— По моим сведениям, он занимался кадрами в областном УВД…
— Севостьянов Виктор Николаевич никогда не был ни военным, ни сотрудником милиции, — решительно заявил Константин Иванович. — Все время на партийной работе, а незадолго до августа девяносто первого работал в отделе ЦК, который курировал КГБ.
— Вот как? Теперь мне понятен твой интерес! Крутой, видно, мужик, если сумел так легко обойти все препоны. В таком случае я уверен, что на мою лесть он должен клюнуть! — Добронравов помолчал немного, потом спросил: — Когда я должен его попросить и под каким именем представить Воронова? Какую дать ему «легенду»?
— Вот теперь я узнаю своего старого дотошного друга! — облегченно засмеялся Богомолов. — Через час к тебе придет Воронов, и вы все обсудите и примете решение. На все это у вас есть…
— Неделя, — быстро вставил генерал. — Сутки! — возразил Богомолов.
— Трое! — Двое!
— Хорошо! — тут же согласился Добронравов. — Думал, что действительно придется в сутки укладываться.
— А я был уверен, что ты и на трое не согласишься, — признался Богомолов.
— Значит, мы оба хороши… Кстати, как поживает твой боец? Бешеный, кажется?
— Савелий Говорков! — Богомолов тяжело вздохнул. — Он как раз в той колонии!
— За что? — машинально спросил Добронравов, но тут же поправился:
— Хотя о чем это я… Теперь понятно, почему такая спешка. Между прочим, есть еще кое-что любытное относительно той колонии… — Что?
— У них очень большая смертность, а диагноз почти всегда один — сердечная недостаточность, хотя покойники отнюдь не старики.
— Теперь ты понимаешь, что тем более нужно поторопиться?
— А то нет? Не беспокойся, дружище, тянуть не собираюсь! Послушай, а может быть, войти в более плотный контакт с этим бывшим псковским работником? — неожиданно предложил Добронравов.
— Что ж, это не лишено смысла, — подумав, ответил Богомолов. — Но очень осторожно, не дай Бог, что заметит — много людей потеряем.
— Постараюсь сделать так, чтобы инициатива исходила от него.
— Вот именно. Жду результатов. И не забудь: связь только по ВЧ!
Виктор Николаевич Севостьянов еще спал, хотя стрелки часов показывали полдень. Вчера, вернее сказать, сегодня, он просидел с гостями аж до четырех часов утра. Сначала воздали должное еде и напиткам, потом, когда взаимоотношения приняли почти «родственный» характер и несколько хорошеньких девушек, обслуживающих гостей за столом, стали казаться прекрасными феями, Севостьянов предложил всем отправиться в «русскую баньку». Но Красавчик-Стив неожиданно возразил:
— Господа, а не лучше было бы отправиться в спальную и предаться там разврату?
— Соглашайся Стив. То, о чем ты говоришь, — хорошо, но то, что предложил уважаемый Виктор Николаевич, — просто отлично! — с усмешкой бросил Григорий Маркович совершенно трезвым голосом, хотя выпил не меньше других: просто сказывалась старая закалка.
— Не сомневайся, тебе понравится, — неожиданно поддержал его Ронни, уже испытавший, что такое «русская банька», тем более, что сам Севостьянов обещал для него отдельный кабинет и мальчика. Ронни предвкушал сладострастную ночь.
Здесь нужно отметить, что Севостьянов, узнав о наклонностях Ронни, приказал найти когонибудь помоложе. Самым молодым педиком оказался здоровенный дебил по имени Вася. «Девственность» он потерял по собственной глупости, проиграв в карты семьсот баксов. Чтобы взять с него «долг», шесть человек держали его, пока выигравший обрабатывал ему задницу. Когда все кончилось, Васе было заявлено, что за каждую «палку» с долга будет сниматься сотня.
— А нельзя ли мне расплатиться сразу? — спросил Вася.
— Как это? — не понял «кредитор». — Осталось шесть, верно? — Ну…
— Вот и получите! — Вася спустил штаны. Посовещавшись, все решили принять это неожиданное предложение, и каждый получил удовольствие, включая и самого Васю.
Виктор Николаевич не видел «кандидата» и даже предположить не мог, что ему подложат такую свинью. Как же он удивился, когда через пару часов, в самый разгар вакханалии, из массажного кабинета появился сначала Ронни, сияя от счастья, а за ним усталый Вася. На шум и хохот заглянул даже Бесик, не понимая, над чем смеются иностранцы. Сам Севостьянов не принимал участия в массовых эротических играх. Он получал удовольствие от наблюдения, лениво развалившись в кресле и потягивая холодное пиво.
И вот после бурной ночи в полдень к нему постучал дежурный и виновато сказал:
— Виктор Николаевич, извините, что приходится будить вас, но на проводе Москва!
— Москва? Ну и что? — сонно и зло бросил Севостьянов.
— С вами хочет говорить генерал Добронравов, замминистра МВД России!
— Вот как? — Сон с Севостьянова как ветром сдуло. — Давай сюда телефон!
— Сейчас! — Дежурный побежал за аппаратом.
А Севостьянов тем временем размышлял: зачем он вдруг понадобился заместителю министра по кадрам? Ему было известно о том, что Добронравов с самого начала проявлял интерес к его «предприятию», но с ним вроде бы все уладили. Более того, ежемесячно Севостьянов перечисляет ему полторы штуки зеленых! Неужели ему мало и он решил просить добавки? Что ж, ничего не поделаешь, придется платить, чтобы не нажить себе лишнюю головную боль. Ладно, чего раньше времени паниковать, посмотрим, чего ему нужно…
— Виктор Николаевич? Здравствуйте! Надеюсь, не оторвал вас от дел?
