КНР также укрепляет сухопутные границы и начинает проявлять свою активность вовне. В отличие от США, Китай во внешней политике не практикует миссионерский подход. Он не рвется распространить на другие страны свою идеологию или форму правления. Этический прогресс в международной политике — это цель США, а не Китая. Однако КНР не является неким консервативным государством, старающимся сохранить существующее положение дел в мире. Внешнеполитическая активность страны в основном продиктована потребностью в поставках энергоносителей, металлов и другого стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего уровня жизни населения, которое составляет сегодня, грубо говоря, 1/5 часть населения нашей планеты. В самом деле, Китай в состоянии прокормить 23 % населения планеты, имея в своем распоряжении всего 7 % пахотных земель, причем, как пишет Фэрбэнкс, «на каждый квадратный километр возделываемых земель в долинах и на равнинах приходится около 800 человек»[320].[321] Теперь от страны ждут, что ей удастся обеспечить большинству городского населения возможность наслаждаться комфортом жизни среднего класса.
Для решения всех этих задач Китай установил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с далекими странами, обладающими теми ресурсами, в которых он нуждается для обеспечения своего роста и развития. Поскольку мотивы активной внешнеполитической деятельности страны обусловлены фундаментальными национальными интересами — экономическим выживанием и развитием, то Китай можно охарактеризовать как сверхреалистичную державу. Вот почему КНР стремится упрочить свое присутствие в различных частях Африки к югу от пустыни Сахара, где находятся большие запасы нефти и других полезных ископаемых. Также ему необходимо обезопасить транспортные пути и порты в Южно-Китайском море и в соседнем Индийском океане, через которые страна имеет доступ в богатый нефтью и газом арабско-персидский мир. Не имея особого выбора в своих действиях на международной арене, Пекин мало беспокоится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело, ведь в партнерах ему нужна стабильность, а не добродетели, какими их представляют себе на Западе. Некоторые из них, как, к примеру, Мьянма, Казахстан, Иран, Судан и Зимбабве, являются по сути или отсталыми, или авторитарными, или зачастую и теми и другими одновременно. В этом случае поиск поставщиков сырьевых ресурсов, которых Китай ищет по всем миру, приводит к конфликтам с США с их миссионерскими намерениями свободы и демократии, а также к трениям с Индией и Россией, на чьи сферы влияния иногда замахивается КНР. Часто из поля зрения при этом, однако, ускользает тот факт, что эти страны, как и некоторые другие, расположенные в Юго-Восточной и Центральной Азии и на Большом Ближнем Востоке, уже оказывались под властью или влиянием той или иной китайской династии в прошлом. Даже Судан расположен недалеко от того региона Красного моря, в котором бывал адмирал Чжэн Хэ во времена династии Мин в начале XV в. До известной степени Китай всего лишь восстанавливает свои имперские территориальные владения.
Поднебесная при этом никак не угрожает существованию этих государств. Вероятность войны между США и Китаем очень незначительна. Военная угроза со стороны КНР представляет для Соединенных Штатов лишь непрямую опасность. Речь здесь идет главным образом о проблемах географического характера, однако при этом также сохраняются и принципиальные расхождения по вопросам внешнего долга, торговли и глобального потепления. Находящаяся в процессе своего формирования зона влияния Китая в Евразии и Африке — на маккиндеровском «мировом острове» — расширяется, но не в империалистическом понимании, как это было присуще XIX в., а на более тонком уровне, который соответствует эпохе глобализации. Просто преследуя цель надежного удовлетворения своих экономических потребностей, Китай смещает политическое равновесие в мире в сторону Восточного полушария, а это самым серьезным образом затрагивает интересы США. Влияние Пекина, которому весьма и весьма способствует благоприятное расположение Китая на карте, расширяется везде и повсюду: на суше и на море, от Центральной Азии до российского Дальнего Востока, от Южно-Китайского моря до Индийского океана. Китай — это страна, которая стремительно превращается в мощную континентальную державу, и, в соответствии со знаменитым изречением Наполеона, ключ к политике таких государств лежит в их географии.
