) и отрицательно покачал головой. Плюгавый как-то сразу сник и, вновь почесав свою пяту точку, с робкой надеждой спросил:
— Может кота, богатыря. Мы его на вертел, набьём хреном, смородиной, укропа… не очень вкусна, но кушать тоже можана.
Батон нервно сглотнул, поднял завлажневший взгляд на задумчивого меня, убрал блокнот и вдруг упал на дорогу, пару раз перекувырнувшись в пыли и даже посыпал на голову песочка, видимо для придания своей тушке ореола неаппетитности. Я лишь вздохнул и с дружеским хрустом костей приобняв переговорщика за мигом ставшими еще уже плечи, ласково предложил:
— А может просто разойдемся. Мы пойдем к Кощею, а вы на… к-хм, в общем, в другую сторону. А?
— Значится будем драться, богатыря…
Плюгавый противно хихикнул, вытек из моих объятий и водрузив на голову вытащенную из-за пояса шапку (типа шляпа мушкетёра с опушкой), явственно сделанную из дальнего предка чебурашки, с гордым видом заявил:
— Нас орда.
— А нас… — я оглянулся, окинув своим взглядом моих понурых «орлов», которые, судя по виду, были уже на низком старте в сторону ближайшей границы. — К-хм, не очень много. Но мы берем качеством.
Ну и понеслась веселуха: в одном углу я со товарищами, чьи брутальные физиономии застыли в героических гримасах (особенно старался Батон, у него аж подбородок квадратным стал, а в облике проклюнулось что-то техасско — рейнджеровское. Так, стоп, а у котов вообще есть подбородки?) в другом, группа иностранных сограждан с небольшими такими ножичками, коими они вполне профессионально размахивают и, копчиком чую, что если их не притормозить, то на бюгюльме пойдет не только Скрипач, но и кой-какой недоящер. С другой стороны, после тех клювоголовых, так себе противник, сдюжим как-нибудь. В общем, сошлись мы ратью на рать в лютой сече. Ну в смысле, я сошелся, активно работая всеми частями организма к радости местных косто… и особенно зубоправов, а мои соратники, переместившись на лежащий неподалеку ствол поваленного дерева, активно скандировали боевые речёвки, махали флажками, а в некоторые мгновения вроде даже жевали попкорн, с восторгом отслеживая полет очередного «хазарского орла» в глубину непролазной чащи. Мысленно пообещав своим ратным другам все же испытать рецепт вышеописанного блюда, отделив от их тушек лишневыступающие элементы, я коротко рыкнул, отбрасывая в стороны кинувшихся в это время на меня хазар и ускоренно заработал кулаками, медленно продвигаясь к повороту тропы. Опа… Я замер и расплывшись буквально-таки в самой своей белоснежно-зубодобродушной улыбке, осторожно поставил на землю вознесенного над головой «специалиста», даже отряхнул его и ласковым тычком придал качающе-вертикльное положение, после чего «дал по тапкам» да так, что пыль столбом. Не, ну а чё, их там реально за поворотом орда оказалась, причем ребята, судя по виду, были далеко не в настроении, тут уж одним бюгюльме явно не обошлись бы, вот прям по мордам их добрых лиц вижу.
Ну вот как-то так все и было.
— Оторвались? — спросил я, поворачивая голову с лёгким стоном и бодрым похрустыванием шейного отделу организма.
— По полной, мяу, — ответил Батон, шумно выдыхая отчего прилипший к носу листик взвился в воздух вместе со спешно эвакуирующимся паучком.
— Да я не о том, — бросил я, наблюдая за проплывающими в небе облачками (о, а это похоже на Гоймерыча, такое же несуразно разлохмаченное). — От погони, оторвались?
— Не знаю.
— Так пойди глянь.
— А может сам, мяу.
Блин. Тяжёлая длань упала на шкирку непослушного кота, сграбастала его, скрутила в пушистое ядро и запустила строго вертикально вверх. Взмыв над верхушками деревьев, кот изобразил свою знаменитую «растопырку», видимо попытавшись прикинуться белкой-летягой, однако гравитация и души поглощенных Глафириных пирожков решили иначе… Пришлось изображать из себя Дасаева. Получилось надо сказать так-себе — средненько, я не то, чтобы не поймал…
— Тфу. Ну и как? — поинтересовался я, отлепляя со своей физиономии пушистого ксеноморфа.
— Ищут, — коротко резюмировал тот, повисая у меня в руке безвольно-взгрустнувшей сосиской. — И их много, мяу.
Вот ведь блин, ну почему у меня никогда ничего спокойно и мирно не получается. Не, ну всего-то: дойти из точки «А» в точку «Б», найти злодея «Х» и… по печени, по печени, а потом дынц по кумполу, бац по бубенцам и снова по куполу, а когда сковрячится, то прочитать лекцию о добром и вечном, после чего удалиться с милой в закат. Ну всё ведь просто, но почему-то постоянно какие-то заморочки, аж устал, я ведь не герой какой, а всего-то обычный учитель труда, мне вообще-то кефир за вредность положен… Я тяжко вздохнул, опускаясь на так удачно подвернувшийся пень.
— Пирожок будешь? — участливо спросил Батон, пристраиваясь рядом.
— С чем?
— С мясом. Глафирины еще.
— Давай.
