– Доложу.
Уже входя в двери казармы, спешащий десятник услышал неимоверный грохот изнутри помещений. И у него чуть не оборвалось сердце от плохих предчувствий. А когда он открыл дверь, то был почти оглушен отборными ругательствами и дружно грянувшим хохотом.
Часть десятая
Орудие или союзник?
Похоже, что веселился весь десяток. Вместо того, что бы спешить на завтрак мужчины и женщины самых разных возрастов, да ещё и Эль-Митоланы, занимались детскими игрищами. Три колдуна держали на своих спинах напарниц и пытались с помощью физической силы и левитации сбить соперников на пол. Причём женщины азартно визжали, а зрители весьма непосредственно подбадривали тем, кому отдавали свои симпатии.
Одна пара была явно случайная. Вторую составляла пара официальная: Лидия Салграй образовала тандем с ордынцем Кузлассом. А вот третьей наездницей была Золана Мецц и устроилась она на хлипкой спине выглядевшего ещё совершенным юнцом Ксомоса Бейта. В тот момент когда вся сцена предстала перед глазами обеспокоенного десятника, новичок с притворным ржанием мчался на оставшуюся на ногах первую пару. Потому как грузный Меченый со своей пассией уже не участвовали в сражении. Лишь с проклятиями да под хохот окружающих выбирались из обломков огромного стола.
Глаза менсалонийки сверкали жаждой победы и торжества. Только вот десятнику совсем не понравилось подобное веселье. Поломанный стол лишь подогрел его раздражение. А уж то, что этот капризный, сорокалетний истерик стал полностью контролируем Золаной, вообще ни в какие рамки не укладывалось. Скорей всего это именно они повергли на земь мощного Кузласса, которому меланхоличная Лидия лишь основательно мешала и наверняка смотрела на детские состязания только как на повод для смеха.
Магически усиленный голос заставил всех вздрогнуть:
– Десяток, строиться!
Кто и как затеял подобные игрища внутри казармы, в данный момент десятника не интересовало. Со временем выяснится. А вот то, что новичок встал в строю сзади менсалонийки, неприятно удивило. Неужели такая опытная и битая жизнью женщина как Золана Мецц не смогла под маской наивного молокососа распознать старого и отпетого развратника?
– Значит, на завтрак никто не спешит? – с радостной улыбкой констатировал Кашад, стоя перед замершим строем. – Тогда продолжим развлечение. Бегом, на выход, марш! По «малому кругу» замка! Один раз! Веселей! Кто последний – сегодня имеет возможность постоять на почётной вахте Раздумий.
Выражение лиц наёмников сразу изменилось. Никто не хотел топтаться несколько часов среди вонючих тряпок. И двадцать один человек со всем усердием помчались между зданиями и стенами замка по «малому кругу». Так называлась восьмисотметровая дистанция на внутренней территории. Причём в некоторых, особо узких местах двум человекам и разминуться было проблематично. Поэтому приходилось забывать о дружбе и деликатности и даже подножки при таких забегах приветствовались командирами. Пусть подчинённые не просто вырабатывают ловкость и выносливость, но и постоянно оттачивают готовность отразить удар с любого направления. И порой топот какого-нибудь провинившегося десятка раздавался на «малом кругу» часами.
Шустрая менсалонийка уже к середине дистанции вырвалась вперёд. Новичок, как ни странно, тоже от неё не сильно отставал. А вот замыкала бег наибольшая по количеству группа. Из которой очень часто выпадал очередной нерасторопный участник. Кубарем катился по камням или вшибался в стену, затем так же резво подхватывался на ноги и бросался навёрстывать разрыв. И на самом финише подобное падение могло сразу выявить неудачника забега. Лидию Салграй сбили с ног в третий раз именно на финишной прямой. И она получила все основания быть политой жутко пахнущей водой, хоть это и попытался изменить резко захромавший Кузласс. Мимо десятника ордынец проковылял последним, с кривой улыбкой покачивая головой и покаянно указывая рукой на пострадавшую ногу.
Не стоило долго сомневаться в его притворстве. Поэтому десятник добавил в голос максимум строгости и огласил перед замершим у столовой строем:
– На пост раздумий этой ночью отправляются наёмники Салграй и Бинай. Сейчас – завтрак. Опоздавших на общее построение ожидает ещё худшее наказание. Разойдись!
Ордынец сразу пригорюнился и с жалостью покосился на свою пассию. Обижаться на десятника он не стал, вполне резонно понимая справедливость наказания для обоих.
Кашад Низу входил в столовую последним, и в дверях столкнулся с капитаном Лессо. Тот видимо перед этим наблюдал за событиями во дворе из окон первого этажа.
– Гоняешь для повышения аппетита?
– Среди них все здоровые, как похасы, – возразил десятник. – И никто вялостью за столом не отличается.
Валер Лессо хитро прищурился:
– А если бы твоя Золана оказалась последней?
– Никакой разницы.
– Похвально, похвально. Не стоит заводить среди личного состава любимцев.
– Вот именно.
– А как тебе новенький?
– Ничего, – Кашад криво ухмыльнулся. – И до этого хлюпика очередь дойдёт. Хотя вряд ли из него получится настоящий воин.
