Галина поставила чайник на стол, поднялась и демонстративно поцеловала Федина в рыжую шевелюру:
— Золотая головушка! Подчищай свои текущие дела и поедешь в Питер. Чуешь, Юрик, чем пахнет?
— Чую, Галина. Сказал бы я тебе, чем пахнет, да при женщинах таких слов не употребляют. Если к этой твоей истории, Максим, пристегнуть ещё то, что Черных – журналистка, и если вспомнить статью, которую про Караваева написали, то совсем тошно становится. Ну не люблю я, ребята, когда на Питере с Москвой все завязано! — сморщился Ваганов. — Такие дела в принципе никогда не раскрываются – только по башке за них получают… Надо бы дело твое, Галя, на учет в Областной СК ставить – может, возьмутся, убитая все-таки журналистка.
— Бывшая журналистка, — поправила Осколова. — Не возьмутся они, Юр. Хотя завтра у меня пресс-конференция по делу Черных – попробую что-нибудь сделать. А в Петербург ехать все равно придется.
— А я что спорю? Езжайте. Только проблем новых вместо раскрытия постарайтесь не привезти…
Тут Катя, уловив краем глаза какой-то движение в прихожей, откинулась на стуле и вытянула шею.
«Кошка, что ли?» — подумала она.
Но это была не кошка. Худенькая девчонка лет тринадцати-четырнадцати с мелированными, неопределенного цвета волосами, в до невозможности короткой юбке и в сетчатых колготках пыталась прокрасться к входной двери. Очень предусмотрительно она была босяком, а босоножки держала подмышкой. Она уже тянулась к замку, и вполне возможно побег был бы удачным, если бы Катя не ойкнула испуганно, разглядев полутемной прихожей это чудо.
А так, Галина, будто только Катиного предупреждения и ждала: подпрыгнула на месте и с небывалой проворностью оказалась в прихожей, откуда сразу же послышался дерзкий девчачий голос:
— Я на день рождение к Таньке! Почему мне нельзя?
— Потому что я не знаю никакую Таньку.
— Да ты вообще никого из моих подруг не знаешь!
— Не важно, ты на время смотрела? Одиннадцатый час – какой может быть день рождения!
— А всех девчонок отпускают! Маринку вообще никогда не спрашивают, когда вернется!
— Фролову? У нее отец сидит, а мать – алкоголичка!..
— Ой, а ты прям такая золотая – целыми днями со своими уголовниками тусуешься, уже и домой их приводишь…
Тут Юрий Николаевич кашлянул и вдруг начал преувеличенно громко спросил:
— Ладно, какие еще у кого новости по нашему делу?
Всем было неудобно слушать перепалку Галины с дочерью. Максим сконфуженно развел руками, показывая, что больше ему удивлять нечем. Тогда Катя решилась.
— Юрий Николаевич, — заговорила она, — по показаниям соседей Черных, она приехала домой двадцать девятого – с вещами. Видимо как раз вернулась из Санкт-Петербурга. Но в кармане ее куртки найден чек из магазина, который расположен на Суворова. 9. Покупка сделана первого мая. Пока неизвестно, зачем она туда возвращалась – не для того ведь, чтобы купить сигареты!
— Отрабатывайте жильцов дома на знакомство с Черных, — не раздумывая, ответил Ваганов, — если она туда специально поехала, то точно знакома с кем-то из соседей Сухаревой ближе чем требуется.
«Какой он все-таки умный… — с благоговением подумала Катя. – Вот только кто будет отрабатывать каждого жильца двенадцатиэтажного дома?».
И невольно посмотрела на Федина, который, не надеясь уже получить чай, всухомятку грыз подсохший коржик и ни о чем не подозревал:
— А что! Что вы на меня все смотрите? Опять Федин, да! – спохватился он. – Можно, конечно, и отработать, но если Черных несколько недель жила там поблизости, то естественно её кто-нибудь опознает! И не факт, что это сделает тот, ради которого она туда переехала. Тот, кстати, наоборот может намеренно не опознать. Не боитесь, что мы его только спугнем?
— Максим, но ведь можно обставить все, как формальное опознание убитой, — не отступала Катя.
— Диспозиция ясна… — волком глянул на неё Максим и демонстративно встал из-за стола. — Спасибо, Галина Дмитриевна, за хлеб, за соль…
Осколова только что закончила отчитывать дочь:
— Пожалуйста, Максимушка. А ты куда – уже отрабатывать?
— Отрабатывать. Раньше сядешь – раньше выйдешь. Скорей бы уж моя командировка!
Максим, наскоро собравшись, вышел за дверь. Катя ждала, что на этом совещание и кончится, но Галина Дмитриевна, как хозяйка, не торопилась никого выпроваживать. Но и к теме расследования не возвращалась: она уселась за обеденный стол и начала рассматривала свой маникюр – точнее его отсутствие. Видимо, ждала, когда Катя уберется и оставит ее с Вагановым наедине. Ну ладно.
— Юрий Николаевич, вы мне сумочку не подадите? – поинтересовалась она. — За вашей спиной.
Ваганов, конечно, подал. Понимая, что и он, и Галина Дмитриевна невольно на нее смотрят, Астафьева вынула скляночку с герленовской «Самсарой» и аккуратно нанесла каплю дурманяще сладкой жидкости в ямку межу ключицами. А потом чарующе улыбнулась:
— Юрий Николаевич, вы меня домой не отвезете? А то уже темно совсем.
