в на тексты, Кагалин отодвинул все в сторону, достал другие листы и отдал Бакшарову.
– Чай или кофе? – спросила Вика.
– И то и другое, – ответил Слава, погрузившись в чтение.
– Ясно, Славка еще не завтракал, – сделала вывод она и вышла из «кельи» – так называл свой домашний кабинет Василий Алексеевич.
Слава читал результаты вскрытия, отпечатанные на компе неумелой рукой, судя по неровным окончаниям строк, зато содержание соответствовало действительности. Он пробежал глазами строчки с описанием раны, огнестрельного канала в теле убитого, анализа рассеивания дроби…
– Ага! Все-таки выстрел сделан с пяти метров, я точно определил, – прищелкнул Слава пальцами. – И здесь цирроз? Ему же было всего тридцать!
– Болезни плевать на возраст, – ответил хозяин. – Через некоторое время умер бы сам, процесс необратимый, а по виду не скажешь.
– «Смерть наступила около 12–13 часов», – прочел Слава. – А Сергей именно в это время…
– Он не убивал.
– Вы уверены? – осторожно спросил Слава.
– Абсолютно.
А Бакшаров не мог исключить его полностью, ведь не было Сергея в усадьбе продолжительное время! Он мог спокойно взять лодку и…
– На берегу лежат вверх днищем две лодки, – прочел его мысли Василий Алексеевич. – Но одному стащить лодку в водку не под силу. Во-вторых, вокруг лодок никто не топтался, следов нет…
– А в-третьих?
– В-третьих, знаешь, сколько грести до места убийства и обратно? Для нерабочих рук Сергея это обернулось бы кровавыми мозолями. А весла? Они находились в усадьбе.
– Логично, – согласился Славка. – Но лодка была!
– Была-была… – проворчал тот. – Вот и ищи ее. И того, кто в ней был.
– Я не все знаю, что известно вам.
– Ты знаешь все!
Слава глубоко вдохнул и задержал воздух в легких, так как зуб ныл нестерпимо. Тут еще дядя Вася обижает недоверием. Чтоб не сказать лишнего, он перевел внимание на полки с книгами. Специальная литература, полка с любимыми книгами, словари. А как описывается слово «лодка»? Или таким примитивным понятиям нет в словарях места? Слава взял с полки толковый словарь Ожегова, листая страницы, все же не смог удержаться от упрека:
– Вашего недоверия я не заслуживаю.
– Я тебе доверяю, потому и обратился за помощью. Не понимаю, чего ты хочешь?
– Правду.
Кагалин отвернулся к окну, давая понять, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. Слава опустил голову в словарь. Смотри-ка, есть место в словарях подобным понятиям. «Небольшое, обычно гребное судно, – читал про себя он. – Двухвесельная л. Парусная л. Моторная л. Наду…»
– Василий Алексеевич, мы не ту лодку ищем! – осенило его. – Это была надувная лодка! Легкая, удобная, компактная. Приехал на противоположный берег напротив места, где договорились встретиться, и по прямой переплыл реку. Ни тебе лишних усилий, ни мозолей, ни посторонних глаз. До усадьбы можно добраться по одной-единственной дороге, так? Пройти, проехать, проплыть мимо – значит рискнуть быть замеченным. Остается другой берег. Я бы так и сделал, если бы планировал заранее убийство Симича.
– С той стороны берег порос камышом.
– Проходы есть. Иначе как рыбаки из сел оказываются на реке? Я поехал.
– А поесть?
– В другой раз. – Славка снова схватился за щеку.
– Чего ты за скулу хватаешься? Зуб? К врачу сходи.
– Боюсь.
– Славка, не срамись. Взрослый мужик… Не стыдно?
– Стыдно. В обморок упаду, увидев кресло. Я поехал.
– Да, вот еще. Возьми адреса. – Кагалин протянул сложенный лист бумаги. – Поговори с людьми. У Симича были какие-то делишки, когда работал в комитете у Тернова. Постарайся разведать об этом, но осторожно. Дело Симича, считай, закрыто, мешать тебе никто не будет. У нас без этого запарка. В четверг опять нашли зарезанную женщину в подъезде, не слышал?
– Нет. Я знаю про двоих. Это третья?
– Третья. Поскольку экспертиза дала заключение, что Симич застрелился сам, применив для спускания курка кусок ветки…
– А стоит так рисковать? – вдруг спросил Слава.
Тот помолчал и тихо, но твердо сказал:
– Стоит. С Тулиным-отцом мы не один пуд соли съели, да не в том дело. Если бы я хоть немного сомневался в Сергее, я, возможно, не стал бы рисковать. Но не сомневаюсь! Понял? Убийцу найти надо. Возможно, удар наносится отцу Сергея… Помощи тебе ждать неоткуда. Но никто не должен заподозрить, что ты ведешь расследование. Езжай. И сходи к врачу, у тебя скула распухла, – раздраженно закончил.
– Итак, восстановим картину на основании известных фактов, – рассуждал Бакшаров за рулем. – Симич вместе со всеми ушел на охоту, но он еще и встречу запланировал, которую держал в тайне, значит, дерьмо замышлял. Охотники разошлись по степи, а Симич слинял к тайнику, где спрятано было… черт его знает что, но очень тяжелое. В условленное время приплыла надувная лодка, в которой сидел убийца. Симич отдал это черт-те что, но очень тяжелое, а сам пошел к берегу. Да, еще ружье отдал… Почему отдал? Зачем?
