— Мана все это! Зачем Задрыге прикипать к чужой малине? Вдвоем с ней фартовать станем, пока наши в ходке. Дождемся своих — опять вместе задышим, — предложил Боцман.
— Ну уж хрен! Ты пахана просрал. Из прокола не вы тащил. Нет веры тебе! Не пойду с тобой в дело! Сам дыщи! Без меня! — наотрез отказалась Капка.
Сивуч, глянув на нее, заговорил.
— Раз вы не сговорились, дышите врозь. И я трехну, на месте Задрыги тоже от тебя откололся. Гони адресок пахана! И давай по разным стежкам, — протянул руку. И Боцман, написав адрес, вложил его в ладонь Сивуча, собрался уходить.
Он уже поднял с пола чемоданчик, оглянулся на Капку, предложил тихо:
— Ты остынь. Я через пару дней возникну. Захочешь, заберу с собой. Не прогоришь, клянусь мамой!
Капка ничего не ответила, отвернулась к окну, заметила черную фигуру во дворе.
— Кто-то возник. Уж не мусора ли стремачат?
— Не дергайся. Это наш шестерка. На стреме я его оставил, — успокоил Боцман и вышел из дома не прощаясь.
— Стемнил он что-то. Сердцем чую. Не раскололся…
— Не отвалил. Это верняк! Не верю, чтобы Боцман без навара остался. Он хуже любой барухи. За жадность из малин вышибали. Фартовые скупых не терпят. Этот саму скупость обсосет. Его и твой пахан хотел за-это из малины выбить. Да кенты уломали. Мол, оботрется. Вкинем пару раз, он и сыщет мозги, что жадность даже фраера губит. Но а с тобой, Задрыга, я сам все устрою. Ты только не дергайся, не заводись, — попросил Сивуч.
На следующий день, когда Капка занималась вместе с пацанами, Сивуча кто-то тихо окликнул. Фартовый оглянулся. Пошел от ребят — с полянки, к кустам багульника. Тихо исчез из вида. А поздним вечером привел домой гостя.
— Сколько же ты в бегах? — спросил его удивленно.
— Скоро два десятка будет.
— Да уж посеяли память о тебе, — рассмеялся Сивуч,
— Я тоже так думал. Да обмишурился. Чуть не влип. Смылся. Пофартило, что нигде не засветился. Налегке смотался. Не успел навестить мента. У меня на него «маслина» давно припасена. С того дня. А он, гад, и теперь под стремой дышит. Во, бздилогон! Не живет и не откидывается. Свет коптит. Ну я его все равно достану! — грозил гость неведомо кому.
— В малине, иль сам фартуешь? — спросил Сивуч.
— С кентами. К тебе — по делу. О нем с духа на дух потрехаем, — предложил гость И увел Сивуча из гостиной.
Капка уже спала, когда фартовый разбудил ее и попросил коротко:
— Выдь ненадолго.
Задрыга влезла в брюки нехотя. Вышла вяло, застегивая на ходу рубаху.
— Вот эта! Она подойдет! — указал на нее Сивуч;
Повернувшись к Задрыге, сказал твердо:
— Кенты в дело тебя берут. Хорошую долю отвалят. Но когда сладите, сюда хиляй шустро. Ждать стану. Не тяни резину. Слышь? А теперь отваливай! Что от тебя нужно, кенты трехнут, — подтолкнул Капку к гостю. Тот встал, кивнул Задрыге на выход и пошел впереди сутулясь.
Задрыга плелась следом. На окраине города фартовый остановился. За весь путь он не обронил ни слова. А тут, будто спохватился.
— Тарантул я. Кликуха моя такая. Не отклеивайся, шуруй со мной. Дело клевое. Коль обломится, в обиде не будешь.
Законники решили тряхнуть городской ломбард.
Задрыга никогда не была в нем. Знала понаслышке. И оказавшись перед мрачным, двухэтажным домом, почувствовала себя беспомощной.
— Как забраться внутрь? — думала она.
— Хиляй следом! — тронул кто-то за плечо.
Фартовые обошли фасад дома.
— Там сигнализация, — услышала Задрыга короткое.
Законники объяснили Капке, что ей надо влезть в ломбард через форточку, открытую на втором этаже. Это окно — единственное, не подключено к сигнализации. Ей нужно открыть его. Все остальное сделают законники.
Капка подошла к дому вплотную. Ощупала стену из бревен. Легко взобралась наверх. Пролезла внутрь через форточку. И распахнула окно.
Она уже достала «коготь» — металлический заостренный крюк, с помощью какого легко взбиралась и опускалась по стенам, но услышала над ухом голос Тарантула:
— Постремачи тут. Мы живо…
Задрыга тихо прикрыла окно. Ждала…
Фартовые исчезли бесшумно, словно растворились в ломбарде. Лишь опытное ухо улавливало легкое движение. Законники действовали быстро.
Через полчаса все было готово. И Капка, опустившись следом за фартовыми, уходила от ломбарда без оглядки. Она только теперь вздрагивала, запоздало испугавшись, понимая, что это было настоящее дело, а не занятия в доме Сивуча.
— Ты куда? Хиляй с нами, — услышала Задрыга, когда свернула на загородную дорогу.
Ее позвали в темный, сырой подвал заброшенного дома.
Пятеро кентов, сбившись в кучу, рассматривали при фонаре украденное. Капка тоже подошла. Увидела кучку колец, цепочек, медальонов, браслетов. Золотые часы и царские монеты, серьги, броши, кулоны…
Все это переливалось, сверкало разноцветными огнями радуги. Задрыга ойкнула от удивления и восторга.
