Спала я плохо, часто просыпалась и вновь погружалась в странные сновидения, в которых тревожно блуждала в полном одиночестве по старинным покоям и переходам какого-то монастыря. То мне чудился перестук острых каблучков Марины, то тяжелая поступь больного царя Василия, то шажки и смех маленького ребенка…
То ли живые люди, то ли невесомые призраки-незнакомцы бесследно исчезали за коваными дверями, только при попытке коснуться их рукой. Но как это часто бывает во снах, я вдруг преисполнилась чудодейственной силы и смогла пройти сквозь дверь, за которой исчез преследуемый мною человек.
Дверь с тяжелым всхлипом захлопнулась, фигура неизвестной женщины стояла ко мне спиной… Вот она начала медленно поворачиваться… Но мне расхотелось увидеть ее лицо! Панический страх охватил сердце, но ноги не слушались, намертво прилипнув к каменным плитам пола… Закрытые ставни окон заколотились, забренчали, еле выдерживая натиск ветра…
От ужаса я громко заорала и проснулась, обнаружив, что лежу на полу. Кто-то назойливо и энергично стучал кулаком в дверь. Часы показывали половину десятого. Господи, кому же неймется-то, а?
Ничего не соображая, я еле доползла к двери. На пороге стоял Мур.
Я невольно попятилась назад, запуталась в сползающем тяжелом платье и чуть не упала. Мур с грохотом захлопнул дверь, протащил меня за шкирку в комнату и грубо толкнул на кровать.
– Ты где вчера была? – грозно поинтересовался мой приятель.
– В гостях, – простонала я, потирая шею.
Точно останется синяк от железной хватки Мура.
– У стариков-миллионеров никак?
– Понимаешь, Машка просила замолвить за нее словечко, и я решила не откладывать и закончить все дела вечером. А Маркони согласился помочь, но пригласил в свой номер.
– В свой номер? Ладно, – с силой сказал Мур, глаза превратились в узкие щелки, из которых так и била волна еле сдерживаемой ярости. – Я умываю руки. Надоело тебя из дерьма вытаскивать.
– Честное благородное слово, ничего не было, клянусь.
– Лучше бы было, – вдруг рявкнул Мур так громко, что у меня в голове разорвалась бомба.
– Ты в своем уме?
– Я-то в своем. На, звони адвокату и быстрее!
– Почему?
– Потому что твоего миллионера нашли утром с перерезанным горлом. И все свидетели, начиная с личного секретаря и заканчивая горничной, в один голос твердят, что ты была последней, кто уходил из его номера на рассвете.
– Как – с перерезанным горлом?
Я сидела на кровати, поддерживая на груди дурацкое, упорно сползающее скользкое платье, и непонимающе смотрела на пыхтящего Мура… И вдруг до меня дошел смысл его слов. Черные точки закружились надоедливыми жирными мухами перед глазами, а Мур стал погружаться в темноту, уходить от меня, растворяясь в туманной дымке…
Очнулась я от того, что телу было невыносимо противно и мокро. Теплые капли растекались по лицу, по шее, заливались под спину. Неужели опять свалилась с пирса?
– Лиза, не хотел пугать тебя, – встревоженно бубнил Мур рядом и пытался влить в меня воняющую железом воду.
Я тут же все вспомнила, подпрыгнула на мокрой кровати и затряслась в ознобе страха. Скрючившись на краешке развороченной кровати, я пыталась взять со стола стакан воды, но рука не слушалась, пальцы не сжимались, а зубы, наоборот, не разжимались, словно намертво склеенные цементом.
– Мур, – язык не слушался совершенно и слова выговаривались с трудом. – Это не я… Не Я! Ты мне веришь? Меня кто-то подставляет. Но кто, кто, Мур? Зачем? Кому я нужна?? Дневник Марины не имеет баснословной ценности, об этом сказали все, груды золота у меня нет. И писем последнего императора тоже нет!!
Мур едва слушал.
– Адвокат уже ждет внизу, в машине, – быстро говорил он, вытряхивая меня из венецианского платья и помогая залезть в узкие джинсы.
– Наш Дейвис? – дрожащие руки не повиновались, и Муру пришлось придержать стакан с водой, когда я пыталась запить какие-то белые пилюли.
– Нет, его помощник. У адвоката приготовлено алиби. Ничему не удивляйся и ничего не говори обо мне. Поняла? Как это все некстати! Если меня отстранят от дела, не представляю, что может случиться с тобой.
К счастью, в полиции мучили недолго, а, может, мне просто так показалось. Мур накачал меня успокоительными таблетками и действительность стала восприниматься в страшно замедленном темпе. Серьезный и суровый адвокат, которого я никогда раньше не видела, не дал мне даже рта раскрыть, следователь записал рассказ с его слов и взял подписку о невыезде. Моем невыезде из штата Невада, как вы понимаете.
К удивлению, стражи порядка вели себя на удивление учтиво. Адвокат, о чьем присутствии я не преминула многократно пылко поблагодарить небеса, заставил полицейских быть предельно вежливыми с клиенткой. А часа через два он довез меня до кафе, вежливо попрощался и улетел.
Я осталась один на один с хмурым Муром.
– О чем можно было трепаться со стариком до утра? – с пол-оборота завелся тот.