Убийца мог отнять ружье… тоже маловероятно. Отнимают в драке, а на Симиче ушибов и следов борьбы нет. Ни одна из версий даже теоретически не убеждала. Дело в ружье. Какого черта вернулся на берег Симич без ружья? А если убийца попросил посмотреть настоящий охотничий инвентарь? Доверчивый Олег дал. А убийца взял в руки и спокойно…
Стоп, Слава! Убийство спланировано. А планируемое мероприятие не пустишь на самотек. Симич мог явиться на встречу без ружья, чем бы тогда убивал? Веслом? И на хрена Олег тащил свой груз вместе с ружьем? Бред.
Еще вопрос: почему убийца не помог дотащить тяжесть до лодки? Ответ есть, и он прост: убийца не хотел оставить следы! Но хотел убить Симича, значит, ружье приготовил…
Бакшаров резко затормозил, его бросило в жар. Ружье Сергея Тулина находилось просто-напросто в лодке! Только этот вариант логичен, остальные – притянуты за уши.
– Выходит, все же Сергей? – задумался Слава. – Застрелил и бросил рядом с Симичем свое ружье? А что? Выстрел сделан, нате вам улику и ищите, дураки, убийцу, а я чист, как линза от очков, я жертва. У Сергея должны быть причины, мотивы, чтобы пойти на убийство.
– Сашка, заводи Мотю (ласковое название мотоцикла), – начал с порога Бакшаров, – и дуй на левый берег реки. Карту возьми! – Слава влетел в свой кабинет, вылетел обратно с картой, протянул парню. – Отметь на ней все подходы к реке напротив места, где убит Симич. Задание понял? Вперед и с песней, а я поеду…
– А ты поедешь к врачу, – строго сказала Лада. – И не возражай. У тебя уже пол-лица распухло. Не вздумай оказывать сопротивление, иначе Сашка никуда не поедет, мы свяжем тебя и насильно отвезем…
Откуда ни возьмись, в руках Сашки оказалась веревка. Сговорились, черти! Сашка начал наступать.
– Ребята, кончайте. – Слава сделал несколько шагов к стене. – Делом надо заниматься…
– Дела подождут, – наступала Лада. – Ты из-за зубной боли пьешь литрами у нас с Сашкой кровь, вымещаешь на нас зло. Нет, дорогой, сначала зубы, а потом дела. Сашка, давай.
– Стойте! – Бакшаров выставил вперед руку. – Я вам припомню… Поеду, черт с вами, но ты отправляйся…
– Шеф, только после вас, – улыбался Сашка. – Когда я убедюсь… убеждусь… убежусь… В общем, увижу, как вы направляетесь под конвоем Лады лечить свои бивни, когда уверюсь, что вернетесь в контору с вылеченной челюстью, значит, перестанете нас троллить, только тогда поеду.
Бакшаров садился в машину, бурча вполголоса:
– Ладно, я вам покажу, шантажисты. Каждый считает своим долгом влезть в личную жизнь, всем есть дело до чужих зубов…
Лада помахала рукой Сашке из отъезжающего автомобиля. Слава уже не думал ни о Сергее, ни о Симиче с ружьем, а думать теперь он мог о белом кабинете, где кресло и много-много щипцов… У кабинета стоматолога его дергало уже не от боли и, видимо, ужас отпечатался на лице настолько, что Лада погладила его по руке:
– Славик, не бойся, тебе укол сделают.
Она говорила нежно, глядя ему в глаза, и Бакшаров на мгновение забыл о боли, о враче-палаче. У нее удивительные глаза, теплый тембр голоса, а поглаживание руки заставляло вздрагивать сердце. Интересно, как она поступит, если ее поцеловать прямо здесь?
В седьмом классе влюбился он в самую красивую девочку – надо же было так вляпаться! Толстый Славка обожающим взором провожал ее, становился немым рядом с ней, думал лишь о ней, писал стихи – а как же! И однажды написал записку с признанием. На следующий день его обожаемая подняла на смех жирного увальня – вся школа узнала, такая наглость вызвала бурную реакцию среди подростков.
А она ходила с надменно поднятой головой, презрительно и высокомерно поглядывая в его сторону, чем ранила очень больно. Пацаны на переменках дразнили, громко хохоча, а девчонки хихикали. Результат – драка с одним из самых активных дразнильщиков. На следующий день родители побитого мальчика и воспитательница Славки из детдома выясняли отношения у директора, так и не узнав истинных причин драки (учителя и воспитатели мало что знают о подопечных). Надо отдать должное, воспитательница не давала Славку в обиду.
«Эти дети имеют плохие гены! Им надо в спецшколу, а не находиться с нормальными детьми! Их надо изолировать!» – приблизительно это выкрикивала мать побитого мальчика голосом разозлившейся гусыни. Стоя у кабинета, Славка все хорошо слышал, тогда и понял, что он особенный, ему нет в окружающем мире места, потому что его гены не подходят теткам и дядькам с качественными генами.
Гены! Звучало зловеще, как приговор. Под тяжестью страшного слова ему казалось, что его презирает весь мир. Он замкнулся, втянул голову в плечи, не поднимал виноватых глаз, силясь понять, чем же гены других отличаются от его. Отвечать у доски не мог, хотя все знал, но на него смотрел весь класс с нормальными генами и ждал. Боль, унижение, стыд сопровождали Славку несколько дней. Внезапно он заболел, поднялась температура до отметки сорока градусов, но ни одной жалобы от него не было. Иногда по горячим щекам текли слезы обиды, растекаясь пятнами на подушке. Только слез никто не видел. Но стоило воспитательнице однажды поздним вечером обнять больного, грустного мальчика, отчаявшись, что температура не спадает ниже сорока несколько дней, как Славка разрыдался, схватив ее крепко двумя руками. Он захлебывался в своих слезах, прощаясь с детством и надеждами. В тот миг он взрослел. От потрясения воспитательница не произнесла ни слова, ни о чем не спрашивала, молча гладила его по волосам и по-матерински целовала в горячий лоб.