойствием в голосе.
Ефимов тяжело вздохнул.
— Очень хочу, — искренне сказал он. — Заслужили с лихвой. Так бы и пристрелил собственной рукою… Но зачем у своих же людей хлеб отбивать? — Указал на молодцов. — Вот они вами и займутся… если разговор пойдёт не так.
— Сплошные угрозы, одна другой хлеще, — откликнулся Фитч, кусая губы. — Один безоружный против пятерых профессионалов, — интересный расклад…
Сергей хмыкнул.
— А вы, Эдвард, уже забыли, как беседовали со мной в подвале посольства? Вы и двое ваших мордоворотов? Я-то был один и связанный. Да если бы не Элен…
При этом имени Фитч оскалился. Мутным от страха и бешенства взглядом окинул комнату и своих мучителей. Сказал, сам себя не слыша:
— Вы, кажется, не отдаёте себе отчёт, что Англия никогда не простит убийства своего дипломата, и не представляете меру последствий для России…
— Всё будет хорошо, — заверил Ефимов, присаживаясь. — Оно ведь как воспоследует? Мы трое с Сергеем Васильевичем и Семёном Борисовичем, — указал на молчавшего во время разговора человека, — встаём и уходим. Ивашов с Дерюгиным остаются. Они вас и кончат. Потом всё аккуратно перевернут вверх дном и тихо удалятся. Швейцар — наш человек, шума поднимать не будет. Потом повинится, что отлучился по своим делам, а в это время в квартиру будущего покойника проникли грабители. На ней же не написано, что здесь живёт дипломат. Начали искать деньги с ценностями, а тут хозяин себе на беду вернулся не вовремя. Пришлось успокоить… Да Боже ты мой! Сколько таких историй происходит в столичном городе! Не вы первый, не вы последний. — Энергично потёр ладони. — Ну, естественно, извинимся, начнём следствие, выразим соболезнование. Нам всё равно, а Её Величеству приятно… Вот как оно всё будет, Фитч. Проглотят ваши, никуда не денутся. И не воображайте, что из-за битого шпиона Альбион будет на себе тельняшку рвать или пришлёт в Балтийское море эскадру. Не смешно. Но даже если рехнётся и пришлёт, — встретим…
Проклятый Иванов (или как там его?) был абсолютно прав. Не будет Великобритания из-за помощника посла разрывать дипломатические отношения с проклятой Россией. Разве что заявит решительный протест. Но кого это испугает?
Иванов, судя по его поведению, человек в контрразведке не последний, но и не первый. Не ходят руководители на оперативные мероприятия. И если тем не менее он плевать хотел и на резидента, и на страну, которую тот представляет, то имеет на это полномочия. А полномочия в России даются с самого верха. С самого-самого.
А ведь это конец… С точки зрения русских, он, Фитч, зарвался. Совершил то, что не прощается. И если нельзя отомстить Англии, то ему-то можно. Нестарое, упитанное и такое симпатичное тело может вот-вот уйти в небытие, — на радость могильным червям… Всё ещё не веря в худшее, но внутренне дрожа, Фитч откашлялся и произнёс:
— Пока что я слышу одни угрозы. Но ясно, что вам что-то от меня нужно… Что именно?
И услышал в ответ ожидаемое:
— Нужно, чтобы вы сейчас написали документ. Признание в организации двух покушений на цареубийство, — очень подробное, с деталями. Не забудьте указать, от кого конкретно из ваших руководителей получили это задание. И ещё один документ: полный список вашей русской агентуры. Аристократы, чиновники, коммерсанты, промышленники, журналисты… Ну, вам виднее. Напишете — уцелеете. Откажетесь, — упрашивать не будем. Встанем и уйдём. А ребята останутся и приступят…
Сергей увидел, что лицо Фитча закаменело. Глубоко посаженные глаза, казалось, провалились ещё глубже, губы сжались в нитку, густые тёмные брови сошлись на переносице. Нетрудно представить, что творилось на душе у шпиона, — врагу не пожелаешь… И хорошо, коли так. Какая может быть жалость к негодяю с душой черней мазута? События последних недель ожесточили Сергея. Сердце словно подёрнулось коркой льда. Он вдруг поймал себя на мысли, что с удовольствием разрядил бы в Фитча весь барабан револьвера. Впервые в жизни он хотел убить человека…
— Ничего писать я не буду, — скрипуче произнёс наконец Фитч. — Как джентльмен, патриот и государственный служащий, — отказываюсь. Я Её Величеству присягал. И потом… — Облизнул пересохшие губы. — Дать вам в руки сведения, о которых речь, это всё равно, что самому застрелиться. Да и позора не оберёшься…
Ефимов покачал головой.
— Вы, должно быть, не до конца меня поняли, — терпеливо сказал он. — Документы, которые вы напишете… если только не самоубийца… вас никак не скомпрометируют. Напротив, мы сохраним их в полной тайне. Они просто станут залогом нашей дальнейшей дружбы и тесных взаимоотношений. А руководству о вашей откровенности знать совсем необязательно.
— Другими словами, вы меня вербуете?
— Другими словами, — да.
Фитч выдержал паузу.
— Отказываюсь категорически, — твёрдо ответил он. — В нашем роду предателей никогда не было.
— Зато одним покойником станет больше, — отрубил Ефимов. — У вас, милейший, ровно два выхода: или работаете с нами, или не работаете вовсе. Трупы к активным действиям вообще не склонны… Это ясно?
— Да.
— Ваше последнее слово?
— Нет!
Полковник неторопливо поднялся. Задумчиво посмотрел на Фитча и пожал плечами.
— А ведь вы мне не верите, — с оттенком скуки в голосе констатировал он. — Думаете, что я вас пугаю, что дипломата тронуть не посмеем…
— Не посмеете! — упрямо сказал Фитч дрожащими губами. — Не захотите создавать прецедент. Сегодня вы уберёте меня, а завтра в Лондоне займутся вашими людьми. Подумайте хотя бы о них.
Ефимов покачал головой.
— Наши люди в Лондоне на королеву Викторию не покушаются, стало быть, и повода для крайних мер нет, — холодно заметил он. — К тому же мы говорили, что вас уберут самым естественным образом. Из-за чего сыр-бор поднимать? Никто, знаете ли, от случайного нападения не застрахован… Ну, не смею настаивать. — Поднялся. — Сергей Васильевич, Семён Борисович