С трудом ориентируясь в собственных многочисленных кличках и кодовых обозначениях, да пребывая и здесь под только что выдуманным именем, он осознал себя всего лишь неким фиктивным персонажем, ведущим фиктивную жизнь в грязном болоте, именуемом реальным миром. И еще он со всей очевидностью осознавал, что, сколько бы ни довелось ему поездить и полетать по свету, самым длинным его путешествием окажется путь из глубин собственного сознания в наглухо заблокированный мир личных эмоций. Он неистово тосковал по тому, что было совершенно несовместимо с его профессией. А ему так хотелось погрузиться в собственные глубины и обрести наконец, а вернее, вызволить оттуда свою подлинную сущность.
— А вот и они.
В руках у девушки уже были их ремни с гравировкой на пряжках.
Продев ремень в петли на джинсах, Белл Старр взяла партнера за руку.
— Пошли потанцуем.
Джонни Кэш пел на видеоэкране о собственном вероломстве и о том, как ему жаль обманывать такую славную женщину.
Джесси Джеймс и Белл Старр пошли тустепом. Белл прошлась пируэтом у него под рукой. Он повернул ее, возвращая в свои объятия, и ощутил при этом теплоту и отзывчивость ее тела, ощутил, как между ними промелькнула некая искорка.
Почувствовав его руку у себя на талии, она внезапно остро ощутила собственное тело. Порой его рука случайно касалась ее груди, и она судорожно вздыхала каждый раз при этом.
— Ты замечательно танцуешь, — прошептала она, пряча от него взгляд.
— Ты тоже, — ответил он, испытывая странное, незнакомое или начисто забытое волнение. Он вдруг ощутил себя подростком, впервые попавшим на школьные танцульки.
Тед Порджес влез на высокий стул у стойки и обратился к одетой в ковбойском стиле барменше:
— Бурбон с водой и со льдом.
Раздавив сигарету в пепельнице с проваливающейся крышкой, он посмотрел на своих подопечных, пустившихся сейчас в кадриль, подумав при этом: «Ну и спектакль устраивают эти задницы!» Отхлебнув бурбона, он почувствовал, как в нем нарастает ярость; мысленно осыпая своих питомцев проклятиями, он решал, как поступить с ними дальше.
Они только что нарушили одно из священных правил, существующих на гасиенде: «Ты не должен вступать в осознанный контакт, не должен разговаривать, знакомиться и, в особенности, ложиться в постель с другим внедренным агентом, если не хочешь подставить под удар самого себя и своего коллегу в ходе дальнейших операций». На территории гасиенды никогда не тренировалось больше дюжины агентов одновременно. И каждый инструктор составлял расписание своего подопечного таким образом, чтобы тот в ходе занятий не встречался с кем-либо из остальных. Подлежащие внедрению или внедренные агенты питались в одиночестве, каждый у себя в комнате, или, в порядке исключения, вдвоем с инструктором. Им не разрешали ни с кем заговаривать, не получив на это предварительного разрешения; особенно суров был этот запрет применительно к общению с временными обитателями гасиенды.
Он допил свой бокал и заказал еще один, наблюдая за тем, как эта парочка льнет друг к дружке, как веселится, с какой непринужденностью держится. И уже не в первый раз за долгие годы службы он признавался себе в том, что, сколько бы он их ни тренировал, как бы сильно порою к ним ни привязывался, ему никогда не дано и не будет дано осознать всю одинокую безнадежность их существования, их неутоленную жажду любви и привязанности, в которых им было раз навсегда отказано. «Каждому нужно за что-нибудь подержаться», — каждое утро твердила Порджесу его собственная жена. Положительные эмоции помогают жить всем и каждому, но для глубоко внедренного агента вспышка подобных чувств может закончиться взрывом или, вернее, прорывом плотины, что повлечет за собой применительно к нему же самому необратимые и роковые последствия. Да и сколько раз он уже был свидетелем того, как внедренный агент давал волю своим до той поры тщательно скрываемым чувствам, после чего со всей неизбежностью оказывался на носилках в морге. Какими счастливыми кажутся сейчас эти двое, пустившись в пляс вместе со здешним людом. Да их сейчас ни за что не отличишь от окружающих!
Вилли пел на видеоэкране «Квиреме мачо». Чилиец поплотней прижал подружку к себе, он танцевал сейчас с закрытыми глазами. Порджес допил третий бокал бурбона швырнул двадцатку на стойку и устремился прочь из заведения.
Луна уже почти скрылась за гребнями гор, когда Алехандро пригнал мини-грузовик в автопарк гасиенды. Он запарковал машину, но они с подругой продолжали сидеть в кабине. Они сидели молча, вслушиваясь в тишину сельского утра. Его рука скользнула по сиденью и нашла ее руку.
— Что ж, спасибо, Белл Старр. Мне было очень хорошо.
Она распахнула дверцу со своей стороны, обернулась к нему, провела пальцами по его лицу.
— Когда ты убываешь?
Он отвел взгляд в сторону подернутых утренней дымкой гор.
— Сегодня утром.
— Прощай.
Наблюдая за тем, как она молча вылезает из машины и удаляется в сторону главного здания, он чувствовал, как его охватывает так хорошо знакомое ему ощущение безысходного одиночества.
