— Парагвайцы никогда не пойдут на это, — говорит дон Мальтиз, решительно настроенный на то, чтобы моя идея была отвергнута. — Они не смогут поставлять нужное количество для наших VIP-клиентов, а также обслуживать весь уличный бизнес.
— Мы не можем рисковать, разозлив их и нарушив наши нынешние поставки, — соглашается дон Аккарди.
— Мы в них не нуждаемся. Мой поставщик готов поставлять продукцию в Нью-Йорк. Они доставляют быстрее, у них есть нужный объем, и их продукт намного качественнее.
Рот Бена сжимается в тонкую линию.
— Ты говоришь о колумбийцах.
Я специально не скрывала, кто является моим партнером по поставкам. Хочу, чтобы они поверили, что колумбийцы поставляют большую часть моего товара, хотя на самом деле основную часть поставляют русские.
Я киваю, когда дон Аккарди шипит себе под нос.
— Мы будем сотрудничать с ними только через мой труп.
Было бы славно, — думаю я, безразлично глядя на него.
— Деловые решения, основанные на эмоциях, неразумны. Я знаю, что между Нью-Йорком и колумбийцами существует вражда, но…
— На то есть веские причины, — говорит дон Дипьетро, перебивая меня, пока дон Греко беспокойно ерзает на своем месте.
— Этим ублюдкам нельзя доверять, — добавляет дон Аккарди.
— Я работаю с ними уже четыре года и могу за них поручиться. Они могут поставлять нам то, что нужно, и они надежны.
— Мы не просто так вышли из уличной торговли много лет назад.
Бен барабанит пальцами по столу.
— Мы должны вмешаться сейчас, чтобы решить эту проблему, но это не значит, что мы хотим управлять ею в дальнейшем. Это головная, ненужная боль.
— Вот тут-то я и помогу. Я умею управлять этим. Вам не нужно будет и пальцем шевелить. Я буду управлять все за вас.
— А что нам за это будет? — спрашивает дон Мальтиз.
— Я договорилась с колумбийцами о значительной скидке, что позволит вам сэкономить на существующих заказах и получить десять процентов с уличной торговли для себя.
Все головы поднимаются, и я понимаю, что попала в цель. Прибыль всегда берет верх над возражениями.
— Вы получите значительную выгоду, просто одобрив меня и мой план.
— Если мы согласимся, — говорит дон Аккарди, — а это большое «если», то ты будешь подчиняться непосредственно нам. Зачем тебе это? Ты сама себе хозяйка. Судя по всему, ты богата и влиятельна. Зачем теперь перед кем-то отчитываться?
— Я хочу большего, — откровенно заявляю я. — Жажда успеха — вот топливо, которое мной движет, — лгу я, потому что моя единственная мотивация — месть. Я смотрю на Бена. — Я верю в то видение, которое вы и «Комиссия» имеете для всех итальянских американцев. Я верю, что могу принести пользу и сыграть свою роль.
Наклоняюсь вперед, и мои глаза сверкают волнением.
— Представьте себе США, где всеми поставками наркотиков управляет «Комиссия». Мы станем крупнейшим рынком в мире, обслуживаемым двумя-тремя ключевыми поставщиками, которые продают только нам. Мы можем воспользоваться технологическими и финансовыми ресурсами, имеющимися в вашем распоряжении, чтобы оцифровать распределение и оплату таким образом, что мы останемся вне поля зрения и избавимся от необходимости отмывать так много наличных.
— Думаешь, что сможешь либерализовать наркотики? — в тоне Бена сквозит недоверие.
— Не так, как мы узаконили другие части нашего бизнеса, но я считаю, что есть более разумный способ справиться именно с этим, что обеспечит нам большую защиту.
Я возвращаю свое внимание к остальным мужчинам за столом, которые все еще не полностью согласны с этой идеей.
— Это долгосрочный план. Не то, чего можно достичь в одночасье. Мы начнем с восстановления контроля в Нью-Йорке, создания новой команды и новых процессов, и как только дело будет сделано, поговорим о том, чтобы перейти в Нью-Джерси, Бостон, Чикаго и другие территории. Мы создадим рабочую модель и будем продавать ее до тех пор, пока все поставки не окажутся под нашим контролем.
Я делаю паузу, чтобы выпить еще один глоток воды, прежде чем продолжить.
— Итак, отвечая на твой вопрос, дон Аккарди, вот почему мне это нужно.
— Ты дала нам много поводов для размышлений, — говорит Бен, — и многое заслуживает внимания, но у нас есть одна ключевая проблема.
— Доверие, — предполагаю я.
Он кивает.
— Я знаю, что ты хорошо себя зарекомендовала. Я знаю, что о тебе говорят в семьях. Ты трудолюбива и выполняешь свои обещания. Но ты — чужая.
— И женщина, — добавляет дон Мальтиз.
Я нарочито опускаю взгляд на свою грудь, а затем поднимаю подбородок и кокетливо ухмыляюсь.
— Насколько мне известно.
— Женщины слабы, — отвечает он, одаривая меня самодовольной ухмылкой. — Их уважают только за то, что у них между ног, а не за то, что между ушей.
— Мизогиния. Какой сюрприз, — ворчу я, обводя кончиком пальца край своего бокала.
