Время тянулось медленно, вестей от Аскольда по-прежнему не было.
Всеславна старалась реже выходить из опочивальни, лишь бы не встретиться случайно со Всеволодом. Скрашивала ее одиночество только преданная Малуша.
В этот день Малуша где-то задерживалась, и сердце Всеславны стало покалывать: уж не случилось ли чего? Но вот и она наконец, легка на помине! Лицо служанки сияло.
— Хозяюшка, — закричала она с порога, — Путята возвращается!
Тоска по любимому человеку заставила забыть все условности. Быстро принарядившись, они, как две подружки, бросились на улицу.
Народ уже нетерпеливо толпился у ворот. Наконец со стены донеслось:
— Едут!
Сердце у Всеславны забилось так, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно выскочит из груди.
Первым показался в воротах Путята. Важный, с напускной суровостью на лице. Однако взгляд Всеславны скользит мимо, бежит дальше. Где же Аскольд? Проехала первая повозка. Его нет. Вторая, третья… Вот уже весь обоз миновал ворота, а любимого все нет. В голове билось: «Где он, где?!» Видя, как Всеславна переживает, Малуша старалась ее успокоить:
— Может, не заметили? Может, он уже дома?
Вернулись. Но и в хоромах Аскольда не оказалось. Всеславна решила идти к Путяте.
Двор купчины уже был забит гостями. Малуша, попросив Всеславну подождать в сторонке, ловко начала пробиваться сквозь толпу. Хозяин уже восседал за столом. Бойкая служанка, расталкивая гостей, с трудом, но все же пробралась к нему. Путята долго не мог взять в толк, кто такая и почто явилась, — такой стоял гомон. Но когда понял, вскочил столь стремительно, что даже напугал Малушу.
— Где княжна?!
Услыхав, что Всеславна ждет во дворе, ринулся туда, бесцеремонно раскидывая толпу. По отчаянному виду козельчанки сразу понял: что-то случилось.
— Что с Аскольдом? — был его первый вопрос.
Княжна подняла на него прекрасные глаза, наполненные слезами:
— Не знаю… Я… хотела узнать у вас.
— Идем в дом, там поговорим.
Они вошли в помещение, забитое лежащими на полках разноцветными отрезами материи и висящими по стенам шубами, азямами, балахонами. Стол был завален книгами, пол — уставлен вазами, чашами, другим всевозможным товаром…
— Здесь будет спокойнее, — сказал Путята, подставляя гостье кресло. Присев напротив, подробно рассказал, как и почему отпустил вчера Аскольда одного.
— Значит, он жив?! — радостно воскликнула Всеславна. — Слава Тебе Господи! — и перекрестилась на единственную икону Николая Чудотворца, висевшую в красном углу.
— Жив-то жив, только вот куда запропал? — задумчиво протянул Путята. — Странно, что до города до сих пор не добрался… — он поднялся и тяжело заходил по узкому проходу, не заставленному товаром.
В голову закралась догадка: произошло нечто страшное. Но что? Главное, был бы жив…
— Сейчас же подниму своих людей, и мы обшарим каждый куст вдоль дороги. Вплоть до того места, где мы расстались, — объявил, поразмыслив, купчина.
— И я с вами! — вскочила Всеславна.
…Поиск, увы, не дал никаких результатов. Только на рассвете, не доехав малость до места прощания с Аскольдом, кто-то обратил внимание, что тележная колея затоптана конскими копытами.
— А ну, посвети! — приказал Путята.
Действительно, от колеи почти не осталось следа.
— Подозрительный факт, — процедил он и многозначительно взглянул на Шигу.
Тот растолковал взгляд хозяина верно: соскочил с коня и, опустившись на колени, принялся тщательно изучать дорогу. Не оставил без внимания и ближайшие кусты, из которых вскоре донесся его голос:
— Хозяин, трава вытоптана. Тута его кто-то дожидался. И не один…
Когда Иван вернулся, купец спросил, указывая на дорогу:
— Куда следы ведут?
— В город, — не задумываясь ответил тот.
Путята подъехал к Всеславне:
— Ты, дева, шибко не расстраивайся. Жив, думаю, наш Аскольд. И мы его, слово даю, найдем.
Глава 35
Вихрем ворвался в мирославские хоромы князь Даниил.
— Боярин, где ты? — разнесся по углам его звонкий голос, переполошив домашних животных.
Навстречу вышла хозяйка.
— Ты чевой-то, Данилушка, разошелся? Отдохнуть не даешь человеку, — урезонила она гостя будничным голосом.
— Эх, тетка, радость у меня! Ворота сегодня навешиваем! Город крепостью стал! Кумекаешь? А-а, по глазам вижу, что нет… Эх! — досадливо махнул он рукой, видя бесполезность своих объяснений. — Пойду дядьку будить.
Мирослав спал на спине, разметав руки и безмятежно похрапывая.
— Дядька, вставай, — затормошил его Даниил.
— А? Чево?.. — тот испуганно вытаращил глаза, но тотчас издал протяжное: — Поди к лешему, окаянный. Дай поспать… — «Окаянный» не отставал, и старик нехотя приподнял голову от подушки: — Ну чево там у тебя стряслось?
— Просыпайся, ворота навешиваем!
— Ворота?! — резво подскочил Мирослав, оценив новость. — Ворота — это хорошо! Брага будет?
— Будет и брага, будет и кабан.
— Так бы сразу и сказал. Где мой кафтан? — засуетился боярин.
Даниил снял одежку со спинки стула и бросил дядьке на колени.