В полдень Порджес остановил джип у самого борта двухмоторного военного самолета. Поездка на взлетную полосу прошла в ледяном молчании. Учитель был явно недоволен своим подопечным и Алехандро, конечно, догадывался и причинах этого недовольства.
— Что ж, увидимся.
Алехандро открыл дверцу.
Порджес смерил его взглядом.
— За все эти годы, что ты сюда наезжаешь, тебе хоть раз попался на глаза охранник? Или, может, ты здесь контрольно-пропускной пункт обнаружил?
— Нет.
— Так вот что я тебе скажу, друг мой «Джесси», — здесь за тобой следят буквально каждое мгновение. Глаз с тебя не спускают. На всех дорогах, по которым можно попасть на гасиенду, установлены телекамеры, здесь есть и замаскированные станции слежения — и слежение осуществляется денно и нощно!
Чилиец отвел глаза и уставился на самолет.
— Ты хоть отдаешь себе отчет в том, как грубо нарушил внутренний режим?
Алехандро вновь повернулся к нему, щеки залила краска смущения.
— Простите. Я повел себя безрассудно. Но я так давно не чувствовал себя обыкновенным человеком.
Руки Порджеса, лежащие на руле, так сжали его, что у инструктора побелели костяшки пальцев.
— Что-то слишком рано ты расчувствовался, если еще надеешься выпутаться из всей этой передряги живым. У тебя нет и не должно быть личной жизни, запомни это! — Он тяжело дышал, пытаясь не потерять самообладания. — Пойми ты, черт тебя побери! У тебя нет права на личную жизнь!
Алехандро сокрушенно вздохнул:
— Мне очень жаль, Тед.
В разговоре возникла пауза, прерванная треском разогреваемого двигателя. И первым заговорил инструктор:
— Расскажи мне все, что тебе удалось узнать о ней.
— Она славная, она любит танцевать, мне было приятно провести с нею время. И это все. Никаких имен, никаких зацепок на память.
— Убирайся отсюда. И вот что, Чилиец. Прошлой ночью ровным счетом ничего не было!
Глава 16
Когда во вторник утром Бурке прибыл в свой офис в Первом полицейском управлении, он обнаружил, что лейтенант Сал Элиа, начальник отряда технической разведки, дожидается его в приемной, перелистывая подшивку одного из юридических вестников.
— Доброе утро, шеф.
Элиа сразу же положил подшивку на полку.
— Доброе утро, — буркнул Верзила Паули, жестом предложив лейтенанту проследовать за ним в кабинет.
Очутившись в кабинете, Верзила Паули первым делом прошел в туалет, наполнил водой бутылку из-под содовой и, вернувшись в офис, принялся поливать цветы. Едва он успел покончить с этим, как вошел клерк, молча поставил на письменный стол кофейник и чашки и так же молча удалился.
После поливки цветов Верзила Паули оставил бутылку из-под содовой на подоконнике, подошел к столу, налил себе кофе и, воротясь к окну, принялся пить его. При этом он смотрел на прохожих, снующих по улице.
— Когда-нибудь обращал внимание на то, что люди в начале недели ходят по улицам в несколько более быстром темпе, чем в середине или в конце?
Открывая принесенное с собой досье, лейтенант Элиа заметил:
— Каждому хочется прибавить пару, чтобы его хватило на всю неделю.
— Да, наверное… — Отойдя от окна, Бурке повернулся к лейтенанту: — Ну, в чем дело?
Элиа подошел к видеомагнитофону и вставил в него кассету скрытого наблюдения, на которой Чи-Чи Моралес и Гектор Писсаро беседовали на берегу реки в Рэйни-парке. Каждый кадр сопровождался указанием числа, часа, минут и секунд происходящего на экране. Беседа наркодельцов, записанная с помощью лазера группой слежения, укрывшейся в «бензовозе», была снабжена звуковой дорожкой. Когда Верзила Паули услышал, как Писсаро говорит: «Нам понадобится самолет. Да и пилот тоже», он задумчиво воздел очи горе.
Кассета закончилась. Верзила Паули схватил прибор дистанционного управления и перемотал ленту. Они посмотрели кассету еще раз, а потом и еще раз.
— Ну, и что скажешь обо всем этом? — осведомился Верзила Паули.
— Мне кажется, что Чи-Чи вступил в бизнес, связанный с героином, причем без посредников и сразу по-крупному. Мне также кажется, что он надеется получить крупную партию китайского «белого порошка» непосредственно у лидеров «Золотого треугольника».
Бурке потер обеими руками копчик, потянулся, зевнул, затем осведомился как бы невзначай:
— А тебе не кажется, что именно он руководит синдикатом «Клеопатра»?
— Если даже это и не так, то он достаточно приближен к тамошнему Номеру Первому, кем бы тот на самом деле ни оказался. — Элиа встал, пододвинул кресло вплотную к письменному столу начальника, сел. Упершись локтями в колени и подавшись вперед, он невинным голосом продолжал: — А почему бы нам не запустить парочку пташек в колумбийские леса, чтобы они разнесли там трескучую дезинформацию относительно этого самого Чи-Чи Моралеса? Поднимется паника — и мы сумеем высветить значительную часть всего син