– Жил один парень… – сказала она.
– Так, – кивнул он, откусывая половину лаваша.
– Были у него свои увлечения, пристрастия, влюбленности, друзья, привычки…
– Обычный парень, – уточнил Рустем, улыбаясь.
– Точно! Но он попал в экстремальную ситуацию, например, на войну в мирное время. К сожалению, такое тоже бывает.
Рустем более внимательно посмотрел на нее, она же, словно не замечая, продолжала:
– Он был ранен, контужен, испытал сильнейшее психическое напряжение, я не знаю еще что…
– И потерял память? – спросил Рустем, наливая еще по полфужера шампанского.
– Совершенно верно! Какой ты догадливый! И вот что удивительно, он приходит в себя в госпитале и начинает новую жизнь.
– Что же здесь удивительного? Все вполне нормально.
– Я согласна, что этот человек забыл о своей прошлой жизни, но то, что заложено у него на генном, подсознательном уровне, не должно было поменяться на сто процентов. Это – противоестественно! Я поясню. Встречает этот парень своего бывшего друга-однополчанина, и этот самый друг в разговоре упоминает некоторые вещи, на которые сначала не обращаешь внимания, а потом они наводят на определенные размышления…
– Я полон внимания, – побледнел Рустем.
– Однополчанин сообщил, что парень был большим бабником, любителем женщин…
– И что?
– Конечно, ничего особенного, если не одно «но». У парня-то была девушка, которая любила и знала его со школьной скамьи. Так вот, она утверждает, что он был настоящим однолюбом и желал только ее. Несостыковочка? Какое резюме, товарищ «Маузер»? Кто-то из них лжет, ведь речь идет об одном и том же человеке, или…
Воцарилась не очень приятная пауза.
К ним подошла официантка с большим белым блюдом. На шпажках было нанизано румяное мясо. Блюдо было щедро залито кетчупом, посыпано зеленью и перцем.
– Свежатина! – закатила она глаза. – Еще вчера, видимо, свинюшка бегала.
И удалилась, хихикая.
Яна вздохнула, вытирая рот салфеткой.
– Я уже говорила о том, что у человечества есть два вида мышления – аналитическое и художественное. Хорошо, при ранении можно разрушить участок мозга, отвечающий за что-то, но заработать то, чего не было, вряд ли возможно. Этот молодой человек, служивший с парнем, потерявшим память, сказал, что его сослуживец хотел стать артистом. Да, да, артистом! А для этого должны были быть таланты и способности! И я бы поверила, потому что девушка этого парня и стала актрисой. Возможно, они вместе и собирались в театральный вуз, в школе-то… А когда парень потерял память, он начал работать на компьютере, просто гениально работать…
– Как другой человек, – закончил за нее мысль Рустем.
– Несостыковочка, это точно. А еще парень, который с ним воевал, рассказал интересную историю.
– Называй всех своими именами. Что сказал Вова?
– Когда вас нашли в подвале, я имею в виду тебя, Олесю и ее маму, ты впал в какое-то беспамятство, кричал, вырывался…
– Я сильно переживал за тебя.
– Я тронута. Ты был фактически без сознания, что для тебя, конечно, неудивительно. Дело не в этом, а в том, что ты кричал: «Рустем! Рустем! Помоги! На помощь! Нас окружают! Рустем, я здесь!»
Яна внимательно посмотрела на Рустема.
– Согласись, странно звать на помощь самого себя?
– Согласен. Что-то мне нехорошо, где мои таблетки? – Рустем застучал себя по карманам. – Они мне помогают.
– Не ешь много, еще диабет заработаешь, – сообщила Яна.
– Почему? – удивился он.
– Мне не понравились твои расширенные зрачки после транквилизаторов, и я давно заменила их на простую глюкозу.
– Что? Так я ем простую глюкозу? – ужаснулся Рустем. – Почему же она мне помогает?
– Вылечился, значит, спасибо тете Яне, – пожала она плечами, выпивая шампанское и заедая его пучком укропа.
– Вылечился… – как эхо повторил он, – так ты хочешь сказать, что я не Рустем?
– Для конца своего повествования я забью два последних гвоздя в крышку твоего гроба, но это я образно.
– Да ладно уж, забивай!
– Я ознакомилась с наблюдениями врачей-психотерапевтов о случаях потери памяти…
– Где это – ознакомилась? – перебил Рустем.
– Села за единственный компьютер в этой провинции, зашла в Интернет, – ответила Яна.
– И что сказали врачи? – Рустем робко снял с шампура один кусочек мяса и вонзил в него зубы.
– Что за несколько лет процентах в семидесяти память к людям, потерявшим ее, возвращается, но при одном условии. Человек, то есть пострадавший, должен находиться в знакомой обстановке, в которой он жил до потери памяти. Поэтому так важно, чтобы человека нашли, опознали и вернули в семью. А сколько лет ты ничего не помнишь?
– Я живу не в своей обстановке? По-твоему…
– Да это не по-моему, а по-научному!
– Второй гвоздь? – спросил Рустем, стаскивая с металла второй кусочек свинины.
– Я наконец поняла, что мне показалось странным, когда я тебя целовала…
– Так поздно вспомнила?
– Лучше поздно, чем никогда. У тебя же везде на голове шрамы.
– Да, я знаю, наверное, ранение.
– Не помнишь? – спросила Яна.
– Нет, – честно ответил он.
