Я держался довольно долго.
Но когда мать Ольги вскрикнула и упала в обморок, а отец, пытаясь ее поднять, упал на нее, я потянулся к стопке…
С этого момента действительность для меня растворилась в прозрачной мерзкой жидкости.
День похорон, а возможно, и не только он, закончился пустотой и забвением…
Я осознал себя в детском саду, на своем рабочем месте — с пересохшим горлом, помятым лицом и жуткой болью в желудке. Обычно это ощущается, как возвращение из небытия. Появляешься из ниоткуда с черной дырой в памяти, с больным телом и мутным сознанием.
Я разделся и пошел в бассейн, в котором купаются малыши.
Пусть меня простят брезгливые мамаши, но другого у нас нет, а воду я меняю сам, это входит в мои обязанности. Вреда детям не приношу, потому что всегда промываю бассейн после себя.
Я упал в воду, пахнущую антисептиком, и долго впитывал каждой клеткой кожи так необходимую организму влагу.
Это всегда помогало, подействовало и на этот раз. У меня даже руки почти не дрожали, когда я одевался. Не могу сказать, что взор прояснился, но чувствовал себя, несомненно, лучше.
После бассейна лучше всего занять себя какой-нибудь работой, чтобы не обращать внимания на свое жуткое состояние. Для начала я перемыл котлы, заодно подчищая из них все, что осталось, бросая объедки в рот.
Потом начистил картошки для малышей на обед, подмел садик и площадку перед входом, сменил воду в бассейне, принял душ и сел ждать заведующую, глядя на поднимающееся над деревьями ярко-желтое солнце.
Осень начиналась очень скоро, если не обманывал висевший на стене календарь. Я немного загрустил, потому что лето любил больше, чем все остальные времена года.
Уносит ветер клена лист
Приходит осень.
И дождь стирает лето с асфальта за окном…
Я сидел и щурился на солнце, как кот, краешком глаза разглядывая редких прохожих, спешащих на работу. Число их понемногу увеличивалось, часть уже начала сворачивать в наш двор. Мамаши и папаши сдавали своих отпрысков появившейся из боковой калитки воспитательнице. Она приветливо помахала мне рукой.
Хорошая девушка, умная и образованная, но… об этом можно даже не думать. Я — изгой, больной человек без прошлого и будущего.
Рабочий день у меня закончился, смену, как говорится, сдал.
Заведующая пришла последней, как и положено. Взаймы не дала, пообещав через пару дней выдать полностью зарплату, а заодно и отпускные. Последнюю фразу я не понял, но переспрашивать не стал. Раскланиваясь с воспитателями, нянечками и поварами, вышел из садика через открытые ворота, и тут дорогу мне перегородил черный джип.
Говорят, такие машины съедают столько горючего, что вслед за ними обычно идет бензовоз для дозаправки в пути.
Интересно, что же я натворил спьяну? Похоже, обидел не простых людей, а состоятельных, убивать будут…
Из джипа вышел высокий хмурый парень, я его знал: учились в одной школе. Родители у него были вполне обычные люди, не сволочи, а имя он носил легкое — Костя.
— Привет, Макс, — деловито сказал он, однако не протягивая руки. — Садись в машину, с тобой хотят поговорить серьезные люди.
— А ты сейчас на Болта работаешь, если судить по тачке? — беззаботно улыбнулся я. — Разбогател на крови невинно убиенных?
Хорошее солнце, жить хочется, а тут вот такая встреча. Я попытался разглядеть, кто находится в джипе, но ничего не увидел, стекла были тонированы.
— Лучше на Болта работать, чем как ты, сторожем, — ощерился ровными керамическими зубами Костя. — Помогло тебе в жизни высшее образование?
Замечание было верным.
— Зато у тебя, вижу, все сложилось замечательно: джип, перстень с бриллиантом, — я говорил все это, мучительно раздумывая над тем, кому же понадобился.
Неужели обидел бандитов? Тогда точно зароют…
— И не бомжую, как ты, — Костя брезгливо сморщился. — Сколько дней в запое?
Я развел руками:
— Может, день, может, месяц, а может и год. Кого это волнует? Сегодня впервые смотрю на мир ясными глазами, поэтому пока ничего не знаю. А дня через два, глядишь, вспомню, сколько пил, когда и с кем…
— Был такой фильм со Шварцнегером, «Вспомнить все», — Костя кому-то кивнул, из джипа вышли двое с пустыми обмороженными глазами. Двигались они со странной медлительностью, едва передвигая ноги: похоже, обкурились травки. — Садись в машину, и, пожалуйста, без скандала. Убежать — не убежишь, можешь даже не пытаться — если помнишь, у меня разряд по бегу, — а ребята тебе ноги переломают, они у нас большие специалисты по ломке…
— Увидят люди, как меня увозят, — произнес я не очень уверенно. — И если что потом со мной случится, расскажут милиции, как вы меня силой в джип сажали. Машина заметная, таких в городе всего десяток наберется…
— Ты все такой же наивный, как был, — одноклассник толкнул меня в руки наркоманам. — Никто слова не скажет, потому что своя рубашка ближе к телу. Да и менты никого расспрашивать не станут, для этого их и подкармливают. Садись, и желательно — молча. Может, еще останешься живым. Здоровья не обещаю, близнецы что-нибудь все равно отобьют…
Куда повезете? Вы бы хоть объяснили…
Один из наркоманов ударил меня снизу хорошо поставленным ударом. Похоже, бывший боксер, перворазрядник или даже выше…
Все закружилось, содержимое желудка подступило к горлу, а дальше ничего не помню.