Если бы не усталость и абсурдность ситуации, стоило бы ответить Муру, что он ведет себя как глупый ревнивый муж. Но, с трудом преодолевая головную боль, давясь, я отпила невкусной воды и как могла пересказала ночной разговор с Маркони. Странно, в моем исполнении рассказ занял от силы пять минут.
– Так, – сказал решительно Мур, думая о чем-то своем. – Значит, летим в Носсу. На два-три дня. Никому о поездке ни слова!
– Чем ты слушаешь? Я подписала бумажгу о невыезде. Нахожусь под подозрением и не могу покидать пределы Невады. Тем более, лететь в Носсу. Там же в паспорте штамп ставят на таможне!
– Ерунда, – беспечно ответствовал Мур. – Я достану тебе документы по своим каналам. Лиза Князева не покинет штат Невада, гарантирую.
«Свои каналы» обернулись для меня истинным кошмаром.
Во-первых, как оказалось, мы полетим в Носсу в маленьком частном самолетике. И пилотом будет, угадайте – кто? Мур! Прямо швец, жнец и на дуде игрец! Только вот узнать, кто меня подставляет, ему слабо, а остальное – пустяки. Не удивлюсь, если он заявит об умении управлять межконтинентальными кораблями.
– У меня есть частные права пилота, – невозмутимо ответил Мур, когда я раздраженно заметила, что самолетом, даже маленьким, должен управлять специалист.
Во-вторых, и в главных, молодой парень в форме уж не знаю какого там департамента, встретивший нас в аэропорту с документами, заявил, что в Носсу безопаснее лететь зарегистрированной парой.
– Вопросов меньше будет, Джон, понимаешь? – сказал он, глядя на меня и протягивая Муру два паспорта.
Джон «понял», и мы мухой понеслись обратно в славный Лас-Вегас, надоевший мне до зубовного скрежета.
На Стрипе, главной улице города, мы подрулили к одной из многочисленных часовен, и, даже не выходя из машины, через маленькое окошко, непостижимым образом я обрела в течение двух минут статус замужней женщины, а Мур – женатого мужчины.
– Всего на два дня, – бормотнул Мур, выруливая на забитый машинами хайвей и включая мигалку, – мне будет так спокойнее.
– А подписка о невыезде?
– Так Лиза остается в Неваде. В Носсу летит Бетси Мур, – ответил «муж», и я оказалась повержена на обе лопатки…
– Отлично, – констатировал Мур, разглядывая розоватую бумажку – наше свидетельство о браке и передавая его мне с кучей брошюрок. – Теперь можно лететь, все документы в порядке.
События решительно вырывались из-под моего контроля.
Через два часа мы уже летели во Флориду, а откуда, заправив крошечный самолетик, взяли курс на Носсу, где, как надеялся Мур, мы найдем письма последнего русского императора.
По дороге в Носсу я мрачно молчала, рассматривая раскинувшийся под самолетом океан. Зачем согласилась на эту авантюру? Сначала дала себя втянуть в глупое расследование отравленной бабушки, потом вышла замуж за внука-полицейского… Дура!
Я уговаривала себя не волноваться: только для дела, только на бумаге, только на два-три дня стала официальной женой абсолютно чужого мне человека, и конечно же безусловно мы расторгнем брак сразу же по возвращении в Лас-Вегас, кто бы сомневался! Но, честно признаться, уговоры помогали мало и раздражение на себя и на весь свет заливало здравые рассуждения.
Носса встретила нас отличной погодой.
Особняк Маркони располагался рядом с домом бывшего английского губернатора, можно сказать – дверь в дверь. Не знаю, сколько престарелый внук мафиози заплатил властям за то, чтобы дом не экспроприировали островитяне после народной революции, но, должно быть, немало.
– Я бывал здесь ребенком, – объявил Мур и подтолкнул меня к запертым высоким воротам, – до того, как местные жители выгнали «гадких белых поработителей» и провозгласили на отдельно взятом острове свободу и независимость.
По словам Мура, когда Носса входила в состав британской империи, хотя и называлась колонией, на острове царил строгий порядок. Королевский губернатор правил железной рукой.
После революции же начались проблемы и беспорядки. Оно и понятно, воевать не работать. Как только бывшие белые хозяева перестали терзать несчастных местных жителей непосильной работой по благоустройству острова, тот пришел в упадок. Сады не чистились, улицы не мылись, мусор не вывозился, дома не подкрашивались, банки и магазины перестали слаженно и четко работать, госпиталь закрыли. Появились наркотики, банды, а безопасность с благоустроенностью канули в Лету.
Революционеры поостыли и милостиво вернули часть домов и банков бывшим владельцам – за деньги. Со временем и с помощью все тех же «гадких европейцев» на острове возобновился порядок, открылись гостиницы, и Носса превратилась в один из средних курортных островков, которых и не пересчитать на мировой карте.
Когда я увидела особняк Маркони, то не смогла сдержать возглас восхищения. Дом, знававший и лучшие времена, все еще выглядел внушительно.
Мур распахнул чугунные литые ворота, и за ними оказались ухоженные клумбы с яркими цветами и оливковыми деревьями. По широким, белым от солнца ступеням террасы мы вошли в знойную духоту холла.