Детектив Хэнк Джонстон из Особой бригады сидел у стойки и пил темный ром, разбавляя его кока-колой. На нем были лакированные туфли на босу ногу, белые китайские брюки и гавайская рубаха без рукавов с огромными вырезом на груди. Было ему чуть за тридцать, и внешностью он обладал настолько непримечательной, что никому бы не пришло в голову к нему как следует присмотреться.
— Привет, Хэнк, — бросил Джефф Скотт, подсаживаясь к нему. И тут же крикнул бармену: — «Джек» с содовой.
Широкоплечий бармен взял бокал, бросил туда несколько кубиков льда, щедро плеснул виски «Джек Дэниелс», добавил малость содовой и водрузил бокал на алую салфетку прямо перед Скоттом.
Потягивая крепкий напиток, Скотт сказал:
— От эдакого юбка дыбом встанет.
— За это! — ответил Хэнк.
Улыбнувшись друг дружке, они чокнулись.
В бар вошли две мелкие сошки из наркобизнеса. Оба были низенького роста, оба щеголяли в рубашках нараспашку и были увешаны всевозможными золотыми украшениями: медальонами, часами на массивном браслете, усыпанном бриллиантами, и тому подобным. Обуты они были в одинаковые туфли серого цвета на пластиковой подошве. Едва переступив порог кабаре, они замерли на месте, свыкаясь со здешней обстановкой и царящими здесь нравами. Глаза у них полезли на лоб, а челюсти отвисли до самой груди, когда они увидели, как мужчины танцуют с мужчинами, тесно прижимаясь друг к дружке и целуясь, тогда как другие гомосексуальные парочки сидят, взявшись за руки, болтая и смеясь, у стойки. Пришедшие переглянулись, не скрывая друг от друга удивления и чувства неловкости.
Бесподбородочный отхлебнул своего напитка, любуясь замешательством наркодельцов.
Между тем те стали медленно пробираться к стойке, но дальше надо было прокладывать себе дорогу уже локтями, на что они не могли решиться из страха прикоснуться к «голубым». Потому что, кто его знает, не заразная ли это штука и не передается ли она при малейшем прикосновении. Поэтому они так и не дошли до стойки, остановившись на полдороге и бросая оттуда исполненные отвращения взоры на Джеффа Скотта и на второго педераста.
Увидев, в какое затруднительное положение попали наркодельцы, Хэнк Джонстон поискал глазами взгляд бармена и, поймав его, указал на растерявшуюся парочку. Бармен понял поданный ему знак, разглядел поверх голов сидящих за стойкой новоявленных визитеров и заорал:
— Эй, парни, пропустите сюда моих друзей.
Для наркодельцов образовался проход, и они, изо всех сил демонстрируя всю мужественность, неуверенно двинулись к стойке.
Наклонившись к ним, толстогубый бармен спросил:
— Ну и что вам подать, дамочки?
— Шампанского, — как можно громче и решительней рявкнул тот из коротышек, который был чуть повыше другого.
— Бокальчик или бутылочку, дорогуша? — попытался уточнить бармен.
— Бутылку, так твою мать, — прошипел второй, бросив на стойку две сотенные.
— Как тебе будет угодно, сосалочка. — Бармен отвернулся от них, полез в маленький холодильник под стойкой. При этом он изгибал шею и вилял задом. — Только смотрите, ребята, не заводитесь. За задницу меня хватать еще рано.
Посетители, находящиеся поблизости от наркодельцов, разразились хохотом.
Пошарив в холодильнике, бармен извлек оттуда бутылку шампанского и, показав ее новым клиентам, объявил:
— Самое сухое, как раз для таких, как вы.
После чего раскупорил бутылку.
А новички то и дело поглядывали на того, за кем и пришли сюда следить.
— А вот и оно, — нараспев протянул бармен, когда из раскупоренной бутылки забила пенистая струя.
— Налей в бокалы и оставь нам бутылку, — распорядился тот коротышка, что был повыше ростом.
Они осушили бокалы и тут же наполнили их вновь, опять выпили и опять налили, выпили до дна и тут же налили себе еще.
Тонга забралась на самый конец ветки, чтобы как можно лучше слышать говоруна с непривычным акцентом. Сейчас она сидела прямо над головой француза.
Бесподбородочный заказал себе еще порцию.
— Пойдем потанцуем, — сказал своему дружку Скотт.
Детективы слезли с высоких табуретов у стойки и, взявшись за руки, отправились на танцплощадку. Когда они проходили мимо столиков, Джонстон обернулся и поискал глазами тех, кто их подстраховывал. Он обнаружил их пьющими коктейль за одним из столиков.
Взгляды детективов встретились, они узнали друг друга, Джонстон даже позволил себе легонько кивнуть. Двое детективов-подстраховщиков поднялись из-за столика и направились к стойке, у которой продолжали сидеть двое наркодельцов. Детективы подождали, пока те допьют шампанское, а потом, одновременно положив им обоим руки на бедра, воскликнули хором:
— Пошли потанцуем!
Наркодельцы от неожиданности поперхнулись вином и закашлялись, забрызгав всю стойку слюной.
— Солнышко, с тобой все в порядке? — спросил один из детективов у того коротышки, который был повыше другого, погладив его по заднице.
— Оставь меня в покое!
Коротышка отшвырнул назойливую руку незнакомца и, продолжая кашлять, бросился прочь от стойки. Тоже продолжая кашлять, за ним последовал его приятель.