Положение Китая на карте Юго-Восточной Азии, как я уже говорил, является весьма благоприятным. Но во многих отношениях форма границ КНР в XXI в. лишена целостности, что крайне небезопасно. Примером может служить Монголия (географическая Внутренняя Монголия), расположенная к северу. Этот громадный кусок территории, который выглядит словно клок, выдранный из Китая, граничит с Поднебесной на юге, западе и востоке. Сегодня Монголия, у которой плотность населения одна из самых низких в мире, находится под серьезной демографической угрозой самого последнего в истории массового переселения в Евразии — миграции городской китайской цивилизации на север. Это уже прочувствовал на себе собственный автономный регион КНР — Внутренняя Монголия, которую буквально наводнили ханьцы из других регионов Китая. Так что жители Внешней Монголии беспокоятся, что скоро последует наплыв ханьцев и на их территорию. Завоевав некогда Внешнюю Монголию и получив тогда доступ к ее сельскохозяйственным землям, сейчас Китай намерен снова покорить Монголию, но уже по-новому, через процессы глобализации. КНР намерен поставить себе на службу запасы нефти, угля, урана и других стратегически важных минералов, а также богатейшие пустующие пастбища на территориях, которые уже были под властью Китая во времена маньчжурской династии Цин[322].[323] Строительство дорог, дающих Китаю доступ в Монголию, нужно рассматривать именно с такой точки зрения. Поскольку ничем не сдерживаемые индустриализация и урбанизация превратили Китай в крупнейшего мирового потребителя алюминиевой, медной, свинцовой, никелевой, цинковой, оловянной и железной руд, а запасов всех этих полезных ископаемых в Монголии в избытке, притом что доля Китая в мировом потреблении металлов с конца 1990-х подскочила с 10 до 25 %, то китайские горнодобывающие компании открыто делают ставку на разработку недр соседней страны. А если учесть, что Китай уже поглотил Тибет, Макао и Гонконг, то отношения с Монголией являются индикатором того, насколько широко простираются империалистические планы КНР. На самом деле граница между Монголией и Китаем, когда я был там неподалеку от города Замын-Ууд в 2003 г., представляла собой всего лишь искусственную межу, протянувшуюся по равнинному и постепенно нисходящему ландшафту пустыни Гоби. Китайский пограничный пост представлял собой ярко освещенную и хорошо спроектированную арочную конструкцию, символизирующую густонаселенный и промышленно развитый монолит, раскинувшийся на юге, вторгающийся во владения безлюдных монгольских степей с их войлочными юртами и хибарами-времянками, собранными из металлолома. Однако не стоит забывать, что такие демографические и экономические преимущества могут стать обоюдоострым мечом в случае этнических волнений в китайской Внутренней Монголии. Сама степень влияния Китая может пострадать из-за попытки объять такую обширную пастбищно-скотоводческую периферию и способна обнажить слабость, свойственную многоэтничным государствам. Более того, другим фактором, который может внести разлад в планы Китая, является собственное стремительное экономическое развитие Монголии в последнее время, благодаря чему страна привлекает огромное количество инвесторов со всего мира, что, таким образом, ограничивает влияние Пекина.
К северу от Монголии и трех китайских провинций Маньчжурии простирается российский Дальний Восток с его бесконечными березовыми лесами на всей территории между озером Байкал и Владивостоком. Этот обширнейший край, по площади примерно равный двум Европам, имеет малочисленное население — всего 6,7 млн человек, и численность его уже в ближайшее время может сократиться до 4,5 млн жителей. Российская империя, как мы видели, окончательно включила эти земли в свой состав в XIX — начале XX в., то есть тогда, когда Китай был еще крайне слаб. Но сейчас Китай окреп. К тому же по ту сторону границы, в Маньчжурии, проживает 100 млн китайцев, и плотность населения там в 62 раза выше, чем в Восточной Сибири. Через эту границу на российскую сторону постоянно просачиваются китайские мигранты. Например, в сибирском городе Чита, к северу от Монголии, уже есть достаточно большая китайская диаспора, которая продолжает расти. Доступ к ресурсам — это основная цель китайской внешней политики, а малонаселенный российский Дальний Восток обладает большими запасами природного газа, нефти, древесины, алмазов и золота. «Россия и Китай могли бы объединиться и создать тактический союз, но между ними уже сложились напряженные отношения из-за Дальнего Востока, — пишет Дэвид Блэр, корреспондент лондонской газеты Daily Telegraph. — Москву настораживают хлынувшие в этот регион потоки многочисленных китайских поселенцев, следом за которыми идут лесозаготовительные и горнодобывающие компании».[324] Здесь, как и в случае с Монголией, никто не опасается, что китайская армия когда-нибудь завоюет или формально аннексирует российский Дальний Восток. Опасения вызывает другое: все более заметное ползучее установление демографического и экономического контроля Китая над регионом, значительные части которого уже находились под властью Поднебесной в эпохи династий Мин и Цин.
Во время холодной войны приграничные споры между СССР и КНР спровоцировали военные столкновения между двумя странами, вследствие чего в прилегающих районах Сибири и Дальнего Востока, у рек Амур и Уссури, в 1969 г. были размещены сотни тысяч солдат и офицеров — 53 дивизии Советской армии. Китай Мао Цзэдуна отреагировал тем, что со своей стороны границы дислоцировал миллионную армию и построил в крупных городах бомбоубежища. Для того чтобы разрядить обстановку на западном фланге и получить возможность сконцентрировать свои усилия на Дальнем Востоке, советский лидер Л. И. Брежнев обратился к политике разрядки напряженности с США. Со своей стороны Китай считал себя практически окруженным Советским Союзом, советским государством-сателлитом Монголией, просоветским Северным Вьетнамом с зависимым от него Лаосом и просоветской Индией. Эта напряженность в отношениях между двумя странами привела к китайско-советскому расколу, которым сумела воспользоваться администрация президента США Никсона, положив в 1971–1972 гг. начало новым отношениям с Китаем.