Я не могу его выполнить, да и не хотела бы, если бы могла. Но это неважно.
Он умрет до того, как этот пункт вступит в силу, так что я могу сейчас согласиться.
А вот пункт о запрете секса — это более серьезная проблема. Я не могу спать с ним регулярно, потому что это слишком рискованно. Я все еще помню, каки страстным был наш секс, и это не может повториться.
— Единственный раз, когда мы будем заниматься сексом, — это когда согласимся начать попытки завести ребенка.
Он переводит нас в более тихую часть патио, подальше от других танцующих пар.
— Если секс исключен у нас, то будет разрешен с другими.
— Ни за что, блять. Ты не будешь позорить меня, трахая шлюх на стороне.
— Многие состоявшиеся мужчины содержат шлюх и любовниц. В этом нет ничего необычного.
Его губы подрагивают в уголках, и я сужаю глаза.
— Я занимаю руководящую должность, и ты не будешь проявлять неуважение ко мне в присутствии моих людей. Точно так же, как ни один дон не позволит своей жене проявлять к нему неуважение.
— Я буду доном, и у меня есть потребности. Либо ты оседлаешь мой член, либо я найду другую.
— Нет, не найдешь, и это не обсуждается. Если я могу оставаться без секса, то и ты сможешь.
Он резко смеется.
— Ты чертова лицемерка. Я точно не твой единственный перепихон в туалете. Ты не можешь одна наслаждаться, я ненавижу двойные стандарты. Либо мы трахаемся друг с другом, либо мы трахаемся с другими людьми. Все очень просто, — говорит он, потом берет телефон и фотографирует мое лицо.
— Какого хрена?
Я потянулась за его мобильником, но он уже сунул его обратно в карман.
— Материал для дрочки.
Я мгновенно прихожу в ярость, и у меня возникает искушение ударить его по лицу, но я подавляю этот порыв, потому что не хочу опускаться ниже.
— Ты отвратителен. Я тебя ненавижу.
Он смотрит на меня с самодовольным видом, мне хочется содрать с его лица кожу.
— Ты меня хочешь.
Я вырываюсь из его объятий, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Никто и никогда не выводил меня из себя так сильно, как этот человек.
Он следует за мной, пока я иду к столу, где лежит моя сумочка.
— Мы уходим, — говорю я Ренцо. — Пожалуйста, сообщите остальным.
Взяв сумочку, я достаю телефон и бросаю его перед лицом своего жениха.
— Добавь свой номер.
В кои-то веки он подчиняется без споров. Набирает цифры и возвращает телефон мне. Наши пальцы соприкасаются, и мне хочется ударить себя по лицу, когда от его прикосновения по моей руке пробегают мурашки. Почему мое тело не может понять, что он — враг?
Если бы я не сходила с ума, то каждый раз, когда он прикасается ко мне, вспоминала бы, чей он брат. Прикосновения Карло всегда отталкивали меня, и по коже ползли мурашки, словно тысяча огненных муравьев маршировала по моей плоти. Это, несомненно, излечило бы меня от странной тяги к прикосновениям Массимо. Но если представить, что он Карло, то я, скорее всего, убью Массимо в приступе ярости или разрушу свое здравомыслие и снова разорву трещины в своем сердце. В таком состоянии я никому буду не нужна.
Я отправляю фотографию изувеченного Пауло на телефон Массимо, а затем убираю свой телефон в сумку. Его телефон пикает, и он открывает мое сообщение, глядя на фотографию с впечатляющим двусмысленным выражением лица. Ухватившись за рубашку Массимо, я притягиваю его к себе. Мой взгляд опускается к его рту на мимолетную секунду, а затем поднимается к глазам.
Они темные от вожделения, что не может не настораживать, и я вижу истинное желание, которое он испытывает, глядя на меня в ответ.
— Я решаю, Массимо. Никогда не забывай об этом, — отпускаю его, слегка подталкивая, в то время как Николина и Дарио идут рядом с нами. — Перестань меня злить, если не хочешь, чтобы тебя постигла та же участь, что и моего последнего мужа.
С этими напутственными словами я ухожу, чтобы поблагодарить хозяев, прежде чем покинуть это место.
Глава 8
Катарина
— Где он? — спрашиваю я, скользя взглядом между двумя вооруженными мужчинами, охраняющих двери темной, мерзкой гостиной моего отчима. Мое терпение ограничено, и Саверио испытывает меня.
— Дон Салерно сказал провести вас сюда, скоро он присоединится, — говорит один из них.
Ни тот, ни другой не входят в группу, преданную Ренцо, которая в наше отсутствие предоставляет информацию, гарантируя, что мы всегда будем в курсе того, что происходит в Вегасе.
— Он проявляет неуважение к донне Конти, — говорит Ренцо, его рука тянется к пистолету на бедре.
— Мы не будем это терпеть. Он должен помнить о своем месте.
Между Ренцо и его бывшим доном нет особой любви из-за того, как Саверио обращался со мной в прошлом.
— Прошло пятнадцать минут, а я занятая женщина.
Я встаю и направляюсь к грозному мужчине с подстриженными темными волосами.
— Передайте дону Салерно, если его не будет здесь в течение следующих пяти минут, я отправлю видео дону Маццоне.
Я бросаю взгляд на часы «Tag Heuer» на своем запястье.
