Романо, поднявшись из кресла, поглядел Сиверу прямо в глаза, потом подошел к окну. Сивер понял намек и последовал за начальником.
Глядя на пустой школьный двор с баскетбольными кольцами, Бандюга Джой сказал:
— Они сейчас ввезли в страну кучу героина. Полагаю, нам надо наложить на него лапу. — Подтянув брюки, он добавил: — Полагаю, на этот раз мы разобьем их в пух и прах, как команда высшей лиги — команду из низшей.
— Если мы так поступим, то к нам в руки попадут одна партия героина и несколько «шестерок», но при этом мы рискуем оборвать нить, ведущую к руководству синдиката.
— Да брось! — возразил Романо. — Писсаро — не «шестерка». И мы можем обвинить Чи-Чи Моралеса в соучастии. Преступный импорт наркотиков — звучит совсем недурно!
— Чилиец далеко не убежден в том, что Чи-Чи — глава всей организации. — Сивер достал коробку сигар, вынул из нее очередную штуку. — Мне бы хотелось и впрямь изловить эту самую Клеопатру. Именно она отдала приказ о ликвидации трех внедренных агентов.
Романо перевел разговор на более всего волнующую его тему.
— Если мы не захватим груз, а им каким-нибудь образом удастся выскользнуть из сети электронного слежения, у нас могут возникнуть серьезные проблемы с начальством.
— Какой еще груз? — спросил Сивер, раскуривая сигару и глядя на шефа сквозь облако табачного дыма.
Глава 25
Машина едва затормозила у подъезда дома, в котором жил Алехандро, а Юдит уже взяла его за руку.
— Ты абсолютно уверен, что не хочешь, чтобы я поднялась с тобой?
Бросив взгляд на часы, расположенные на панели водителя, и увидев, что осталось всего семь минут до времени радиопередачи из окна в ванной, Алехандро ответил:
— Я был бы счастлив, но сейчас я действительно валюсь с ног. В следующий раз, договорились?
Перегнувшись через сиденье, она взъерошила ему волосы.
— Надеюсь, я держалась не слишком большой командиршей… Хочу сказать, в ходе операции.
Алехандро ободряюще улыбнулся ей:
— Послушай, тебе надо было сделать дело — и ты его сделала. Я оценил это.
Она поглядела ему прямо в глаза. Теперь уже он перегнулся через сиденье и нашел ее нетерпеливые губы. Кожа у нее была гладкой и горячей, ее груди жарко прижались к его груди. Обняв ее за плечи, он легонько отодвинулся от нее.
— Надеюсь, мы подружимся.
Она шутливо подергала его за ухо.
— Я тоже надеюсь.
Ее рука скользнула вниз. Она жарко зашептала:
— А хочешь, я тебе отсосу? Здесь! Сейчас!
Он застонал.
— Это было бы просто здорово, но все-таки в другой раз. Когда я сам буду на высоте.
Он бросил взгляд на водителя: тот уставился в окно, явно не обращая на пассажиров никакого внимания. Алехандро понял также, что прошла еще одна из оставшихся у него минут. Он открыл дверцу.
— До скорого!
— Искренне надеюсь, что так.
Он вышел из машины и медленным шагом пошел к подъезду, белеющему в рассветной полутьме.
Юдит откинулась на сиденье, закинула ногу за ногу, обхватила рукой левую ступню.
— Вези меня к Чи-Чи, — сказала она шоферу.
И, поглядев на Алехандро, входящего в вестибюль дома, пробормотала себе под нос:
— Мы увидимся куда раньше, чем тебе кажется.
По Вашингтон-сквер-парк уже совершали свои ежеутренние пробежки любители бега трусцой. Очутившись в вестибюле, где его уже не было видно с улицы, Алехандро, больше не скрывая нетерпения, помчался к лифту.
Едва открыв дверь в свои апартаменты на восьмом этаже и сразу же захлопнув ее за собой, он помчался в гостиную и схватил голову ацтекского воина. Быстро прошел в спальню, вытряс из ацтекской головы переносной передатчик. Швырнул ацтека на кровать, прошел в ванную, вынул приемник из пластикового чехла. Достал антенну, развернул ее и подсоединил к передатчику.
Встав на стульчак, он открыл окно с матовым стеклом, выставил в него антенну и торопливым шепотом наговорил на диктофон:
— Героин прибыл в окрестности гор Кэтскиллс сегодня в 2.30. Необходимо срочно выяснить биографию и предысторию белой женщины от сорока до сорока семи лет, покинувшей со мною ресторан «Изумрудный». Имя Юдит, фамилия неизвестна. Бегло говорит по-английски, по-испански и на диалекте племени тараскан. Посещала еврейскую школу. Мне необходимо встретиться с контролером. Покину квартиру примерно в 14.45, чтобы успеть на заранее назначенную встречу с Будофски.
Он проверил время. Секундная стрелка уже приближалась к 4.30. Следя за быстрым движением стрелки, он подумал о горе цвета львиной шкуры в окрестностях Зихуатанеджо, на которой груда камней представляет собой мемориал честным полицейским и неподкупным журналистам, убитым наркодельцами. Он вспомнил и тот давнишний солнечный день, когда он сам принес камень в эту импровизированную пирамиду. Стрелка дошла до цифры «6»; он нажал на красную кнопку, превратив все свое сообщение в один мгновенный энергетический импульс, взметнувшийся ввысь, навстречу спутнику космической связи спецслужб.