— Твои сексистские и эйджистские4 высказывания начинают утомлять, Роберто. Прояви к донне Конти уважение, которого она заслуживает, — говорит Бен дону Мальтиз, заслужив мое восхищение. В Беннете Маццоне есть много того, чем я восхищаюсь и что уважаю.
Жаль будет убивать его.
— Я понимаю, что доверие и преданность нужно заслужить, — говорю я, поддерживая разговор. — Я прекрасно понимаю, что то, о чем я прошу, — это большой риск для вас, поэтому у меня есть потенциальное решение, которое, думаю, вас устроит.
Я намеренно блуждаю взглядом по Габриэлю Греко.
Бен сидит, выпрямившись, на его лице мелькает понимание.
Я смотрю прямо на президента.
— Кажется, вы ищете невесту для Массимо Греко. Я выйду за него замуж и только потом буду решать всю ситуацию для «Комиссии», — устремляю взгляд на своего шокированного врага через стол, — с фамилией Греко.
Глава 4
Массимо
— Нет.
Облокотившись на спинку кресла, я сталкиваюсь взглядом с братом, который продолжает настаивать.
— Нет?!
Габриэль подается вперед в своем кресле, опираясь локтями на стол.
Все еще странно видеть его сидящим на месте отца, за столом, который является семейной реликвией, в офисе, с которым у меня связаны исключительно плохие воспоминания.
Из его ушей валит пар, а ноздри дергаются, когда он смотрит на меня.
— Ты смеешь отказывать мне после всего, что я для тебя сделал? — рычит он повышенным тоном, что на него совсем не похоже.
— Я сказал тебе, что войду в бизнес раньше, чем планировал, и буду работать с тобой над передачей власти, но это не включает в себя женитьбу. Если я когда-нибудь женюсь, это будет женщина, которую я сам выберу.
Он ударяет кулаком по столу, чуть не разбив бутылку «Рипа Ван Винкля», стоящую перед ним.
— Отец был слишком мягок с тобой, — говорит он, качая головой и доливая в свой стакан еще бурбона.
Я отказался пить, потому что не планирую задерживаться здесь после того, как проведаю маму, и, в отличие от моего слабого, избалованного, ненаблюдательного брата, у меня нет личного водителя.
— Не принимай пренебрежение за мягкость, — я вцепился в подлокотники кресла, костяшки пальцев побелели. Максимо Греко была чужда нежность. Побои, которые я перенес в этом самом кабинете, — тому подтверждение. Не притворяйся, будто не помнишь.
Черт, я бы убил за выпивку, но желание вернуться домой пересилило эту потребность.
— Тебе повезло, что он не обращал на тебя внимания.
Габриель смотрит в пространство, погружаясь в воспоминания.
В воздухе повисает напряженная тишина. Мой брат поворачивает голову и смотрит на меня.
— Никто из нас не создан для такой жизни.
В моем случае я бы не согласился, но не спорю, потому что еще не готов раскрыть всю правду.
— Тебе повезло, что во время твоего правления у руля стоял дон Маццоне. Он умен и добился мира и процветания. Все могло бы быть гораздо хуже. Если бы папа, или Карло, или Примо были на твоем месте, они бы уже давно начали вражду с Беннетом.
— Они бы никогда не приняли его в качестве президента «Комиссии», — соглашается Габриель. — Особенно папа и Примо после того, как Маццоне жестоко убили Карло.
— Давай начистоту, брат, — говорю я, усаживаясь поудобнее. — Карло сам виноват. Если хочешь знать мое мнение, они оказали миру услугу.
Мне было всего четырнадцать, когда Карло убил Матео Маццоне и Леонардо Мессину, но я помню, какое облегчение испытал, услышав эту новость.
Мы не знали личности убийцы в течение многих лет, к большому сожалению папы. Когда тот узнал правду, то вместе с Джино Аккарди задумал обмануть Беннета, но все закончилось тем, что их убили вместе с кучей других донов и их наследников во время взрыва склада в Чикаго, организованного членами «Аутфит5», которые все еще были верны ДеЛукасам. Это было полнейшим дерьмом, и именно так Габриэль стал доном, хотя у него не было ни малейшего желания. Это место должно было достаться Карло или Примо, как старшим сыновьям.
— Ты не должен отзываться плохо о нашем брате или о других мертвых.
Я встаю, потягиваюсь и разминаю правое плечо, которое все еще болит после моей последней работенки.
— Надеюсь, он гниет в аду. Хотя, он заслуживает дерьма похуже.
Габриэль вздыхает, вставая.
— Он не был хорошим человеком, но я все равно не желаю ему такого.
Мы подходим к окну и, стоя бок о бок, наблюдаем за мамой, наслаждающейся послеобеденным чаем в саду. Она одна, как обычно, но выглядит довольной. Я все еще помню ту оболочку женщины, которой она была при моем живом отце. Теперь, когда он умер, ей уже поздно расцветать, но хоть какое-то подобие жизни вернулось в ее хрупкий облик.
— Она не рада тому, что я хочу съехать, — говорит он.
— Сомневаюсь, что это что-то изменит. Ты же не так часто здесь бываешь.
Чувство вины расплывается по лицу брата, и я мгновенно раскаиваюсь.
— Я сказал очевидное не для того, чтобы тебя задеть. С ней все будет хорошо. Это не будет большой переменой, и ты заслуживаешь иметь право на личную жизнь.