— У вас есть четыре минуты и сорок секунд. Валите.
Мужчина уходит и возвращается как раз вовремя с Саверио.
— Тебе повезло, что она оставила тебя в живых, — Ренцо бросает убийственный взгляд на своего бывшего дона.
— А тебе повезло, что я оставил тебя в живых, — рявкает Салерно, плюхнувшись в потертое кожаное кресло.
— Выглядишь дерьмово, — говорю я ему, довольная тем, что постоянный поток выпивки, наркотиков и женщин, которыми я его снабжаю, работает как идеальная магическая формула.
Когда я впервые переехала сюда с мамой, после того как нам пришлось бежать из Нью-Йорка, он гордился своей внешностью. Но с уродливой раной на лице ему приходилось нелегко.
Он поддерживал себя в форме и был здоров, даже несмотря на пагубную привычку к наркотикам. Теперь он совсем опустил руки. Его живот выпирает над поясом брюк, волосы поредели, а неудачная покраска почти не скрывает седину. Сухая, бледная кожа и налитые кровью глаза свидетельствуют о неправильном питании и плохом сне. Образ жизни убьет его раньше, чем у меня появится шанс, а это было бы очень плохо, ведь я уже приготовила пытки для своего отчима.
— А ты все еще выглядишь как заноза в заднице, — говорит он, щелкая пальцами в воздухе.
— Если бы не донна Конти, твой банковский баланс был бы не таким огромным, а хаос на улицах Вегаса привел бы к тому, что ты снова потерял бы свою территорию, — говорит Дарио, напоминая ему о том, что я реструктурировала его бизнес, очистила улицы и набила его карманы.
— Если бы не я, у нее бы ничего не было.
Он тычет пальцем в сторону Дарио, пока один из его людей приносит ему стакан скотча. Он ничего не предлагает ни мне, ни моим людям, — настолько презрительно он ко мне относится.
Он знает, что я держу его за яйца, и ненавидит это.
— Я тебя создал, — шипит он, устремив взгляд в мою сторону.
— Все, что у тебя есть сейчас, ты имеешь благодаря мне. Помни об этом.
Последняя капля терпения испаряется, я вскакиваю и бросаюсь на него, поднимая его подбородок кончиком ножа. Его люди вынимают оружие, мои тоже и направляют пистолеты друг на друга над нашими головами.
— Ты продал меня этой свинье Конти в восемнадцать лет, чтобы избавиться. Ты ни хрена для меня не сделал. Ты знал, что он из себя представляет, и все равно отдал меня ему. Все, что я имею сейчас, — это моя заслуга. Тебе стоит помнить об этом.
— Думаешь, у меня был другой выбор? — рычит он, и я вдавливаю острие ножа в его горло, протыкая кожу. — Ты была не чиста, сломлена и озлоблена. Поврежденный товар. Ты была никому не нужна. Я приютил тебя и твою мать-шлюху, когда вам некуда было идти! Я оплатил все твои операции. Вернул твою внешность. Я позволил своему человеку обучать тебя, а потом взял его в подчинение. Я заключил брачный контракт, когда ты никому не была нужна. Сделка, которую я заключил, дала тебе цель и власть, а у тебя хватает наглости поносить меня?
Я глубже всаживаю нож, пока его люди тревожно переглядываются.
— Я должна перерезать тебе горло прямо сейчас, как ты перерезал горло моей матери, когда она тебе надоела.
— Но я все равно оставил тебя в живых.
— Я была на побегушках. Ты держал меня ради Анаис. Ты не делал этого ради меня. Ты бы с таким же успехом перерезал и мое горло, только Анаис была привязана ко мне. Она любила меня так же, как я любила ее. Я растила свою сестру четыре года, пока ты убивал, трахал и обманывал как своих союзников, так и врагов. Не притворяйся, что было иначе.
Я убираю нож и выпрямляюсь, чтобы не убить ублюдка раньше времени.
— Убрать.
Я смотрю на людей Саверио, а затем киваю Дарио, Ренцо, Эцио и Рикардо. Все мужчины опускают оружие. Я выхватываю недопитый скотч из рук Саверио и одним махом опустошаю бокал. Затем швыряю в стену, наблюдая за тем, как он разбивается, со злобным удовлетворением.
— Пойми одну вещь, Саверио, — его ноздри раздуваются. — Ты живешь, потому что я позволила. У меня теперь есть прямая линия связи с доном Маццоне. Если я покажу ему видео, он поймет, что ты планировал предать его, и что ты не простил его за то, что он забрал у тебя Алессандро. Он без колебаний убьет тебя.
— Чего ты хочешь? — шипит он, доставая из кармана испачканный носовой платок и вытирая струйку крови, стекающую с шеи.
— Я пришла напомнить, чтобы ты молчал о Карло Греко, и подтвердил историю, если Лео, Бен, Алессо или кто-то еще из Нью-Йорка спросит обо мне.
Я рассказываю ему придуманную нами историю о своем происхождении и о том, как я стала женой Пауло.
— Я ничего не скажу.
Ему ничего не остается, как согласиться.
— Я знаю, что не скажешь. Анаис любит тебя почему-то. Если ты умрешь, она будет опустошена. Особенно если это произойдет от моей руки. Помни об этом, если возникнет соблазн предать меня.
Единственное, что волнует