Выйдя на террасу, Алехандро увидел, как на смену ночи приходит тусклый пока рассвет. Казалось, спазмы сковали тело от обуявшего его волнения. Где-то там, внизу, ударные отряды спецслужб окружают хранилище наркотиков. Он опасался, что наркодельцы почуют за собой «хвост», или обнаружат один из «жучков» в рюкзаках с наркотиками, или им удастся каким-нибудь другим образом избежать расставленных для них сетей.
«У меня начался синдром внедренного агента», — подумал он. Он сознавал, что ощущал бы себя иначе, если бы сейчас принимал участие в операции наравне со всеми. Но в глубине души он понимал, что это ровным счетом ничего не изменило бы.
Крепко вцепившись руками в перила, он подумал о том, как приятно было бы ощущать тело Юдит в своих объятиях, и о том, как трудно ему было ответить на ее недвусмысленное предложение отказом. Внезапно он почувствовал ту самую смертельную усталость, которой и объяснил Юдит свой отказ. Вернувшись в апартаменты, он разделся и принял долгий, обжигающе горячий душ. Потом забрался в постель, но едва успел накрыться одеялом, как зазвонил телефон.
— Да? — сонно пробормотал он, взяв трубку.
— Ты? — Чи-Чи Моралес заговорил на диалекте тараскан, объяснив Алехандро, что хочет встретиться с ним нынче вечером перед его первым выходом на сцену. Моралес собирался прислать за ним машину к семи часам вечера. Закончил разговор он следующим предупреждением: — Смотри никому не проговорись об этом звонке. В целях безопасности.
— Ясно, — ответил Алехандро и повесил трубку.
До сих пор Чи-Чи еще ни разу не звонил ему домой. Он перегнулся через край кровати, достал из корзины старый шлепанец и швырнул его на середину комнаты. Повернувшись на бок, укрылся с головой одеялом и смежил веки, понимая, однако же, что теперь заснуть ему будет не так-то просто.
Четырехмачтовая шхуна «Пекин» была надежно пришвартована к причалу в Морском порту на Южной улице. Черный фургон, груженный «золотом Клеопатры», выехал с Франклин Делано Рузвельт-Драйв на Фронтальную улицу и направился вниз по Южной.
Жасмин бросила взгляд на массивные чугунные ворота Фултонского рыбного рынка. В здешних великолепных интерьерах уже кипела ежеутренняя жизнь, владельцы магазинов и ресторанов покупали у рыбаков ночной улов. Жасмин увидела мужчину в тяжелых рыбацких сапогах и в забрызганном кровью белом переднике. В руках у мужчины было ведерко со льдом, во льду трепыхалась живая камбала.
— Следующий поворот направо, — резко бросила она водителю.
Фургон свернул на Берлинг-Слип, развернулся на площади Благоразумия, проследовал на север по Уотер-стрит. Он остановился у трех стальных опор, представляющих собой транспортное заграждение на перекрестке Уотер-стрит и Бекмен-стрит, препятствующее дальнейшему проезду транспорта в северном направлении.
Водитель погнал фургон по пешеходной дорожке, что позволило ему объехать заграждение, свернул на запад по Бекмен-стрит, еще раз въехал на тротуар и остановился перед заброшенным складом, когда-то переданным федеральными властями в веденье штата Джорджия. Склад представлял собой здание с готической крышей. В этой части Морского порта на Южной улице уличные фонари появились еще в девятнадцатом веке, равно как и вымощенная бельгийской брусчаткой мостовая с гранитными столбиками у обочины — и все это будило воспоминания о временах, когда люди путешествовали исключительно в экипажах. К западной стене склада вплотную примыкало пятиэтажное здание, внешне похожее на коробку, под шатровой крышей и с деревянными внешними ставнями на всех окнах; большая часть ставень была расписана синими якорями. Здание это, как и сам склад, было заброшенным.
Жасмин выскользнула из машины и пошла по галечному тротуару до угла, осматриваясь по сторонам на предмет обнаружения чего-нибудь подозрительного. Ничего такого не обнаружив, она сделала знак водителю. Тот, выпрыгнув из кабины, дважды постучал в стальную раздвижную дверь склада.
Телекамеры, расположенные по обе стороны от ворот, внимательно «оглядели» его. Затем ворота раздвинулись. Водитель вернулся в кабину и загнал фургон на территорию склада. Здесь и начали его разгружать.
Жасмин, не отходя ни на шаг, следила за тем, как, один за другим, извлекают из кузова рюкзаки с наркотиками. После того как двое грузчиков закончили разгрузку, Жасмин обошла все рюкзаки, отпирая зажим на каждом. Складское помещение было поделено на несколько отсеков высокими металлическими стеллажами, на которых находились всевозможные игрушки, куклы, поддельные амфоры, модели судов различных размеров и тряпичные животные.
Жасмин расхаживала по складу, надзирая за рабочими, которые извлекали героин из пакетов и осторожно упаковывали его в полые фигурки кукол и в тряпичные игрушки.
— Несколько пакетов порвалось, — крикнул один из рабочих водителю фургона.
— Засуньте их в куклу, — распорядилась Жасмин.
— А куда девать рюкзаки? — спросил кто-то другой.
— Положите обратно в кузов, — сказала Жасмин.