– Зато я знаю. Это шрамы после пластических операций, именно там они и прячутся!
Рустем прожевал мясо, запил его морсом, доел винегрет и поднял свои темные и безумно красивые глаза на Яну.
– Сейчас еще вспомни, что имя у меня татарское, а сам я на татарина не похож и что многие мне ставят в вину, что у меня до неприличия правильные черты лица и красивая внешность.
– И это тоже! – кивнула Яна.
– И кто я, по-твоему?
– Я не знаю, может, кто-то из тех, кто был твоим другом, однополчанином?
– Хорошо, допустим, я был Ваней Ивановым и был мой однополчанин Рустем Шаломенцев. Его убивают, а меня ранили, и зачем-то, воспользовавшись потерей памяти, делают из меня, из Вани Иванова, Рустема Шаломенцева… Зачем?
– А вот этого я и не знаю. – К Яне вернулся аппетит. Ее поразила его реакция. Он не обвинял ее, не учинил истерики, ни от чего не отнекивался. А ведь произошла трагедия. Легко ли узнать, что живешь не своей жизнью? Что ты вообще неизвестно кто? Да, Рустем, или кто он там, держался молодцом.
– Я так понимаю, что это легко узнать, – сказал он.
– Как? – Теперь настала очередь Яны задавать вопросы.
– Я понимаю, что показания в моей судьбе различаются у двух людей, у Нелли Молочной и Вовы Царева. Значит, кто-то из них лжет. Все логично. Я склонен думать, что она.
– Аргументы?
– Актриса, ей легче, она может что угодно сыграть. Да и, следуя твоей теории, если между нами была великая и большая любовь, я бы все равно это почувствовал, однако этого же не случилось! Я никогда не подумаю дурного о человеке, с которым воевал. К тому же Вова – полицейский, и он не станет нарушать закон.
– Я не верю… Полицейские тоже могут говорить неправду, к тому же вдруг он тоже контуженный?! А Нелли выглядела очень правдивой и влюбленной…
– Теперь я забью последний гвоздь…
– Давай! Шампанское уже подействовало и смягчит удар, – подбодрила его Яна.
– Дело в том, что, когда я очнулся в госпитале, первым лицом, которое я увидел, было лицо… Нелли Молочной, – сказал Рустем.
– Вот с этого и надо было начинать! – воскликнула Яна. – Заметь, не Вовы Царева! Так что я беру свои слова обратно! Видимо, рыльце в пушку все-таки у Нелли… Но зачем? Для чего?!
– Ты меня спрашиваешь?! – усмехнулся Рустем, что придало его лицу дополнительное очарование. – Я даже не знаю, кто я?!
– Действительно, с тебя толку мало… – согласилась Яна, принимаясь за шашлык, так как она уже высказала все, что хотела, и ей понравилась его реакция, отчасти с юмором, отчасти со смирением.
– Меня радует только одно, – задумался Рустем.
– Что?
Поезд резко вильнул влево так, что Яна с Рустемом одновременно решили попридержать бутылку шампанского и встретились руками, что было сродни разряду электрического тока.
– Что ты не думаешь о том, что я могу быть замешан в чем-то криминальном. Мне ты отвела роль безропотной жертвы.
– А это не так?
– Только так! – улыбнулся Рустем, беря ее руку в свою и целуя.
Яна отдернула руку.
– Когда мы приедем в Москву, я подключу к нашему весьма непростому делу Лебедева Василия Николаевича.
– Я думаю, что он будет рад, – засмеялся в голос Рустем.
– И нечего смеяться! Ты лучше задумайся о своей жизни и вообще о том, кто ты.
Эпилог
Яна торжествующе смотрела на Рустема.
– Что я говорила? Что Лебедев поможет и все будет хорошо!
– Я беру все свои слова обратно. Если ты чего-то хочешь, то ты этого добиваешься, – согласился Рустем, внимательно следя за происходящим.
Они сидели в специальной комнате перед специальным зеркалом – окном, за которым человек по ту сторону не мог их видеть, а они по эту – пожалуйста. За окном находилась комната с голыми серыми стенами, столом и двумя стульями. Все сверхлаконично и скучно и давит на психику, собственно говоря, что и требовалось. Друг против друга сидели следователь Лебедев Василий Николаевич в сером, не совсем новом костюме и с хронически уставшим лицом, и актриса Нелли Молочная, пытавшаяся держать марку даже в изоляторе. На ней были надеты сетчатые колготки, лакированные туфли и красивое зеленое платье с нижней шифоновой юбкой. Макияж и прическа были, как всегда, безупречны. Некоторое нервное расстройство выдавали только бледность, легкое дрожание пальцев рук и постоянное курение.
– Хорошо выглядите, Нелли, – начал разговор Лебедев. Ответом ему стала всего лишь пренебрежительно-снисходительная улыбка.
– Вы сами мне скажете, зачем вы это сделали? – спросил следователь.
– Я хотела бы послушать вас, тем более я не в курсе, что я такого криминального сделала, – томно закатывая глаза, сказала Нелли.
– Вы выросли в очень неблагополучной семье, Нелли. Мать – алкоголичка, и этим все сказано, «отцы» менялись как перчатки. Были ли у вас какие-либо отношения с ними, пусть разбираются психологи, но думаю, что именно в детстве вы невзлюбили всех мужчин, так сказать, оптом, сразу и навсегда.