Мы дружно заточили по паре больших точно лапоть пирожков, а ушастый наш Скрипач обошелся выданной запасливым котом немного подвявшей морквой.
— Слушай, Батон, а ты в человеческой жизни случайно прапором не служил?
— Вроде нет, — ответил кот, почесав лапой промеж ушей. — А мрмяу что?
— Запасливый больно, — сказал я, с задумчивым видом дожевывая свой пирог. — И прижимистый.
— Ну ё-мое, вечно ты всем недовольный, — набычившись, проворчал Батон, протягивая Скрипачу еще одну морковку со словами: — Кушай муршастеньий, вес нагуливай.
— Он тебе что конь? — сказал я, поднимаясь и с тревогой оглядывая во всю шуршавшие поверх холма кусты.
— Конь, не конь, а в хозяйстве всякий зверь полезен. Кстати, в той стороне, — лапа кота указала куда-то мне за спину, — лес кончается и там река.
— Так что ж ты молчал! — встрепенулся я — Кончаем привал, группа, рысью, бегом, марш!
Мы мчались вперед на «всех парах», а встречный ветер героически развевал наши волосы, уши и хвосты. Батон, как всегда, сидел у меня на плечах и некоторое время пытался подрабатывать навигатором, но словив пастью пару мух и большую зеленую стрекозу, замолк и только крепче вцепился когтями в куртку. Скрипач же на этот раз передвигался самостоятельно, видимо окончательно почуяв в себе заячью натуру и даже порой вырывался вперед, чтобы через мгновение вернуться назад, дабы описать позади пару залихватских петель. Так что до речки мы добрались довольно быстро, порядком оторвавшись от улюлюкавших где-то позади преследователей и были уже практически на середине, когда те появились на берегу и замерли, потрясая своими сабельками, а также обещая пустить на шашлык-машлык и друшлык в придачу. Точнее сперва сделать друшлык, а уже после все остальное, ну или наоборот… впрочем уточнять я не стал, а лишь демонстративно усмехнулся, показал им язык (не ну а что вы хотели, чтобы я им показал, тут между прочит дети читают, так что язык, а не маяк из пальца) и, перевернувшись на спину, посвистывая про «из-за острова на стрежень», медленно погреб к противоположному берегу. Батон, естественно, попытался взгромоздиться сверху с явным желанием порулить данным кораблем, но под грозным взором и строчкой из песни «и за борт её бросает», медленно стек назад и встал, так сказать, «на буксир», прочно вцепившись лапой в штанину. Хазары, кстати, в воду лезть не спешат, кучкуются себе на бережке и не стреляют, видимо по причине израсходования стрелового боезапаса, да и поменьше их стало. Мы тем временем выгребли на другой берег и, расположившись на травке принялись выжиматься (а мои животинки вытряхиваться), ну в смысле изгонять из одежды воду, ну выкручивать её… блин, короче, все всё поняли. И вот значится я стою, свечу тут своими ромашковыми, можно сказать буквально сравниваю их с растущими вокруг оригиналами, кот рядом «вылизывается» при помощи честно стыренной в моей квартире старой массажки, Скрипач уши выжимает, птички кругом поют, кузнечики там в травке цвиркают цвик-цвик… и тут мой расслабленный взгляд упирается в мост. В добротный такой мост — каменный, метрах в ста ниже по течению. Не, ну вот блин, и зачем мы спрашивается тут водные процедуры устраивали, можно ведь было по-человечески перейти… И вот тут мои легендарные мурашки так аккуратненько постучали мне ниже спины… Я ж значит скашиваю глаза на кота, который, судя по всему, тоже увидел мост и у которого прямо на морде написано: «я, я… Гитлер капут», затем перевожу их на хазаров. Те смотрят на меня, затем медленно и дружно поворачивают свои головы в сторону моста, затем так же медленно и дружно обратно. Блин, такой массово-щербатой улыбки я никогда не видел.
В общем, так быстро я давно не одевался, наверное, с самой армейки, после чего, прихватив под мышку полумокрого кота и еще менее сухого зайца (причём за уши), рванул в сторону видневшейся в невдалеке рощицы, которая на поверку оказалась заброшенным яблочным садом. Яблочки надо сказать так себе — среднячки, а к середине сада вообще мелочь пошла — сплошные ранетки, но вот прям копчиком чую, что Батон даже на бегу успел с десяток приватизировать. Нет, есть у них что-то общее в характере с Дорофеичем нечто завхозно-прижимистое и, если где-что плохо лежит, да еще и вроде бы ничьё — фьють и уже нету, а есть бумага, печать и инвентарный номер. Помнится у меня так из дома столик пропал учениками подаренный, красивый такой, резной с позолотой и мне вдоволь пришлось побегать по кабинетам, подписывая различные бумажки, потому как гном никак не хотел его мне возвращать, ссылаясь на различные пункты внутреннего устава академии. Пришлось подключать в качестве тяжелой артиллерии Глафиру, опосля чего ко мне в дом не только столик вернулся, но и кухня обзавелась новой плитой, а сам гном с неделю был «тише воды, ниже травы» и в гости заявлялся тщательно причесанный и чуть ли не в смокинге с бабочкой. Так, сори, как всегда, отвлекся. Короче, бегу я, мониторю краями глаз окружающую обстановку и по мельканию среди деревьев подозрительных фигур вот прямо осознаю своей пятой точкой, что берут нас в клещи, окружают то есть (