– Нет, – сказал он твердо, чувствуя возвращение настоящего Ильи. – Она сама. Поскользнулась и захлебнулась. Могут подтвердить. Мы ломали дверь…
– Ты убил ее, – заявила Вера, словно в тот миг находилась с ним.
– Нет! – крикнул Илья.
– Да, – тихо произнесла она. – Значит, мы квиты.
– Квиты? – завибрировал он. – Что ты имеешь в виду? Объясни.
Настал долгожданный миг. Вера положила ногу на ногу, одной рукой оперлась о кровать, локоть другой опустила на колено, приподняв голову.
– Что ж… Давай вернемся, Илюша, назад. Ты пришел в мой дом, помнишь? И то, что ты сделал там, помнишь? Ты это сделал практически на глазах моей матери, прикованной к инвалидной коляске, не постеснялся выставить свою похоть напоказ больной женщине, насилуя ее дочь. Мама умерла. Она не пережила, что не смогла помочь мне, не вырвала из твоих грязных лап или не убила тебя. Ты убил ее. Но это не все. Я потеряла ребенка, о котором мечтала. Ты убил и ребенка. Теперь ты убил свою жену…
– Замолчи! – хрипло выдавил Илья.
– Нет уж. Пора расставить точки. Ты нанес самое страшное оскорбление женщине… Этот ужас ни с чем не сравнить…
Вера вдруг замолчала, задержав дыхание и переживая тот вечер заново, но сегодня началась новая точка отсчета, поэтому она быстро взяла себя в руки. Как же было не показать Илье торжествующей ненависти?
– Ты решил, тебе все позволено? Ты царь и бог? Кто посмеет предъявить обвинения земному богу? Кто поверит какой-то там девице? А если и поверят, ложь можно купить. Так, Илья? Но разве могла я после всего потерять голову из-за тебя? Ты глуп. Я мечтала сделать так, чтоб ты испытал хоть каплю того, что пришлось на мою долю. Я не знала, чем тебя прижму, но пошла на все, чтобы узнать твои слабости. Как странно: мне ничего не пришлось делать, ты сам себя наказал…
Илья настолько обалдел, настолько с ее стороны был мощным удар, которого он не ждал, что его тело свело судорогой боли, он говорить не мог. Говорила она, Вера:
– Знаешь, что тебя погубило? Необузданность. Ты жаждешь сразу всего, мир твой, думаешь ты. А он, Илюша, мир-то, одинаково всем принадлежит, каждый имеет право распоряжаться собой и иметь кусок мира в кулаке. Но ты слишком жадный. У тебя все есть! Но ты захотел меня, а тут еще зависть к Сергею душила. Вот ты и попался. Купил меня за тысячу баксов в месяц… Думаешь, я так дешево ценю себя? Ошибка, друг мой. Ты купил меня значительно дороже. Когда я увидела, что являюсь для тебя шансом возвыситься в собственных глазах… О, как обрадовалась тупоголовому кретину.
– Врешь! Не может… Я видел… – прорезался голос у Ильи.
– Вот именно, ты видел. А видел одно: ты удовлетворяешь меня в постели, тем самым я удовлетворяла твое самолюбие. Как же, ты обскакал Сергея в вопросах секса. Видел, что я начинаю ревновать тебя к жене, что стремлюсь встретиться с тобой…
– Нет, невозможно… Ты ведь сама набрасывалась на меня…
– Какой тебе хотелось меня видеть, такой и была, я играла в игру по всем правилам жанра. Ты не должен был заподозрить, тем более что сексом любишь заниматься при свете. Тебе не только нужно ощущать, но и видеть, насколько я балдела. Я и балдела. Но ничего общего с любовью в том не было и не могло быть. Обыкновенное спаривание. Жаль, что не вошли в кабинет и не увидели тебя, со спущенными брюками в почтенном месте, тискающую нетерпеливую любовницу. А ведь именно с этой целью я пришла к тебе на работу. Только не решилась покричать в экстазе, побоялась переборщить.
