— Интересно, — помолчав, спросил мужчина, — о чем ты думала, таская за собой огромный чемодан с деньгами? Похоже, сама напросилась на неприятности.
— Дорогой, я заработала эти деньги огромным, почти непосильным трудом и вовсе не хочу так глупо и бездарно потерять их. Конечно, я совершила ошибку, но сейчас уже поздно говорить об этом. Только в твоей власти помочь мне исправить ее.
— Охотно верю, что ты заработала эти деньги честным трудом, — иронически заметил он, — и легкомысленно решила перевозить их в чемодане, но меня сейчас интересует другое: чем ты, собственно говоря, занимаешься? Не припомню, чтобы ты прежде упоминала о своем бизнесе.
Джейн засмеялась.
— Это долгая история, но если в двух словах, то я антрепренер. У меня есть небольшой частный бизнес, и он иногда приносит приличный доход, но это зависит прежде всего от везения и моих личных качеств.
— Ну ладно, ладно. — Он тоже рассмеялся. — Твое объяснение вполне меня устраивает. Но какая мне от этого выгода? Почему я должен бросить свои дела и мчаться за женщиной, которую и в глаза не видел?
Джейн понизила голос:
— Давай договоримся так: если ты сделаешь это, то я со своей стороны приложу максимум усилий, чтобы познакомиться с тобой поближе.
— Понятно. — Собеседник явно раздумывал над ее предложением. — Значит, ты готова даже на самопожертвование. А ведь хрупкий цветок женской добродетели — бесценный бриллиант. Бесценный в том смысле, что не имеет реальной цены.
Джейн нахмурилась. Ей и раньше не нравились его дурацкие шуточки, не доходившие до нее. Иногда даже Джейн казалось, что он издевается над ней, и тогда она приходила в бешенство. Однако сейчас не время выяснять отношения.
— Да, что-то вроде этого, — отозвалась она, так и не поняв смысла его слов.
— А как насчет чего-то более реального и ощутимого? — допытывался он. — Я имею в виду наличность?
Джейн покраснела от возмущения, но все же сдержала гнев.
— Все, что пожелаешь.
В ответ послышался издевательский хохот:
— А если я пожелаю получить и то и другое?
Джейн закрыла глаза. Вот мерзавец! Ну ладно, окончательный расчет впереди. Надо соглашаться на все, иначе придется самой решать свои проблемы. Пусть этот подонок надеется, что она заплатит ему. Джейн, конечно, заплатит, но вряд ли это обрадует его. Ничего, всему свое время и свое место.
— Я же сказала, — тихо ответила она, — как тебе будет угодно. Я согласна на все. От тебя сейчас нужно одно — поскорее отыскать эту женщину на пустынном шоссе, проследить ее путь до дома и сообщить мне адрес. Вот и все. Ну так что, договорились?
— Минутку, еще один вопрос, — прозвучал в трубке бодрый голос. — Она ничего?
Это еще больше разозлило Джейн. Она готова была убить его на месте — и не потому, что он ведет себя как прожженный бабник, а потому, что теряет драгоценное время и торгуется. Конечно, этот тип пытался возбудить в ней ревность, но ничего не добился.
— Она вполне обычная женщина, но только на любителя, — игриво ответила Джейн, хотя уже с трудом сдерживала раздражение. — Это высокая, плоская, рыжеволосая, веснушчатая женщина с обветренным лицом. Фигура у нее вполне сносная, но коленки слишком костлявые.
— Гм-м… похоже, она в моем вкусе. Ладно, считай, мы договорились.
Эмили была убеждена, что люди от природы добры, а все печальные отклонения обусловлены неправильным воспитанием и случайными недоразумениями. Конечно, одни люди более щедры, добры и любвеобильны, чем другие, но она всегда находила оправдание подобным различиям и надеялась, что за страхом, злостью и даже ненавистью скрываются человечность и доброта.
— Как же, дождешься от них доброты, — сокрушенно пробормотала Эмили, когда мимо пронеслась уже тринадцатая машина. Увидев на шоссе одинокую женщину, все ускоряли ход, не оставляя Эмили надежды когда-нибудь вырваться из этой дьявольской пустыни. Ей даже казалось, что они чем-то напуганы и опасаются, как бы она не уцепилась за бампер.
По-прежнему любя все человечество в целом, Эмили теперь ненавидела тех, от кого по воле случая зависела ее дальнейшая судьба. Она не понимала, почему эти люди проносятся мимо одинокой женщины, изнывающей от жары и почти умирающей от жажды. Неужели они не видят, в каком она отчаянном положении? Неужели не сознают, что их равнодушие обрекает ее на верную гибель? Ставя себя на место этих людей, Эмили приходила к выводу, что никогда не бросила бы на произвол судьбы измученного человека, умоляющего о помощи и стоящего с поднятой рукой на безлюдном шоссе в дикой пустыне. Даже если бы этот человек показался ей странным, подозрительным и даже опасным. В конце концов, можно остановиться у ближайшей автозаправки, позвонить в полицию и сообщить о подозрительном субъекте. Но за все это время к ней не подъехала ни одна черно-белая полицейская машина, из чего следовало, что никто из проехавших мимо не сообщил об одинокой женщине на пустынном шоссе. А ведь она обрадовалась бы и самому грубому полицейскому, даже если бы он взял ее на прицел своего «кольта» и препроводил в участок.