— Ко… конечно, — Ваганов с готовностью поднялся, но Галина его притормозила.
— Юрий Николаевич вас обязательно подвезет, только он мне сначала поможет посуду помыть.
Катерина взглянула на чистые, так и не тронутые чашки и милосердно кивнула:
— Я пока на улице воздухом подышу.
— Это что сейчас было? – Галина с преувеличенной брезгливостью разгоняла рукой ванильный шлейф, оставшийся в кухне после Астафьевой. – И давно ты ее до дому подвозишь?
— Галь, я сам не пойму, что на нее нашло. Вроде нормально сидели, разговаривали…
— Я тебе могу подсказать, что на нее нашло. Вертихвостка! Пошли ее к чертовой бабушке, и дело с концом.
— Не могу, — мученически поморщился Ваганов. Еще раз посмотрел на дверь и заговорил чуть тише: — Я ведь тебе уже рассказывал, что произошло, когда мы того киллера задерживали. В марте. Ее чуть не пристрелили там – из-за меня! Потому что мне лишняя звездочка на погоны нужна была! – отчаянно, а оттого снова громко закончил он. — Не могу я теперь просто взять и послать ее к черту!
Галина слушала его недоверчиво и с легким замешательством:
— Так ты поэтому ей место следователя предложил? – догадалась она.
— А куда мне было деваться, если она прямым текстом мне сказала, что из-за той истории потеряла работу?! — Еще отчаянней продолжил Ваганов. Но тут же собрался и вернул свой обычный невозмутимый тон: — И вообще – что за разговоры? Я – начальник! Захочу, вообще с улицы кого-нибудь возьму, с кулинарным техникумом…
Галина только усмехнулась: Юре она, конечно, сочувствовала, но ситуация ей казалась глупой.
— Юр, я вообще-то по другому поводу с тобой хотела поговорить, — снова посерьезнела она. — Я хочу сама довести до конца это дело. Не нужно хлопотать, чтобы его забрали наверх, ладно?
— Приехали…Ты чего? Что ты в этом деле разглядела?
Галина молча складывала так и неиспользованные чашки в шкаф и хмурилась:
— Юрка, я здесь работать одна не останусь! – сказала, наконец, она. – Тебя вот—вот в Областную переведут, а я здесь с кем останусь? С этой твоей протеже? С Трухиным я работать не смогу – придется уходить или в адвокаты, или тоже на повышение буду пробиваться. В адвокаты не хочу, а для повышения, мне нужно успешное раскрытие громкого дела… Юрка, мне тридцать семь лет, а у меня даже советника юстиции нет!
— Приехали… — снова повторил Ваганов. — Да с чего ты взяла, что меня кто-то куда-то заберет! Да я дольше всех вас здесь просижу! Сдохну ещё в этом районе, Галка! – подумав, он поплевал через плечо.
— И постучи, — добавила Галина и улыбнулась.
— Юрий Николаевич… — вернулась в квартиру Катя. – На улице холодно очень…
— Уже иду, — предельно вежливо, но все-таки натянуто улыбнулся Ваганов.
***
— Екатерина Андреевна, вот вы работаете в Следственном отделе вторую неделю… — не здороваясь, заговорила Осколова на следующий день, едва Катя вошла в кабинет. Галина смотрела в зеркало, висящее на стене, и неловко, видимо с непривычки, красила ресницы. Слова она произносила медленно, без признаков раздражения, а как бы из любопытства: — и за эти две недели не было дня, чтобы вы не задержались хотя бы на пять минут. Может быть, вам Константин Алексеевич не сказал, что мы работаем с девяти ноль—ноль?
Катя очень торопилась. Отдуваясь, она повесила жакет на спинку стула, и тряхнула волнистыми волосами.
— Пробки, Галина Дмитриевна. Я полквартала пешком бежала.
— Придумайте что-нибудь пооригинальней, Екатерина Андреевна, — бесстрастно отозвалась та и, помолчав, добавила: — или прямо скажите, что волосы на бигуди накручивали. Это честно, по крайней мере.
— Бигуди накручивают с вечера, Галина Дмитриевна, — постаралась в тон ей невозмутимо ответить Катя и тут же хмыкнула про себя: «Хотя тебе-то откуда знать…».
К слову, транспорт в Старогорске действительно ходил отвратительно. Объяснять всего этого она, конечно, не стала, а просто уселась за свой стол и принялась рассортировывать бумажки, которые уже подложила Галина для подшивки в дела. Так они и сидели минут двадцать по своим углам.
— Ладно вам, не дуйтесь, Екатерина Андреевна, — первой нарушила молчание Осколова.
— Я и не дуюсь, — соврала Катя.
— Ну и ладненько. Сегодня вот чем займетесь: во-первых, нужно изъять образцы почерка Сухаревой – с понятыми и подписями. Справитесь? Бланки протоколов изъятия лежат вот здесь, не нужно отвлекать начальство просьбами выдать их вам.
— А во-вторых?
— Во-вторых, читайте уголовное дело. Может, заметите что… незамутненным взором. Я в Областную на пресс-конференцию. Буду поздно.
Галина ушла. Катя заварила кофе, послонялась по кабинету, поглядела в окошко.
Скучно.
Хоть бы в штатные следователи поскорей перевели, что ли…