К сожалению, силы были неравны: монголы бросали на стены Киева все новые подкрепления. Один за другим падали русские бойцы, и некому было их заменить. Уцелевшие сплотились подле Всеславны. «Где ты, Кулотка? Где ты, Гол-богатырь?» Но нет рядом героев. Кулотка ждет в условленном месте возвращения Аскольда, а Гол с горсткой бойцов держит оборону у пробитого монголами проема, дабы те не прорвались в город.
Жестокий бой на стене меж тем продолжался. Оказавшийся рядом дружинник успел отбить занесенную над головой Всеславны татарскую саблю, но принял смертельный удар на себя. И осталась она с озверевшей вражьей стаей с глазу на глаз. Спасения нет. Выхватив нож, княжна попыталась вонзить его себе в сердце, но цели не достигла — помешала кольчуга. А второго удара ей попросту не позволили сделать: два здоровенных монгола схватили ее за руки и поволокли к лестнице.
Как ни билась Всеславна, как ни сопротивлялась, но одолели ее нечестивцы и повели в свой стан. Почувствовав, что ослабла вражья хватка, вырвалась княжна. Выхватила у зазевавшегося татарина саблю и пошла полосовать направо и налево. Второй, обозлившись, выхватил лук и прицелился. И вдруг на него коршуном обрушился какой-то всадник.
— Стой, поганая морда! — заорал он, и засвистела пронзительно апайка.
Больно обожгла она стрелка. Оторопел он: кто посмел? Глядь, а перед ним сам Менгу! Упал воин на колени, головой в землю уперся.
Растерялась и Всеславна: кто это?
— Взять! — раздалась команда.
Подскочили два тургауда и потащили ее к хану в шатер. Там будут судить уруса. Любит Менгу, как и его повелитель, отважных и дерзких воинов. Вот и Батыю захотелось взглянуть на смельчака. Когда же тургауды толкнули пленника, дабы заставить пасть пред ханом на колени, упал шлем с головы Всеславны, и рассыпались по плечам роскошные пышные волосы. Обомлели вороги: «Баба!»
Всеславна стояла перед ними, гордо вскинув голову. Глаза ее яростно сверкали, лицо полыхало праведным гневом. «До чего ж прекрасна!» — оценили даже монголы, отступив на миг от своих понятий красоты. Нет, не полетит сегодня ее голова с плеч. И не отдаст ее Менгу на потеху воинам. Хан сам решит, как ему поступить с пленницей. Но позже. А пока… пока прикажет оставить ее в юрте и стеречь, не спуская глаз.
Аскольду везло. Попутный ветер нес его как на крыльях. Снежная завеса скрывала от острых татарских глаз. Зарево над Киевом служило хорошим ориентиром. Наконец он вновь оказался у знакомых стен, ставших уже родными. Не дождавшись условного сигнала, Аскольд решил подняться на стену самостоятельно, благо на этой стороне было по-прежнему тихо. Нашел оставленную загодя веревку. Зарыв поблизости сани в снег, подошел к лестнице. И вдруг увидел сидящего под ней на корточках человека. Прижавшись спиной к башне, тот спал, гулко похрапывая.
— Эй, — окликнул Аскольд, стараясь перекрыть шум ветра.
Человек вскочил и схватился за меч.
— Кулотка! — радостно вскричал Аскольд.
— Аскольд!.. — друг бросился к нему, широко раскинув руки. — Я тово… заснул малость. Первый раз за несколько дней, — начал было он оправдываться.
— Брось. Скажи лучше, как город? — перебил его Аскольд.
— Плохо, — махнул тот рукой. — Татары вот-вот стену пробьют. Воевода ранен… В церковь отнесли.
— Бегом к нему!
Димитрий лежал прямо на полу на шкурах, закрыв глаза. В изголовье горели несколько свечей. Рядом сидел монах и вполголоса читал молитву. Лицо воеводы было бледным и безжизненным.
Аскольд опустился на колени и, приставив ухо к его лицу, уловил слабое дыхание.
— Аскольд? — услышал он тихий голос воеводы.
— Я, я, дружище…
— Жив!.. Слава те Господи! А я… вот, — Димитрий застонал, пытаясь подняться.
— Лежи, лежи. Тебе пока нельзя шевелиться, — нарочито строго произнес Аскольд.
— Как сходил?..
Аскольд коротко рассказал о своей вылазке, горько посетовав, что не удалось, пользуясь случаем, ворваться к хану в шатер.
— Один ты вряд ли справился бы, — заметил воевода и замолчал, собираясь с силами.
Вдруг в церковь ворвался какой-то вой и с порога заголосил:
— Татары! Сюда идут!..
Аскольд вскочил и, крикнув воеводе: «Скоро вернусь!», — бросился вон.
На улице он увидел мчащуюся в его сторону большую группу воинов.
— Стойте! — преградил им дорогу Аскольд, обнажив меч.
— Козелец, — раздался из толпы чей-то голос, — татары прорвали стену!
— За мной!
Защитники послушно устремились за ним.
Ветер бушевал, раздувая пожары еще пуще. Казалось, горел весь Киев. Некоторые горожане безуспешно пытались спасти свои жилища. Стон, слезы и проклятия неслись отовсюду.
Воины, возглавляемые Аскольдом, миновали старый город, и до них тотчас донеслись отголоски продолжающейся битвы. Аскольд остановил дружинников. Его взгляд остановился на молодом здоровом киевлянине, стоявшем рядом.
— Как звать? — обратился к нему Аскольд.
— Данило.