…Еще издали они увидели, что в проеме будущих ворот собралась несметная масса народу. Работягами командовал высокий грузный мужик с копной седых длинных волос.
— Еще малость! Да куды ты суешь?! — орал он на смерда, который не смог попасть петлей на штырь.
— Рыжего ругай, — огрызнулся мужик.
Рыжий был парнем лет двадцати, широкоплеч, грудаст. Чувствовалось, силы играет в нем много, а вот навыка не было. Строителям помогали с десяток человек из числа зевак.
— Князь! Князь! — на все лады загомонила толпа, заметив подъехавших Даниила с Мирославом.
— Как у тебя, Тит? — спросил князь у седого.
— Готовь брагу, князь, — весело отозвался тот. — Вишь, одна ужо висит. Щас и вторую повесим, — кивнул он на лежащую на земле створку.
— Здоровы были, — князь поклонился на обе стороны, приветствуя бурно галдевшую толпу.
— И ты здоров будь, хозяин, — вразночин ответили селяне.
— Кончим сегодня? — весело сверкнул глазами Даниил.
— Кончим, князь-батюшка! — солидно поддакнули мужики.
И вот уже вторая половинка висит на петлях.
— Ур-р-а-а! — понеслось, усугубляемое эхом, далеко окрест.
Ребятишки устремились к створам: цепляются и, отталкиваясь ногами, пробуют кататься.
— Все, князь, — довольно потряс Тит огромным кулачищем. — Пошто обещанной браги не вижу?
— Да вон она, оглянись, — весело ответил Даниил.
Вои уже катили бочки, несли на жердях туши зажаренных кабанчиков.
— Братины, тащи братины! — понеслось над толпой.
Сбили крышку, множество рук потянулось к бочонку.
— Цыц, — рявкнул Тит. Зачерпнул братину, подал князю.
Князь принял подношение и, привстав в стременах, чтоб видели все, поднял ковш над собой.
— Браты дорогие! Я пью за ваши золотые руки и любящие Родину сердца. Добрую вы возвели крепость. Теперь это ваш дом, ваша защита. Вовеки пусть стоит Русь! Будь здрав, народ! За Русь-матушку!
— Будь здрав, князь!
— Тебе спасибо!
— За Русь!..
Князь залпом опорожнил братину.
— Эх, хороша бражка! — засмеялся он, вытирая усы.
— Князь, держи, — протянули ему кусок кабанины.
Гулянье набирает силу.
— Не пора ли нам, дядька? — Даниил кивнул на дорогу.
Лицо Мирослава красно, по щекам течет пот.
— Пошли, князь, а то скоро упаду, — сдался Мирослав.
Слуги подвели лошадей.
Спуск с холма был столь крут, что лошади с трудом удерживали равновесие. Отъехав от крепости на почтительное расстояние, князь внезапно остановился.
— Дядька, ты посмотри только на эту красотищу! — глаза его сияли от счастья.
Над крутым холмистым склоном возвышалась крепостная стена с остро заточенными оконечностями. Высокие башни зоркими стражами стояли по всему периметру. Из их бойниц открывался большой обзор, позволяющий вести прекрасный обстрел. Сколько ворогов способны похоронить выпущенные оттуда стрелы!..
— Хороша крепость вышла, — крякнул дядька. — Ой, хороша! — со смаком повторил он.
— Тяжко придется вражине, — задрав голову, сказал Даниил.
— Ох, тяжко! — охотно согласился Мирослав. — Молодец ты, Данилушка. Истинный молодец. И место выбрал что ни на есть подходящее. Интересно, что бы Сеча, будь жив, сказал о твоей крепости?
— Уже не скажет… Кстати, о Сече. Оказывается, после него остался сын. Я давеча писульку получил от Мазовецкого…
— Что пишет?
— Оказывается, Конрад еще до татар ходил на Литву.
— Эка новость! Да о том любой малец знает, — отмахнулся Мирослав.
— Да ну? — Даниил привстал в стременах. — А знает ли твой малец, что Мазовецкому удалось объединить тевтонцев с Михаилом, который и взял с собой воеводу?
— Ясно дело. Без Сечи Конрад битву бы не выиграл.
— Так вот. Конрад пишет, что у Сечи, светлая ему память, есть сын Аскольд, который сыграл тогда важную роль. Отец заманил литовцев в болота, а сын, скрытно обойдя их, ударил с тылу. Кроме того, этот парень спас жизнь племяннику магистра, за что тот посвятил Аскольда в рыцари. Надо же, первый русский рыцарь!
— Молодец парень. Утер нос этим гордым тевтонцам, — воскликнул Мирослав. — Аскольд, говоришь?.. Хорошее имя. Знатное. Есть, видать, толк в парне. В отца, знамо, пошел… Слышь, Данило? Тебе же… — дядька, еще раз взглянув на крепость, почесал затылок.
— Что-то не так? — насторожился Даниил.
— Дык это… холм-то твой назвать как-то надобно бы.
— А пусть так и будет — Холм, — улыбнулся князь. — Чем плохо? Главное, чтоб кое-кому не по зубам оказался.
— Дык ведь у них, я слыхал, машины какие-то, для стен опасные, есть, — хитро сощурился старик. — А у нас что супротив машин имеется?
— Кулаки, — усмехнулся князь. — Но ты вроде что-то об Аскольде хотел сказать, — сменил он тему.
— А! — хлопнул себя по лбу Мирослав. — Да вот, думаю, не взять ли тебе его в свой Холм воеводой? Ты же, по-моему, ищешь, кого бы туда пооставить.