— А что я такое сказал? — изумленно проорал им вслед детектив.
И как раз в это мгновение Тонга решила, что иностранный акцент ей не нравится, и помочилась на голову говорливого француза.
Завернувшись в простыню, Юдит Стерн лежала на круглой кровати, наблюдая, как Карлсен, стоя перед зеркалом, любуется собственным отражением. На нем были боксерские трусы с монограммой на правой штанине.
— Этот проклятый мексиканец нассал мне на ногу. Надо было дать ему по его мерзкой физиономии.
Карлсен пригладил растрепавшиеся волосы.
— Все они — животные, дорогой мой. Не надо опускаться до их уровня.
Поглядев на нее в зеркале, Карлсен поинтересовался:
— Тебе было хорошо?
— И ты еще спрашиваешь! Я могла бы выдать тебе патент на те открытия, которые ты совершаешь языком.
Она поманила его к себе. Заулыбавшись, он подошел к ней, присел на кровать.
— Я люблю тебя, Юдит.
— И я тебя. — Она прижала его голову к груди. — Ты заставляешь меня чувствовать себя женщиной.
Он пощекотал зубами ее соски.
— Это нечестно. Тебе надо успеть на одиннадцатичасовой самолет, так что, пожалуйста, не заводи меня.
— По возвращении я рассчитываю найти тебя здесь же и в том же виде.
— Можешь мне поверить! И на полном взводе тоже.
— Вот и отлично.
Он встал, снял со спинки стула брюки, сунул ногу в штанину. Юдит села, закрыла простыней грудь, прижала руки к бокам.
— Джон, веди себя осторожно в Роадтауне. Этот город нашпигован разведчиками со всех концов света.
— Я, Юдит, свое дело знаю. Если этот Пензер или этот банк связаны с ЦРУ или с Ведомством генерального прокурора, я это сразу же пойму. — Глаза адвоката на мгновение померкли. — Гектор убьет нас обоих, если что-нибудь пронюхает об этой квартирке.
— Да уж. Он подозревает всех и каждого. Вот почему особенно важно, чтобы ты по возвращении доложил обо всем мне, и только мне. Никому другому ничего не рассказывай, не пользуйся телефоном и не шли факсов. — Она опустила глаза и увидела ложбинку у себя между ног под натянутой простыней. — Как ты думаешь, Джон, мы с тобою сможем когда-нибудь начать жить по-человечески?
Завязывая галстук, он обернулся и посмотрел на нее:
— На это нам понадобятся деньги, Юдит. Уйма денег. У меня трое детей, и всех надо отдать в колледж. Да и Банни не пойдет на развод без хорошенького отступного. По закону ей принадлежит половина всего, чем я владею. Я уйду от нее практически в одной сорочке.
— Ну а что насчет денег Гектора?
— На это нельзя рассчитывать. Поступления от него могут прекратиться в любую минуту.
Она отвела взгляд в сторону и негромко произнесла:
— Мы могли бы взять одну из их «касс».
У Карлсена отвалилась челюсть.
— Ты сошла с ума? Они найдут нас где угодно и спустят с нас шкуру, в буквальном смысле слова, спустят шкуру, сдерут кожу заживо. Они изрубят нас на куски.
Юдит поплотнее закуталась в простыню.
— А если нам удастся взять «кассу» так, что они об этом даже не узнают? Ты только подумай, дорогой мой, тридцать, а то и сорок миллионов долларов наличными, с никем не зафиксированными номерами купюр, лежат в какой-нибудь занюханной «кассе» и просятся нам в руки!
Он покачал головой, заговорил вдруг сердитым голосом:
— А ты хоть представляешь себе, как выглядит такая куча денег? И сколько она весит? И каких трудов стоит увезти ее из «кассы», не говоря уже о том, что получить доступ к ним будет далеко не просто. О том, где хранятся «кассы», известно только Гектору и двоим-троим его приближенным. И стерегут эти «кассы», понятно, денно и нощно.
— Но нам не надо будет похищать эти деньги, мой дорогой! Мы сможем их просто тратить!
— Ты шутишь?
Он прошел через всю комнату, на лице у него было выражение глубокой тревоги. Он смахнул волосинку со лба.
— Твоей матери нет в живых. Твой отец в приюте для престарелых. Ты терпеть не может своих братьев, в частности и за то, что они упрятали его туда. Я же люблю своих детей, я даже Банни люблю, и я не собираюсь совершать ничего такого, что способно повлечь за собой их неминуемую гибель. И мою собственную тоже.
Юдит чмокнула его в губы.
— Поторапливайся, мой дорогой. Ты опоздаешь на самолет.
Глава 14
Белая кроличья пелерина была надела на плечи статуи Мадонны в человеческий рост, стоящей около сцены в «Энвиромане». К двум часам ночи — пошло уже воскресенье — оглушительная музыка начала затихать, пестрые вращающиеся огни померкли, и обессиленные танцоры обступили затемненную сцену, скандируя: «Алехандро! Алехандро!»
Чи-Чи Моралес отставил в сторону бокал с шампанским.
Луч прожектора упал из тьмы на сцену. Публика восторженно приветствовала Алехандро, который появился во вновь возникшем световом кругу. На нем были выцветшие джинсы, черная рубашка с распахнутым воротом, в руках — его всегдашняя роза, которую он подносил к губам. Он стоял неподвижно, стоял, опус