– Пустите его, – сказала она. – Что ты хочешь, мальчик?
– Я хочу есть, – ответил он.
– Это королева перед тобой, – подсказали ему.
– Я хочу есть, королева, – повторил он.
– Где твой отец?
– Он мертв.
– А мать?
– Тоже. Их убили солдаты. Шотландцы, которые перешли через границу. Они сожгли наш дом и забрали все, что у нас было.
– А тебя оставили в живых?
– Они меня не нашли. Я спрятался в кустарнике. Искали, но не нашли.
– Дайте мальчику одежду и денег. Шиллинг и еще полшиллинга, – велела королева.
– Миледи! – всполошились женщины. – Он же нищий, а у нищих всегда наготове любые истории.
– Он ребенок! – отвечала она. – Я верю ему. Сделайте, как вам сказано.
Мальчик упал на колени и поцеловал подол ее платья, а она пошла дальше, удивляясь самой себе. В мире полно сирот – почему ее затронул именно этот мальчик?
Но она была довольна, что он остановил ее на пути. Довольна тем, что поступила именно так и что ее действия дали повод женщинам переговариваться за ее спиной, восхваляя доброту и благочестие королевы. Что ж, такой и нужно быть по отношению к своим подданным. К подданным своего мужа, которым будет на кого положиться, когда они отвернутся от него.
Она и в последующие дни вспоминала об этом мальчике и однажды велела отыскать его и привести к ней.
Приказание было выполнено, и вот он стоит перед ней в новой одежде, уже не такой изможденный, как в тот раз.
– Ну, мальчик, – сказала она, – теперь ты, надеюсь, сыт и, как я вижу, одет.
У него на глазах появились слезы, он опять упал на колени и хотел поцеловать ее платье, но она сказала:
– Поднимись и подойди ближе. Где ты теперь ночуешь?
Он уже радостно улыбался.
– В одной хижине, – ответил он. – Шотландцы забыли ее сжечь, а я забираюсь туда, когда холодно или дождь.
Он все-таки слишком худ – это она сумела заметить. Ему нужен дом, нужна забота.
– Когда я уеду отсюда, – сказала она, – ты опять будешь голодать и просить подаяние?
Он кивнул. Потом сказал с улыбкой:
– Зато буду всегда вас помнить. Не забуду, что видел саму королеву!
– Если тебя кто-то выгонит из хижины, если тебе будет холодно и голодно, ты перестанешь вспоминать обо мне.
– Ни за что!
– И всегда останешься верным моим подданным, мальчик?
– Я умру за вас, королева!
– Я совсем мало сделала для тебя, – сказала она. – Денег, которые ты получил, едва хватило бы на ленты для моего пояса.
– Зато вы самая красивая на земле! Вы не королева, вы ангел с неба!
– Я все-таки королева для других, а для тебя еще и ангел. И мне хочется, чтобы ты полюбил меня еще сильнее, мой маленький Томлин. Так ведь тебя зовут?.. Больше ты не будешь спать в чужой хижине, не будешь голодным. Что бы ты сказал, если я отправлю тебя в Лондон? Хотя откуда тебе знать – ты и не представляешь, что это такое, верно ведь? Так вот… Там живет один музыкант. Он француз и зовут его Жан. А имя его жены – Агнес. Она мечтает о детях, но у нее их нет. Я хочу подарить ей ребенка, а тебе хорошую мать и хорошего отца. Что ты думаешь об этом, Томлин?
– А я буду видеть вас, королева?
– Может быть.
– Тогда я пойду в этот Лондон.
– Да, ты пойдешь. Там тебя будут хорошо одевать, и кормить, и учить многим вещам. Ты станешь сильным и здоровым мальчиком.
– А они захотят, чтобы я у них был?
– Они сделают, как я скажу.
– Вы можете все, королева, – сказал он.
Она приказала его вымыть, одеть как следует и некоторое время держала при себе. Ей было приятно его искреннее обожание. Возможно, оно хоть немного помогало переносить измены и пренебрежение мужа. Страсть, прочитанная в глазах Ланкастера, тоже грела ее в эти дни.
Изабелла отправила в Лондон гонца к Жану и его жене – сообщить, что посылает мальчика, которого следует принять как сына и соответственно растить и воспитывать.
Вскоре после этого она велела Томлину собираться. Тот сделал это неохотно, не потому, что не хотел в Лондон, а потому, что это означало расставание с любимой благодетельницей. Но он ушел.