Первые два-три часа она боролась с жарой, внушая себе, что на самом деле ей не так уж и жарко. Эмили воспроизводила в воображении огромные магазины, заполненные прохладительными напитками, разнообразным мороженым и прочими холодными продуктами. А когда эти картины довели ее до судорог, она представила себе, что лежит в прохладной воде или сидит в тени огромного разлапистого дерева. Но вскоре на смену этим играм пришли отчаяние и безнадежность. Во рту все пересохло, а язык распух так, что почти не пропускал воздух. В голову лезли дурные мысли о смерти под палящим солнцем пустыни. Такое она видела в каких-то старых ковбойских фильмах, где отрицательные персонажи, оставшись одни в пустыне, погибали от зноя и жажды.
А вот еще одна машина. Кажется, «фольксваген». Господи, неужели и этот не остановится? Может, на этот раз ей повезет? Эмили вышла на середину шоссе и начала отчаянно размахивать руками. Небольшой «фольксваген», слегка притормозив, рванул вперед, объехал ее и был таков. Вдохнув едкий запах выхлопной трубы, Эмили разразилась проклятиями в адрес водителя и всего человечества.
Почему? Этот вопрос и раньше не давал ей покоя, а сейчас стал самым главным, почти судьбоносным. Почему все эти люди оставляют ее на произвол судьбы? Почему никто из них не внял мольбам женщины?
— Почему?! — закричала она что есть силы. — Что случилось с этими людьми? Почему они так бездушны и бессердечны? Неужели не видят, что я умираю?
Пройдя несколько десятков метров вперед, Эмили вдруг увидела впереди дорожный знак, раскрывший ей тайну поведения местных жителей:
ЖЕНСКАЯ ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВАЯ
КОЛОНИЯ ШТАТА АРИЗОНА.
17 МИЛЬ.
НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ И
ПОДБИРАТЬ ПАССАЖИРОВ
Только сейчас она вспомнила, что уже несколько раз видела подобные знаки на обочине шоссе, но не обращала на них внимания. Эмили и в голову не приходило, что такое будет когда-то иметь к ней отношение.
— Будьте вы все прокляты! — снова закричала она. — Надо же так влипнуть! Эти мерзавцы полагают, что я сбежала из лагеря, поэтому и не останавливаются.
Она окинула себя придирчивым взглядом. Неправдоподобно грязная одежда, разорванная майка, окровавленные колени. Эмили провела рукой по всклоченным волосам и, искаженному отчаянному лицу. Стоит ли удивляться, что от нее шарахаются все водители?
Эмили тяжело вздохнула. Признаться, она сама едва ли согласилась бы подвезти такое чудище. Восстановив репутацию обожаемого человечества и приободрившись от этого, Эмили, однако, отметила, что надежды на попутную машину в этом районе обречены на провал. Вряд ли найдется смельчак, который рискнет подбросить ее до ближайшей станции. На протяжении десятка миль ловить машину бессмысленно.
Однако дорожный зной заставил Эмили подумать и о том, что можно добраться до женской колонии, где есть люди, холодная вода, лекарство, а главное — телефон. И туда всего семнадцать миль! Не такое уж большое расстояние, чтобы помирать здесь от отчаяния и безысходности.
— Фу! — Она вздохнула и пошла вперед, окрыленная мыслью добраться до людей. Конечно, ноги подрагивали от усталости, тело ныло от боли, а перед глазами плыли темные круги, но это все не так уж страшно, если спасение не за горами. Да, ей придется нелегко, и эти семнадцать миль наверняка покажутся сто семнадцатью, но они дают надежду, которая, как известно, умирает последней.
Глава 13
Больше всего на свете Эмили хотела бы сейчас лечь на обочине, закрыть глаза и умереть, чтобы не чувствовать усталости и боли. Уступить обстоятельствам, положиться на милость судьбы и уйти в тот темный и неведомый мир, где нет ни чувств, ни мыслей, казалось ей лучшим выходом.
И вместе с тем инстинкт подсказывал Эмили, что это было бы большой ошибкой. Если она позволит себе лечь на обочину и закрыть глаза, то, возможно, уже никогда не откроет их.
Разумеется, Эмили уже перестала тешить себя иллюзией, что, тащась из последних сил по этому вязкому шоссе, куда-то доберется. Однако само движение вперед и особенно ощущение смысла и цели были гораздо важнее конечной цели.
Уже в сотый раз Эмили повторяла строчки знакомого с детства стихотворения «Этот старик». «Этот старик, — говорила она и делала шаг, — был молодец, — следовал второй шаг, — надел кольцо, — она делала третий шаг, — на мой палец». Мир вдруг сузился до размеров небольшого дворика, когда Эмили, глядя на кроссовки, как автомат, повторяла одни и те же строчки — левой, правой, левой, правой. Она так увлеклась, что не сразу заметила, что рядом с ней затормозил темно-зеленый пикап.
— Эй, леди, — послышался веселый мужской голос, — с вами все в порядке? Не надо ли чем-нибудь помочь?
В нескольких метрах впереди машина свернула на обочину. Эмили замерла, уставившись на темно-зеленое чудо, потом перевела остолбенелый взгляд на молодого мужчину, который с нескрываемым любопытством рассматривал ее.