Эльза пожала плечами и начала вспоминать:
— Я в машине приехала – была без верхней одежды. На мне был надет белый свитер и джинсы. По—моему так.
Катя кивнула без всякого интереса: свитер – он вязаный, это хорошо. Частицы пороха на вязаных вещах лучше всего сохраняются. Нужно будет съездить и свитер изъять.
— Екатерина Андреевна, а мне можно хотя бы передать Игорю записку?
— Можно, но мне придется её прочитать. Эльза Борисовна, вообще-то вы сами скоро сможете все, что хотите мужу сказать – у следствия появились новые факты и, скорее всего, ваш муж никого не убивал.
Радости, однако, на лице Эльзы не отразилось, наоборот она побледнела.
— А кто же убивал?
— Вы удивлены? Понимаете, в чем проблема, Наталья Черных была застрелена из пистолета системы «Макаров», а ваш муж утверждает, что убил её из револьвера «Смит—Вессон», который хранился у вас дома.
Эльза явно была в замешательстве.
— Но он ведь признался в убийстве?
— С чего вы взяли? — удивилась теперь Катя.
Эльза сперва растерялась, но быстро нашла, что ответить:
— Так мне адвокат Игоря сказал.
— Да, ваш муж признался в убийстве Натальи Черных, но ведь он может и отказаться от признания в любой момент. Я же говорю: у следствия появились новые факты. В частности, известно, что детектива Михаила Дорофеева «заказал» Василий Катасонов, а он в свою очередь на допросе заявил, что об этом его просила его любовница. То есть это явно был не ваш муж.
— Любовница? – переспросила Эльза и отвела взгляд. Она поняла, что Катя имеет в виду её, — но Игорь ведь взял на себя оба убийства, а Василию верить нельзя. Он пьет, понимаете?
— Я тоже так подумала, Эльза Борисовна, — подыграла ей Катя. — Наверное, действительно заказчиком и был Катасонов. Что ж, доказательств у нас достаточно.
— Его что – посадят? – она еще больше побледнела. Эльза скрывать эмоции не умела совсем, по лицу читались все ее мысли.
— Обязательно.
Катерина за ней с интересом наблюдала, а Эльза напряженно—нервным бегающим взглядом смотрела куда-то в сторону. Она принимала решение. Потом, видно, приняла – вполне осмысленно, хоть и с тоской посмотрела на Катю:
— Наверное, так будет даже лучше. В тюрьме, по крайней мере, они до него не доберутся.
— У вас плохая осведомленность о наших тюрьмах… — чуть улыбнулась Катя и тут же об этой улыбке пожалела – Эльза сжала губы, а в ее светлых глазах появилась спокойная решительность. Наверное, точно так же она посмотрела на Наталью, когда та высмеяла ее попытку договориться мирно.
— Вы ничего не докажете. А Игорь меня никогда не предаст, потому что не допустит, чтобы его ребенок рос без матери. Передайте, пожалуйста, записку, — она встала и, не прощаясь, вышла.
«Игорёша, я наняла самых лучших адвокатов. Не волнуйся, я о Машеньке позабочусь. Она тебя очень любит».
***
— Вы думаете, что я нечастная жертва? – Игорь Маликов усмехнулся.
Он словно не слышал получасового рассказа Кати – по крайней мере, вопрос его к теме разговора не относился.
— То, что произошло, это вполне закономерно. Я предал всех, кто меня любил – Наташу я предал даже дважды. Один раз еще в университете – когда уничтожил ее материалы по «Гарант—плюсу», а второй раз, когда отвез ее тело на Южный мост. Я вполне заслужил, чтобы те, кого люблю я, обошлись со мной так же.
— Игорь Данилович, по поводу «Гарант—плюса» – вы ведь не ради денег это сделали?
Катя очень мало знала Маликова, но почему-то была уверена, деньги для него далеко не самое главное. Хотя бы тот случай, когда он получил кассету с компроматом – он ведь не пытался выгодно ее продать.
Маликов поморщился и отвернулся:
— Они бы просто убили ее, если бы не договорились со мной. Уж больно громкие там были факты, они бы не позволили это опубликовать в любом случае. А потом они перевели на мой счет деньги, на которые, в конце концов, я и открыл «Чайковку». Так что никакая я не жертва, я сам во всем виноват.
— Вы виновны в похищении кассеты у Ангелины Сухаревой. За это вы понесете наказание, — ответила на это Катерина. – Вину Эльзы я все равно докажу, но вы можете мне помочь.
Катя начала было снова горячо убеждать Игоря, что ему необходимо изменить показания и выдать жену, но вдруг говорить передумала. Игорю её слова не были нужны, и решения своего – отсидеть за жену – он не поменяет.
Из СИЗО Катя уезжала со смешанными чувствами – она уже сама не была уверена, что поступила правильно, начиная следствие заново – и начальство это не одобрит, потому как лишние хлопоты обычно никому не нужны, и с Маликов так просто решения своего не поменяет. Главное, Маликов ведь будет осужден в любом случае, даже если ему вменят только организацию взлома, а если и его жену посадят, то маленькая Маша Маликова попадет в детдом. Катя не бралась судить, как девочке будет лучше: если та будет воспитываться матерью—убийцей, или вовсе останется без родителей.
Она старательно гнала от себя мысль поддаться уговорам Игоря и вынести обвинение ему, а не его жене хотя бы ради девочки. Так, наверное, было бы правильнее. Только нельзя ей сейчас думать и действовать, как сторонний человек, наблюдатель. Она — следователь, и поступать должна строго в соответствии с законами уголовного кодекса. Но Катя мучилась, правильно ли поступает. И совета ведь ни у кого не спросишь.
Даже не потому, что Ваганов уже уехал, и не потому, что Сережа сейчас далеко. А просто потому, что каждый сам решает, по каким законам ему жить.