– Я убью тебя, – еле слышно выговорил Илья.
– Попробуй. Я не та Вера, которую можно придушить и насиловать. И в заключение, милый Илюша… Жена твоя пришла в отель и застукала нас, ты как раз здорово работал на мне – моих рук дело! Я написала ей письмо, сообщила, где и когда ей надо появиться. Она не говорила о письме? Мне не терпелось закончить фарс о пылкой и страстной любви.
Илья стоял неподвижно, его лицо исказила мука, стало некрасивым, серым и старым. Каждая фраза Веры резала его грешную душу на куски, не верил он ни ушам, ни глазам, однако это не тот случай, когда желаемое можно выдать за действительное.
– Я не хотела причинять вреда твоей жене, это твоя инициатива. Мне всего-то нужен был скандал, чтоб ты на улицу не мог выйти, а уж мэром стать… я хотела сделать тебя посмешищем. Но ты пошел дальше. Не знаю как, но ты убил жену, возможно, сам утопил ее. Так уж ведется, страдают больше те, кто рядом. Ты хотел меня, а убил маму и моего малыша. Я хотела уничтожить тебя, а уничтожила твою жену, но опять же твоими руками. Мы квиты.
Ах, сколько раз она представляла эту ситуацию, сколько приготовила жестоких слов, подбирая ядовитые интонации ночами, лежа на плече Ильи после постельных баталий, и не успела их бросить ему в лицо.
Один прыжок Ильи и – она упала на спину, придавленная его весом. Он схватил ее за голову, коленями раздвигал ноги, не желая верить в то, что она молола. Утвердившись в своих мужских способностях, он решил воздействовать на Веру излюбленным способом, полагая, что она несла чепуху, дразнила его, а дикая кошка любит силу.
Но Вера, выглядевшая раньше беззащитной и беспомощной, несмотря на взбалмошность, эта Вера куда-то провалилась. Она растерялась лишь в первое мгновение, безотчетно шарила руками по кровати. Нащупала золотые вещи, которыми Илья осыпал ее со щедростью восточного шейха, сгребла, сколько поместилось в руку, и с размаху влепила ему в лицо. После хватала и заталкивала украшения в открытый рот Ильи, размазывала по лицу. На щеке и верхней губе «полового гиганта» выступили капли крови, он опешил – этого было достаточно, чтобы Вера одним махом сбросила Илью и оказалась сверху, она сгребала украшения и била ими по его лицу. Илья выплевывал колечки и цепочки покойной жены, пытаясь схватить ее за руки, да не получалось. Но вот золотые штучки перестали попадаться в нужном количестве, тогда она забросала Илью подушками, затем замотала в покрывало, сдирая его с кровати. Выкрикнув:
– Никогда больше не прикоснешься ко мне! – выскочила из спальни.
Сбежав по ступенькам, Вера бросилась в прихожую. По дороге зацепился каблук, нога выскользнула из туфли. Вера неслась по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек в одной туфле. В прихожей, молниеносно напялив пальто, щелкала замками и дергала дверь. Сзади появился разъяренный Илья. Она запустила в него второй туфлей, он парировал удар ладонью с ловкостью теннисиста, туфля улетела в зеркало, железная набойка каблука цокнула по стеклу и… нет зеркала.
Больше у Веры ничего не было под руками, а Илья прыгнул, намереваясь со всего маху налететь на строптивую любовницу. Как юла, Вера крутанулась в сторону, Илья промазал, больно стукнувшись о входную дверь. Пока он разворачивался, она успела открыть шкаф в прихожей, в Илью полетела одежда: куртки, пальто, плащи, зонты – все, что попадалось. В завершение она пнула его ногой, кажется, в бок, он со стоном скорчился, завопив:
– Убью, гадюка!