Законники вздрогнули от неожиданности, обложили Капку матом. Та обиделась, потребовала пошустрить с долей.
— Какую тебе долю? Ты что? На вот! — выделил ей лысый, худой кент тонкую золотую цепочку и добавил:
— Отваливай!
Задрыга онемела:
— Ты что? Охренел? А ну, гоните долю! — опомнилась Задрыга. И протолкнувшись, хотела сама взять приглянувшееся. Но ее отшвырнули:
— Заткнись, курва! — саданул лысый вор ногою в бок.
— Какая доля! Мы тебя с ментовки доставали! Иль мозги проссала? Иль на халяву проехать хочешь? Теперь ажур! Должок отработала! Смывайся! — хихикнул лысый.
— Чего ж враз не пустили, когда сама хотела слинять, зачем мозги сушили долей? — не унималась Капка.
— На случай шухера тебя подкинули бы! — рассмеялся из угла Тарантул.
Задрыгу затрясло от злобы. Она понимала — ее надули. И кипеж не поможет. Вломят так, что мало не покажется. А положняк все равно не дадут.
Капка умолкла. Подняла цепочку. Сунула в карман брюк. Подумала немного. Огляделась. Законники считали добычу. Вытирали пот со лбов. Вот лысый, берет в сторону отложил. Делит навар на пятерых, поровну. Капка берет к себе потянула. За спину спрятала. И молча выскользнула из подвала.
Быстрой тенью вернулась к ломбарду. Там никого. Оставила берет лысого под окном и еще быстрее припустила обратно.
К Сивучу вернулась, когда только занялся рассвет.
— Чего так долго? — удивился фартовый и велел Капке туг же тщательно вымыть обувь, в какой ходила на дело.
— Зачем? — изумилась девчонка.
— Чтобы соскоб почвы с подошв не могли идентифицировать с той, что возле ломбарда. Усекла? И цепочку от греха дальше занычь в лесу, — злился, слушая Задрыгу.
Она рассказала Сивучу обо всем. Но умолчала о берете. Задрыга сама испугалась своей выходки. Но злоба на тот момент одолела разум.
— Прикокают, если узнают. А и не могут не догадаться. Ведь фартовые в деле ничего не сеют. Так Сивуч говорил. Враз допрет до малины, кто высветил. И тогда — крышка! Размажут… В куски, на ленты пустят. Допрет, за что я им насрала. Но и меня дышать не оставят. Файно, если без мук, враз ожмурят. А коли нет? Сами не станут размазывать, сявкам велят. Уж те не промедлят. Им все дозволено. И сильничать, и пытать, коли в жмуры отправлять. Насядут кодлой. Не то душу, кровь по капле выпускать станут, чтоб другим неповадно было, — дрожит Задрыга.
— Чего колотишься? Иль страх из задницы к горлянке подступил? Так всегда бывает, когда впервой. Потом проходит. И уже не трясет. Угомонись…
Капка совсем было решила рассказать Сивучу все. Но испугалась, что старый фартовый придушит ее своими руками.
До обеда все прислушивалась к звукам за домом. Вздрагивала от голосов и шагов за спиной. Но к вечеру не выдержала. Подошла к Сивучу:
— Потрехать надо! — дернула за руку. Тот занимался с зеленью и велел ей обождать.
Но едва фартовый решил передохнуть, к дому подкатил «воронок». Капка замерла в ужасе.
Лицо ее задергалось, перекосилось.
— Обыск! Живо всех ублюдков во двор! — торопили милиционеры Сивуча, сунув в руки ордер на обыск.
— Что случилось? — не понимал фартовый. Но шестеро оперативников уже вломились в комнаты. Двое стали перед дверями и окнами с оружием наготове.
— Кого прячешь, Сивуч? Зачем к фарту вернулся, — вводили в дом двух здоровенных овчарок. И тыча им в носы берет лысого, просили:
— Ищи!
Капка, сцепив зубы, сидела на земле, поджав под себя ноги. Каждый нерв в струну натянут.
Как бесконечно долго длится этот обыск. Задрыга подкатывается поближе, чтобы услышать, о чем переговариваются возле дома двое милиционеров.
— Он за нож схватился. Там я его и огрел наганом по башке. Не сбежали. Вовремя прижучили. Вот только еще кто- то остался.
— Не-ет. Пустой номер. Всех накрыли. Разом. В одном купе. Интересно, куда они уехать собрались?
— А как рыжий к окну кинулся? Здорово я его поддел?
— Тарантул не ждал! Явно струхнул, когда собак увидел…
— Ты хоть глянул, что они в ломбарде сперли?
— Следователь прокуратуры всех выгнал. Понятыми взял двоих, чтобы описать изъятое.
— Вот житуха! Даже это нам не доверяют. Головами, жизнями рискуем и не знаем, за что?
— Мы не верим и нам не доверяют…
— А черт с ними. Прокуратура всегда на готовом работает. Себя честнягами считают. Нас лрезирают гады! Но без нас шагу не сделают. Ловить воров — мы, доставлять — тоже мы, а премии — прокуратурам. Они дело раскрыли! Велика забота ворюг расколоть? Чего мудрого? Вкинули им, чтоб жарко стало!
— Да зачем? Яйцы в дверь зажать, все вылепит. Где был и не был виноват…
Задрыга поняла, милиция поймала не всех. Но почему их сюда занесло, к Сивучу?
— Нет никого в доме, — вышли из дома оперативники.
— В подвале пошли проверим, — предложил один из них. Взял собаку за поводок. Та повела носом, понюхав ветер из леса. И зарычала.
Капка глянула на овчарку, но та смотрела мимо девчонки, куда-то в кусты.
— Отпускай ее! — крикнул кто-то из оперативников.