А когда я его спрашивал: зачем он это делает, приятель недоуменно пожимал плечами и говорил, что и сам не знает. Просто ничто другое его не интересовало в этой жизни…
Он готовился стать вором медвежатником, читал о них рассказы и романы, находил какие-то газетные вырезки, прилипал к экрану, когда показывали ограбление банка, разбирая потом по этапам все, что происходило, в поисках причины неудачи.
Вот и не верь в то, что каждого по жизни ведет своя судьба. Ты еще не научился ходить, а злобный рок уже тащит тебя безжалостно в твое тюремное будущее, подбрасывая в руки отмычки, которые тебя обязательно погубят.
Дверь моей квартиры открылась, и оттуда выскочили двое крепких ребят, они быстро и профессионально заломили мне руки и бросили на бетон лестничной площадки, больно уткнув под ребра стволы штатных «Макаровых».
А вслед за ними вышел и лейтенант — мой одноклассник, с которым не так давно я разговаривал на кладбище, имя которого так и не вспомнил…
Возможно потому, что не хотел его знать? Или потому что он мне не понравился?
— Я случайно не ошибся дверью? — полюбопытствовал я, разглядывая грязный бетон под носом. — Может быть, перепутал этаж? Или это уже не моя квартира?
— Квартира все еще твоя, этаж тоже, и ты не ошибся дверью, — мрачно пробасил одноклассник, покачиваясь на новых кроссовках. Забыл сказать, что вся опергруппа была одета в штатское, и кроссовки были у всех, притом настолько красивые и блестящие, что я им даже позавидовал. — Тебя мы и ждали. Предварительному следствию интересно, где ты был… — Надеюсь, что ордер на арест у вас есть? Я ездил к сестре, каждый год это делаю.
Мою сестру этот парень знал, даже когда-то ухаживал за ней, возможно, поэтому хмуро добавил.
— Ты ее не приплетай, она тут не при чем, к тому же все равно это тебе не поможет.
Меня быстро и сноровисто обыскали. Перерыли всю сумку, надеясь найти в грязном белье оружие, возможно, наркотики, или что-то другое противозаконное. Ощущение сразу скажу, не очень приятное. Как-то стало стыдно и неудобно, словно это я им предложил свои грязные трусы, а не они сами их разглядывали, брезгливо морщась…
— Ордера на арест у нас нет, но он нам и не нужен, — произнес лейтенант, по-прежнему покачиваясь на замечательно новых кроссовках перед моим лицом. — Мы тебя просто задержим на трое суток, имеем право, для проведения следственных действий, проще говоря, для допроса. Надеюсь, ты еще не забыл о том, что находишься в списке подозреваемых под номером один в убийстве господина
Шарафутдинова?
— Не забыл, а что случилось? — лежать на бетоне было неприятно, тем более что перед носом валялась раздавленная сигарета и обертка от жвачки. — Кого-то еще убили? Вам не хватает подозреваемых, решили использовать хорошо знакомых?
— Очень смешно, — фыркнул лейтенант, делая знак своим ребятам, они взяли меня под руки и потащили по лестнице вниз. — Может быть, сам все расскажешь? Как убивал и кого?
Облегчишь, так сказать, свою участь, а мы тебе оформим явку с повинной…
— Рассказал бы с удовольствием, да только меня в городе не было, я уезжал, так что даже не знаю, кого тут у вас снова замочили. Как я мог кого-то убить, находясь вдали от родного города? Был использован какой-то новый вид оружия? Самонаводящаяся ракета класса «Земля-Земля»? И пуск был произведен с дачи моей сестры?
— Все проверим, и оружие и твое алиби тоже. Надеюсь, железнодорожный билет не выбросил? Или добирался на каком-то другом транспорте?
— Железнодорожный билет есть, лежит в кармане.
— Вот и хорошо, — лейтенант зевнул. — Его шефу и покажешь. А мое дело простое, взять и отвести тебя в отдел, дальше с тобой будет разбираться мой шеф. Ему и расскажешь о том, где прячешь ракеты, и как убивал Кеннеди.
— Ты, между прочим, ворвался в мою квартиру, словно вор, а это незаконно.
— Сейчас все законно, — лейтенант ехидно засмеялся. — Только зря ты меня вором назвал. Красть в твоей берлоге абсолютно нечего, мы наоборот тебе в холодильнике немного колбасы и сыра оставили. Пришлось три дня сидеть, а жрать, у тебя как всегда нечего.
— Простите, но я вас не приглашал…
— Это точно, — лейтенант с кем-то переговорил по сотовому телефону, поэтому, когда мы вышли, нас уже ждала у подъезда белая семерка с синими милицейскими номерами. Меня, не особо церемонясь, засунули на заднее сиденье, и уже через пятнадцать минут я сидел в пустом кабинете старшего оперуполномоченного и растирал багровые полосы на руках, оставшиеся от наручников.
Дверь открылась, в нее зашел высокий мрачный тип с растрепанными волосами и кобурой под мышкой, как и ожидалось совершенно незнакомый.
— Этот что ли, тот самый Максим, себя непомнящий? — спросил он у моего одноклассника. — Что-то он какой-то маленький и худенький, я ожидал увидеть детину с косой саженью в плечах и лицом дебила.
— Так точно, это он, и лицо такое, если приглядеться, а вот косой сажени действительно нет, извини. В следующий раз уточняй, кого тебе нужно…
— Понятно, — старший опер еще раз внимательно оглядел меня и закурил. — А вы идите, отдыхайте, после обеда жду всех на рабочем месте.