Она вбежала в гостиную, ища выход или что бы такое схватить. Стулья слишком громоздкие (под старину), пластиковый столик-бар на колесах, диваны-кресла, пенал до потолка с хрусталем – просто сверкающий ужас какой-то…
Дверь! Дверь на балкон! Туда! Но из прихожей наступал Илья с недобрым блеском в очах. Пластиковый столик на колесиках Вера толкнула наперерез горе-любовнику. Бац! Посыпались бутылки. Обрадовалась рано, столик врезался, но не в Илью, а в угол стены. Он совсем рядом, схватил ее за полы пальто. Вера рванула вперед, не рассчитала силу рывка, упала и сбила с ног Илью, который быстро, по-пластунски, подползал к ней.
Она отбивалась ногами. Ага, пяткой попала в глаз – так ему и надо. Несмотря на отчаянное сопротивление, Илье удалось схватить ее за ноги и подтянуть к себе. Все, он придавил весом, обхватил руками… а Вера вдруг резко перестала сопротивляться, обмякла.
Илья готов торжествовать победу, но не торопился, дух переводил – извините-с, возраст. Сейчас он ее… он ее… Первое – избить гадюку, в норму привести истеричку. И влепил-таки пощечину, после рассмеялся, глядя на сморщившуюся Веру, потом улегся сверху… Да как взвыл от боли, забыв обо всем. Гадюка кусачая впилась зубами в плечо и, пока Илья отходил от боли, вопя ругательства, легко высвободилась. Осталось пробежать вперед к заветной балконной двери, но что-то толкнуло оглянуться…
О, да, никогда нельзя поворачиваться к врагу спиной. Илья замахнулся бутылкой… Летит. Вера присела. Ба-бах! Бутылка влетела в пенал с хрусталем. Начался грохот, похожий на салют. В Веру полетела вторая бутылка… – туда же, в пенал, добила остатки хрусталя. Третья… Напольную вазу Вера использовала в качестве щита, прикрыв ею голову. Отлично! Остатки вазы она бросила в Илью с совершенно диким хохотом.
Он озирался, ища подходящий предмет, рыча также дико. И тут ее осенило. Мгновенно очутившись рядом с ним, Вера врезала коленом в то самое место, которым он «думал» наедине с ней. Времени хватило и балкон открыть, и перелезть через перила. Последний раз оглянулась. Ругаясь нелитературным языком и корчась от боли, Илья ковылял к ней. Вера прошла немного с внешней стороны балкона, держась за перила и выбирая место, чтоб не угодить на кусты. Прыгнула. Прыгнула удачно, на клумбу. Всего-то второй этаж…
– Вера, Вер… – толкала ее Тамара. – Хлопай! Спектакль кончился. Классный, правда? Что сидишь?
До слуха дошел набиравший силу гром аплодисментов, на сцене Костя и Антон элегантно опускали головы перед публикой. Отыскав в зале Лиду, Веру и Тамару, Антон послал им улыбку и подмигнул, Тамара пришла в неистовый восторг: завизжала, подпрыгнула, замахала двумя руками с идиотским улюлюканьем. Вера напомнила ей, впрочем, напоминание не возымело действия:
– Тамарочка, это театр, а не концерт попсы…
…Всего-то второй этаж. Вера бежала со всех ног, не оглядываясь, бежала легко и свободно, босые ноги не ощущали холодной земли. Отбежав достаточно далеко, остановилась, тяжело дыша. Вдруг новая волна накатила на нее. Военные действия, развернувшиеся на просторах жилища Васкова, довели до сумасшедшего смеха. Она хохотала, держась за живот, хохотала до слез, истерично. Вот это битва была! Жаль, на пленку некому было снять. Босая, хохочущая, шла Вера пешком к дому тети Паши. Вспоминая отдельные эпизоды, она останавливалась и заливалась хохотом с новой силой, шла, шатаясь, как пьяная. Она и была пьяна, не от вина, конечно, от акта возмездия. Разбитое корыто Илюше не по плечу, а удар по самолюбию страшней физического уничтожения.