– Но ведь на удивление ловкий Эль-Митолан и бегает весьма неплохо…
Неожиданно Кремону вспомнилась восседающая на спине у Ксомоса Золана, и он зло буркнул:
– Как бы ему его ловкость боком не вылезла.
– Ладно, иди завтракать, а то не успеешь, – отпустил капитан десятника. И затем, глядя подчинённому в спину, Валер не убирал с лица довольную улыбку.
В столовой Кашада опять нагнала непонятная раздражительность. Достаточно ему было увидеть шепчущего что-то на ухо менсалонийке Ксомоса и услышать тихое женское хихиканье. Или они завтракать не собираются? Наивные! Ведь потом сил лишатся на первом же часу занятий. А то, что они лишатся сил обязательно, десятник нисколько не сомневался. С некоторым злорадством представляя и прокручивая в памяти самый сложнейший комплекс упражнений.
Следующие три дня три прошли в жесточайших и сложнейших тренировках. Разошедшийся Кашад Низу никому спуску не давал и так гонял вверенный ему личный состав, что многие пожалели о своём распределении. Начальство тоже отметило необычайную активность и высокий уровень обучения. Даже Куцер Манк оставил в стороне свою неприязнь и поглядывал на молодого десятника с всё возрастающим уважением.
За это же время под командование Невменяемого попало ещё девять человек пополнения. Четыре Эль-Митолана, набранных в рекрутских центрах, и пятеро обычных воинов. Последние оказались огианами и прибыли из своего царства большим, но отлично вымуштрованным отрядом. По рассказам они у себя считались чем-то наподобие самого элитного и сильного отряда, подчиняющегося лишь непосредственно царю. Судя по тому, что почти в каждый десяток добавили от двух до пяти этих свирепых и злобных головорезов, командование лишний раз сделало попытку держать любого наёмника под прицелом нескольких наблюдателей одновременно. Уж слишком оги пользовались у колабов большим доверием и в свободное время каждый день спешили в здание штаба с докладами, доносами и подробными отчётами.
Помимо этого возникало обоснованное подозрение, что такое «усиление» рядов полка обусловлено приближением основного события. Того самого таинственного и далёкого похода, для которого собственно и сформировали полк из людей.
При таких обстоятельствах выполнение основного задания становилось всё более проблематичным. И не только из-за ограниченности во времени. Недосыпая ночами Кремон «осмотрел» и «нащупал» в столице колабов до сорока самых таинственных и невероятно охраняемых мест, но до сих пор даже примерно не мог предположить более конкретное местонахождение трактата «Установки». Надо было предпринимать что-то экстраординарное. Или срочно привлечь на свою сторону уникального Ксомоса Бейта.
Для этого Кремон всеми доступными и недоступными средствами постарался выяснить и раскрыть все самые слабые стороны подчинённого ему мага. Как ни странно Ксомос терпел пока все тяготы воинской службы с завидной выдержкой. Видимо его очень мобилизовало то существенное внимание, которое оказывала Золана Мецц. В её присутствии он старался выглядеть бравым и весёлым наёмником, который не имеет ни слабости, ни сомнений духа. Хоть и позволял себе иногда ворчание за спиной десятника, а то и открытое напоминание о своих исключительных по контракту правах. Но это уже делал лишь наедине с командиром. Да и то в комнатах, где их не могли подсмотреть или подслушать.
Самым главным, сжигающим всю душу Бейта пороком, являлась жадность. Жадность буквально патологическая и всеобъемлющая. Сказывалась она даже в таких мелочах, как бережное отношение к выданной казённой форме или собиранию ненужного и бросового барахла. Из-за этого его личная комната с каждым днём захламлялась всё больше и больше и в скором времени грозилась превратиться в лавку старьёвщика.
Когда же он первый раз присоединился к наёмникам в увольнении, то не потратил даже одной медной монетки на выпивку или покупку чего-то особенного. А просто отделился от компании и отправился в одиночку гулять по столице. Хоть при этом с мучительным сожалением посмотрел на прижимающуюся к десятнику Золану Мецц. Маршрут его прогулки очень скоро стал известен Кремону: Бейт с маниакальной ностальгией прогуливался возле королевской сокровищницы. Судя по нездоровому от недосыпанию цвету лица, Ксомос побывал в сокровищнице отделённым сознанием неоднократно. И если бы имел возможность – давно бы её обокрал до последнего драгоценного камешка.
Скорей всего колабы тоже прекрасно осознавали порочные стремления своего привилегированного наёмника. И приняли надлежащие меры безопасности. Да и похитить что-либо из такого места было немыслимо. Но ведь Ксомос мог, а скорей всего и планировал, отыскать нечто грандиозное непосредственно в самом Большом Походе. При его уникальном таланте он явно вознамерился сорвать не просто огромный куш, а самый большой, какой только можно вообразить. И уже с таким огромным состоянием превратиться если не в короля, то уж в князя или Барона, как минимум. Скорей всего именно поэтому он решил вступить в полк наёмников, который курировался и набирался колабами. А то и прощупать самих колабов на предмет их таинственного и чуть ли не легендарного в последнее время богатства.