Лейтенант и двое ребят, которые меня так ловко сунули носом в бетон, вышли.
Старший оперуполномоченный сел на стул, и демонстративно дунул дым мне в лицо. Просто так, чтобы проверить мои нервы, и взять на испуг. Я продолжал растирать руки, хоть мне это очень не понравилось. Сразу вспомнил все истории об избиениях в нашей милиции, отбитых почках, печени и прочих органах.
Опер показал на сигареты:
— Если хочешь, кури…
— Не курю, бросил два года тому назад, — пробурчал я, почему-то мне захотелось спать, сказывалась бессонная ночь в поезде. — Врачи сказали, что это вредно. — Знаю, мне тоже говорили, только я им не поверил. Итак, что мне с тобой делать?
Мне почему-то стало безумно скучно, как-то вдруг все стало понятно, и что он спросит и сделает, поэтому, не доживаясь его вопросов, я достал из кармана два железнодорожных билета и положил на стол перед ним.
Я их не выбросил, хотя и мог бы, что-то мне не дало это сделать.
— Жил у сестры, дачный поселок, — я назвал номер улицы, — Видели меня там многие.
Никуда не выезжал, нигде не был.
Опер посмотрел на билеты, внимательно прочитал все, что там написано и ухмыльнулся:
— Простите господин, Макаров, но есть один маленький нюанс, который все меняет.
Господина Филимонова Анатолия Сергеевича
1967 года рождения убили как раз перед вашим отъездом.
У меня внутри все обмерло. Одно дело предчувствие, и совсем другое, когда оно исполняется. Голос старшего опера, куда-то исчез, а потом снова появился.
— После совершения преступления вы вполне могли успеть на поезд, а в свете предыдущих наших подозрений становится понятным ваше желание приобрести алиби. Обычно, этим озабочены только те, кому оно по-настоящему нужно.
— Если Филю убили, туда ему и дорога! — я снова обратился взглядом к пространству за окном. — Хотите, верьте, хотите, нет, но я его не убивал. А большой любви к нему не испытывал, потому что после последней встречи с ним обнаружил на своем теле немало синяков.
— Выходит, мотив для убийства у нас уже есть! — довольно ухмыльнулся опер. — Значит, имелись какие-то отношения и сложились они не очень хорошо…
— Отношения сложились, я его не любил, а он меня, — я вздохнул. — Только убийство это на меня вам не удастся повесить. Меня видели соседи, когда выходил из дома. И если сравнить время, а я надеюсь, что они его запомнили, то окажется, неспешным шагом едва успевал на поезд.
— А я и не сказал, что его убили утром.
— Ночью я спал — алиби, как вы сказали, себе обеспечивал, хоть и не знал, что оно мне понадобится…
— Спал не один? Есть свидетель, или свидетельница? — Нет, свидетеля нет.
— Проверим, — мрачно пробурчал опер, но по его внезапно поскучневшему взгляду я догадался, что он уже и сам понял, что Филю убил не я.
Не знаю, что его больше всего убедило то ли мой ленивый тон, то ли упоминание о соседях. Вероятно и то и другое, потому что после моих слов он тут же позвонил дежурному и предупредил того, что меня отпускает. Потом показал рукой на дверь. Хорошо так показал, размашисто. Рука со свистом пролетела перед моим носом.
— Пока свободны, Максим Андреевич, если накопаем что-нибудь новенькое, то вам обязательно сообщим. Из города никуда не уезжайте, не стоит вам никуда ехать, вокруг свирепствуют эпидемии разных болезней.
Поверьте мне, это для вас станет небезопасным. Подписку о невыезде я вам давать не буду, но в случае если вы меня не послушаете, снова станете подозреваемым номер один еще и в этом убийстве.
Вопросы ко мне есть? Жалобы? Может, желаете написать заявление прокурору о грубом обращении оперативников при задержании? — Жалоб и заявлений пока нет, наоборот, в полном восторге, — я поднялся со стула. —
Прошу отметить похвальной грамотой высокую культуру задержания вашими подчиненными, даже никто ни разу не ударил ногой, так потоптались немного и все…
— Это мы в следующий раз исправим, благодарности и грамоты давать не будем, а невиновные в неприменении оружия при задержании будут сурово наказаны… — Опер достал из сейфа какое-то дело и что-то начал писать, я для него больше не существовал. — А побить действительно могли, их этому учили…
Я остановился у двери, а почему бы и на самом деле не спросить, пользуясь предоставленной возможностью?
— Но вопросы у меня к вам есть. Кто убил Ольгу?
— Филя точно не убивал, — процедил сквозь зубы старший оперуполномоченный. —
Он в это время был в другом месте. Так что если пойдешь по этому следу, упрешься в тупик. Кстати, ты ведь спросил об этом не зря?
Думаешь, что кто-то еще кроме тебя вышел на кровавую охоту? Или все-таки Филю прибил ты?
— Когда стражи защищают не тех, кто нуждается в защите, стражем становится каждый из горожан. Организуются дружина в каждом квартале, и она начинает патрулировать прилегающие улицы. Налоги на содержание стражи в это время не платятся, а оплачиваются только сторожа для городской тюрьмы. Так написано в городском укладе четырнадцатого века… — пробормотал я, выходя из кабинета. — Возможно, за Ольгу мстят теперь все