— очень любезно проговорил генерал.
— Все нормально, Никодим Калистратович, я обходил посты, — тут же нашелся Севостьянов, несколько успокоившись от вежливо-предупредительного тона. — Чем обязан?
— Виктор Николаевич, вы прекрасно осведомлены, как мы уважаем ваш труд, как высоко ценим вас. Более того, мы хотим представить вас к высокой награде! — Последнюю фразу генерал произнес с таким пафосом, что Севостьянову вдруг захотелось вскочить, вытянуться и гаркнуть во все горло: «Служу Советскому Союзу!» Однако он пересилил себя и подумал, что генерал просто хочет чего-то попросить. Именно так он сам всегда поступал, когда хотел чего-то добиться. И чем труднее была просьба, тем больше бисера он разбрасывал. Тем не менее ему было чертовски приятно слышать такие слова в свой адрес.
— Спасибо! Стараемся изо всех сил! Может быть, я лично вам могу быть чем-то полезен? — спросил Севостьянов и тут же подумал, что генерал сейчас начнет просить денег. «Больше пятнадцати миллионов не дам!» — твердо решил он.
— О, благодарю вас! Вы так предупредительны, — льстиво проговорил генерал. — У меня, и правда, есть к вам небольшая просьба…
— Пожалуйста, говорите; выделю, сколько смогу. — О чем это вы?
— Как? Вы же наверняка попросите денег для какого-нибудь благородного дела, не так ли? — В голосе Севостьянова слышалась легкая издевка.
— А вот и ошиблись, дорогой мой Виктор Николаевич! — Добронравов сделал вид, что не заметил его тона. — Просто у меня есть один крестник, которого я хочу поставить во главе нового учреждения, похожего на ваше. Мне хотелось бы, чтобы вы его поднатаскали у себя, скажем, в течение месяца.
— А какие работы будут в той зоне? — спросил Виктор Николаевич, обдумывая неожиданную просьбу, на которую ему было не очень-то удобно давать отказ. — в основном ремонтные. Я и вспомнил о вашей колонии потому, что профиль очень близкий, — небрежно ответил генерал. — Да и от вас не очень далеко, пара сотен километров…
— Только из уважения к вам, дорогой Никодим Калистратович! — тут же согласился Виктор Николаевич, прекрасно понимая, как выгодно иметь близкого соседа, которому чем-то помог, — мало ли с чем придется к нему обратиться. — Когда его ждать? — Как соберется!
— Никодим Калистратович, может, и вам махнуть ко мне на день-другой? У меня такая парилка, пальчики оближете. Если, конечно, вы любите баньку!
— Какой русский не любит баньку? — весело воскликнул генерал. — Ловлю на слове, как-нибудь заскочу!
— Надеюсь, предупредите, чтобы подготовиться?
— Непременно! — пообещал генерал. — Как скоро, не знаю, но в течение месяца, пока мой подполковник будет набираться ума разума в ваших пенатах, заодно и его навещу. — Этими словами Добронравов дал понять Севостьянову, что он лично заинтересован в этом человеке.
— Что ж, с нетерпением будем вас ждать. А за своего протеже можете не беспокоиться: все будет хорошо! — В голосе Севостьянова было столько тепла, что это могло ввести в заблуждение любого несведущего человека. Впрочем, Виктор Николаевич был искренне уверен, что его ценят, уважают, что он продолжает оставаться нужным человеком. Он нисколько не сомневался в своей полезности обществу и стране. Положив трубку, он даже забыл, что не выспался, чувствовал себя очень бодро, и вызвал дежурного.
— Слушай, вызови-ка всех на селекторную связь. — Всех?
— Тебе что, уши заложило, твою мать? Всех! — рявкнул Севостьянов.
— Через час буду!
— Есть, товарищ полковник! Через час Севостьянов вошел в комнату связи и сел перед микрофоном. — Всех разыскал?
— Так точно, товарищ полковник! Ждут! Севостьянов щелкнул тумблером. — Всем. Здравствуйте! К нашему всеобщему прискорбию, должен сообщить вам пренеприятное известие… — начал он трагическим голосом.
— К нам едет… Нет, к счастью, не ревизор, но человек, который не должен ни о чем догадаться! Терпеть его придется не два-три дня, как обычно, а целый месяц. Я, конечно, постараюсь, чтобы этот подполковник не совал нос куда не следует, но… С завтрашнего дня всем без исключения носить форму. Обращаться друг к другу только по уставу. Понятно? По уставу! Это я специально для вас повторяю, майор Колосников! Вопросы?
— А если он все-таки захочет куда-то сунуться, а вас рядом не окажется? — спросил Колосников.
— Очень вежливо дать понять, что без ведома полковника Севостьянова, вы не имеете права пропустить его! Надеюсь, теперь понятно, майор? — с иронией спросил Севостьянов.
— Так точно, товарищ полковник! — гаркнул тот, словно солдат-первогодок.
— Если нет вопросов, то у меня все! — Севостьянов отключил селектор. Решив, что гости, вероятно, еще спят, он предпочел отдаться своему любимому занятию и отправился в свой кабинет. Там он закрылся на ключ, нажал потайную кнопку, и тут же в стене открылся экран телевизора с видеомагнитофоном. Перемотав кассету на начало, он включил воспроизведение. И тут Виктор Николаевич удивленно поморщился: на экране ничего не было. Неужели кто-то узнал о его слабости? А может, с аппаратурой что-то случилось? Он включил перемотку. Оказалось, что аппаратура в порядке: след