— Слушайте внимательно! — крикнул козелец всем. — Вы, — он рассек в воздухе отряд надвое и указал на правую половину, — пойдете с Данилой. Ты, — он ткнул в парня пальцем, — будешь сотником. Зайдешь слева и схоронишься. Как только увидишь, что я со своей группой начну отходить, ударишь татарам сбоку. Ясно?
Тот кивнул и, махнув рукой, крикнул:
— За мной!
Аскольд повернулся к оставшимся и поднял меч вверх:
— С нами Бог! Пошли и мы, други!
Татары не ожидали этой атаки. Они надеялись, смяв остатки сопротивляющихся, мощным потоком разлиться по всему городу. Ан нет! Ярость невесть откуда выскочивших урусов была столь велика, что враг благоразумно решил отступить. Русичи торжествовали!
Данило тоже оказался толковым сотником. Он сделал все, что велел Аскольд, и даже больше: отсек целый фланг от основной массы наступающих и уничтожил его. Попыток ворваться в город татары в эту ночь больше не предпринимали. У Аскольда и его воинов появилось время перевести дух.
Козелец решил сходить домой, успокоить жену: жив-здоров, мол.
— Аскольд! — окликнул его вдруг знакомый голос.
Он оглянулся. Пламя пожарища отчетливо высветило невысокую фигурку Ульяна. Два прыжка, и Аскольд заключил мастера в объятия.
— О-ох, — застонал тот.
— Ранен? — Аскольд отступил на шаг. — Прости, не знал.
— Да ладно, чево там… Сам-то как? Признаться, не верил, что свидимся…
Аскольд вкратце рассказал о «прогулке» в тыл врага.
— Остается смастерить пару десятков таких саней и… засунуть хана в мешок, — подытожил он.
— Да-а, — протянул неопределенно Ульян, поглаживая ноющий бок. — А тут, вишь, что деется… Ты, никак, домой?
Аскольд кивнул.
— Не ходи, — глухо проговорил Ульян.
— Почему? — с тревогой спросил Аскольд, почувствовав неладное.
— Нет там твоей Славны…
— Как нет?! Где она? — Аскольд схватил старика за грудки.
— Татары, пропади они пропадом, повязали ее, — горестно махнул тот рукой. — Да не убивайся ты раньше времени, — поспешил он успокоить козельца. — Главное, что жива она. А там, Бог даст, и свидитесь еще…
Глаза Аскольда сузились:
— Слушай сюда, Ульян. Найдешь Данилу-сотника. Скажешь, что остается за старшего…
— Ты чево задумал, парень? — перебил кожевник, подступая к козельцу. — Уж не к татарину ли в гости опять собрался?
Аскольд через силу улыбнулся:
— Семи смертям не бывать, а одной — не миновать!
— Ты только не горячись и не торопись, вьюнош! Эх, кабы не татарин проклятый, — старик погладил больной бок, — я бы тоже с тобой пошел. Полюбил я тебя, козелец, как сына родного. Ну, — обнял он Аскольда, — с Богом!..
Церковь была заполнена народом. Аскольд еле пробился к Димитрию. Тот сидел, опираясь спиной о стену. Аскольда встретил болезненной улыбкой.
— Садись, — указал он глазами на место рядом с собой. — Отбился?
— Отбился.
— А чего такой хмурый?
— Всеславну пленили.
— Понимаю твое состояние… Что думаешь делать?
— Освобождать.
Это было сказано столь твердо, что воевода понял: переубеждать бесполезно.
— Как?
— Попробую через Таврула.
— Обмен?
— Нет, — усмехнулся Аскольд. — Думаю, меняться на него они не захотят.
— Суровые люди. Ладно, забирай его и делай с ним, что хочешь.
Они обнялись.
Путь в темницу пролегал мимо двора Всеславны. Аскольду надо было взять одну ценную вещицу, и он свернул с дороги. Когда подошел, увидел не только раскрытые настежь ворота, но и распахнутые входные двери в жилище, чудом уцелевшее от пожара. Войдя в дом, услышал чьи-то шаги. Почуяв недоброе, Аскольд обнажил меч. Дверь в их со Всеславной опочивальню оказалась закрыта. Он ударом ноги отворил ее и на всякий случай отпрянул в сторону. Из покоев неожиданно выскочил какой-то мужик с торбой за спиной. Он попытался проскочить мимо, но Аскольд плашмя ударил его мечом по голове, и тот тут же свалился. Аскольд снял с мужика набитую добром котомку. Вытряхнув содержимое, увидел, что это были в основном вещи Всеславны.
В опочивальне все было перевернуто. При виде столь варварского разгрома Аскольд не на шутку испугался: он хранил здесь семейную драгоценность. По преданию, еще его дед, ходя в «черные» страны, привез оттуда кольцо с большим бриллиантом. И теперь Аскольд собирался отдать его татарам ради освобождения любимой. А испугался из опасения, что лихие людишки успели уже забрать колечко. Он торопливо подошел к столу и сунул руку под крышку. Кольцо было на месте.
…Таврул сидел на полу, свернув ноги калачиком и уставившись в одну точку. Он не изменил позы, даже когда скрипнула дверь и послышались чьи-то шаги.
— А-а, опять ты, — процедил он, лишь когда Аскольд сел с ним рядом.
Аскольд торопился. Поэтому задумку свою поведал Таврулу вкратце. Она сводилась к тому, что Таврулу поручалось узнать, где находится Всеславна, а потом помочь ее освободить. За это Аскольд обещал даровать монголу жизнь.
Однако Таврул неожиданно отказался. Пояснив, что смерть поджидает его в любом случае. Рано или поздно урусы сдадут город, и Батый непременно прикажет его казнить. Выхода он не видит.