…Как быстро проходит жизнь.
Открываешь глаза, ты уже стар,
А еще вчера лепетал в колыбели…
Лишь ветер все так же
Сметает листву.
Да запах исчезнувшей жизни…
Ветер? Запах?
Я открыл глаза, облизал окровавленные губы и огляделся. Антураж до боли знакомый по телевизионным сериалам: подвал, батарея, на запястьях наручники.
Эти сериалы, похоже, специально снимают как учебные пособия для братвы…
Футболка и джинсы были мокрые — видно, меня отливали водой. Желудок опять скорчился в судороге, выдавливая остаток детсадовских макарон пополам с желчью. Очень противный вкус… и запах. Скорее убили бы, что ли…
Что-то мне совсем плохо стало. Даже когда очнулся в садике, чувствовал себя лучше…
— Выпить хочешь? — спросил с левого боку равнодушный голос. Я повернул голову и едва разглядел в полумраке «Филю», одного из подручных Болта. Он был одет в спортивный костюм. У братвы это как рабочая одежда: движений не стесняет, а в крови перепачкаешь, выкинуть не жалко…
Похоже, правда собрались убивать, раз одеты в униформу…
Что им от меня нужно?
Филя жил в другом районе, я был плохо с ним знаком. Знал, что уже лет с пятнадцати он загремел в зону, а теперь служил у Болта специалистом по отъему ценностей и собственности. Может, они решили забрать мою квартиру? Но она оформлена на сестру, без ее подписи не продашь…
— Ответишь сам, или ребят позвать? — специалист по отъему ценностей подошел ближе, крутя в руках резиновую дубинку. — Бить мне тебя не хочется — новый костюм забрызгаешь, а он дорогой. Кстати, нравится?
Филя крутнулся передо мной на одной ноге, демонстрируя обновку, при этом дубинка с размаха ударила меня по ребрам, вряд ли это было проделано случайно…
Милицейская резина хорошо бьет, кости ломает с легкостью, у меня была такая когда-то. Может, и сейчас где-то валяется на антресолях, только она мне без надобности, людей не бью…
— Не надо никого звать, — я облизал пересохшие окровавленные губы, когда боль немного утихла. Противный вкус. — Не пью, не хочется, а костюм и в самом деле хорош…
— Давно не пьешь? — Филя закурил, от сигаретного дыма мне стало еще хуже. Табак был хорошим, возможно, английским, только его запах смешивался со зловонием моей рвоты, поэтому я едва сдерживался, чтобы не испортить дорогой костюм. — Ты не знаешь, почему я тебе не верю? Вот хочется поверить, а не могу…
— С сегодняшнего утра в завязке… — прошептал я. — Водички не дашь? Во рту пересохло, даже плюнуть в тебя нечем…
— А до этого пил? — Филя пропустил мимо ушей мой жалкий пассаж о плевке, а я так старался, придумывал…
На его работе чего только не наслушаешься, должно быть, каждый обещает его удавить, прибить, застрелить. Только аллея жертв на кладбище от этих угроз длиннее становится, а Филя — вот он, и сейчас живее всех живых. — Если пил, то с кем? Кто подтвердить сможет?
Допрос велся профессионально, вот кого у нас в органах не хватает. Все хорошие специалисты ушли в банды, а у этого опыт, самого не раз допрашивали…
— Ничего не помню: ни с кем, ни сколько, ни когда, — выдохнул я устало. Ребра, наверное, треснули, боль никак не проходила. — А чем вас так заинтересовало мое пьянство? Хотите записать в общество трезвости, или отправить на принудительное лечение?
— Не собираемся мы тебя никуда записывать, ты нам вообще без надобности, — вежливо пояснил Филя. — Но если настаиваешь, можем помочь. Сегодня вечером и закопаем. Средство проверенное, на людях испытанное, все довольны, никто еще не жаловался. И врач тебе больше не понадобится. Мы люди добрые, готовы забесплатно работать и с гарантией. Квартиру нам отпишешь, и все, считай себя уже мертвым и без вредных привычек…
— Спасибо за заботу, — прошептал я. Что-то мне снова стало дурно, да и настроение испортилось. Самое смешное, что Филя легко мог исполнить свои слова, даже не особо задумываясь. — Но лучше не надо, поживу еще. К тому же квартира записана на сестру…
— Поживешь, не поживешь, это вопрос скорее философский, — Филя с размаху ударил дубинкой по трубе, звук мне показался очень неприятным, а ребра содрогнулись от предчувствия. — Дело в том, что «Шарика» вчера убили, а мы не знаем, кто. Думали, расскажешь нам все добровольно, а ты нас работать заставляешь, бить тебя, а мы это не любим…
— Его убили, а я тут при чем? — еще раз облизал пересохшие губы. — Интересно, кому могло в голову придти, что это я его? Любить его не любил, это точно, но и убивать бы не стал. Мы с ним еще в детстве все между собой решили — я его не трогаю, а он меня…