Изабелла продолжала удивляться своему поступку и радоваться ему. Она чувствовала, что какая-то, пусть очень тонкая, нить протянулась между ней и этим мальчиком. «Придет время, – подумала она, – и я буду противостоять Эдуарду. Тогда этот мальчик окажется одним из самых преданных мне людей…»
– Королева… – сказал Томлин на прощание. Она любила, когда он так обращался к ней. – Королева, вы сделали для меня такое… А что я могу сделать для вас?
Она ласково улыбнулась.
– Молись, чтобы мой ребенок родился здоровым. Чтобы это был мальчик и чтобы он любил меня так, как ты.
– Я стану молиться, королева. Но такого быть не может… Никто не будет любить вас так, как я. Даже сын…
Когда он ушел, она подумала: какое приятное развлечение нашла она себе, приблизив на время этого мальчишку.
Эдуард и Гавестон добрались до города Скарборо.
– Нам лучше всего оставаться здесь, – сказал Эдуард, и Гавестон с ним согласился.
В самом деле, замок Скарборо – неплохое убежище. Он расположен, как говорит само название – «скар» – на скале, на крутом и высоком мысе над заливом. Построен этот замок еще при короле Стивене. Отец Эдуарда часто и подолгу содержал здесь весь свой двор, потому что город портовый – с хорошей гаванью, куда заходит много кораблей и где всегда оживленная жизнь. Тут можно было укрыться, отсюда, при необходимости, легче бежать.
Гавестон снова осунулся, выглядел больным, Эдуард очень беспокоился не только за его безопасность, но и за здоровье.
– Здесь нам ничто не грозит, мой дорогой, – говорил король, но он прекрасно знал, что приют у них временный и что, отдохнув от путешествия, придется сразу же думать о том, куда ехать дальше.
Быстрее принимать решение подтолкнуло их и то обстоятельство, что гарнизон крепости – они хорошо видели это – не выказывал особой верности королю, и было ясно: на него полагаться нельзя.
– Что же делать? Что предпринять? – воскликнул Эдуард уже после нескольких часов пребывания в замке. – Если подойдет Ланкастер с войском, сможем ли мы оказать сопротивление?
– Какое-то время, да, – отвечал Гавестон. – И то сомнительно.
Он был бледен, возбужден и уже не казался таким бесконечно привлекательным и изящным, как обычно.
– Если бы я тоже мог собрать людей, – проговорил Эдуард.
– Вы не можете. Особенно здесь. Это нужно было делать раньше.
– Но я же король или нет? Я призову всех под свои знамена! Думаешь, им так уж нравится Ланкастер? Или они пойдут за Пемброком, за Уоренном? Неужели Бешеный пес осмелится идти против нас войной?
– Осмелится, – мрачно сказал Гавестон. – Если бы у тебя была армия… Тогда другое дело. Но ее нет и не будет.
– Значит, выход один. Я должен немедленно отправляться отсюда собирать войско. Сначала поеду в Йорк… Да, так и сделаю. А потом приду сюда, дорогой Перро, и освобожу тебя. Продержись, умоляю, до моего возвращения.
В один из редких просветов – когда мысли Гавестона были не целиком заняты собственной персоной – он подумал: то, что предлагает сейчас король, это ведь уже начало гражданской войны в стране. И он идет на такое ради него, Гавестона… Который даже никогда его не любил, а любил только себя, одного себя… И его отношение к себе…
Еще он подумал, что нужно остановить короля. Это может стоить ему короны… Но какой же все-таки выход? Что можно предпринять? Опять бежать куда-то? И так до бесконечности… Невозможно… Значит, решение одно: противостоять баронам. Заявить им: я – король, и я так хочу!
Да, это единственный выход. Единственный, но далеко не надежный.
– Я предприму все возможное, чтобы продержаться до твоего возвращения с войском, – сказал Гавестон. – Отправляйся, мой господин.
– Тогда, любимый друг, я прощаюсь с тобой, и до скорой встречи.
– Мы встретимся, и мы покажем этим чертовым баронам, кто здесь король. Вы и я покажем им… Мы вместе…
– Вместе, – повторил Эдуард. – Всегда вместе, до скончания дней.
… И вот враги Гавестона подходят уже к воротам замка, а король все еще не вернулся со своей армией. Если ему удалось ее собрать… Гарнизон оказывает противнику слабое сопротивление, тот также не проявляет особого рвения: дело ограничивается, в основном воинственными возгласами и ленивой перебранкой.
У Гавестона внутри замка нет истинных друзей и приверженцев. У него их нет вообще. За мыслями о себе он как-то не подумал их завести. Даже собственные слуги его не любят… Король, один только король любил его… Нет, обожал… чуть ли не больше, чем Гавестон самого себя… А если так, к чему было затрудняться, привлекать кого-то на свою сторону? Ведь для этого надо что-то отдавать этим людям, чем-то платить. А он не привык. Он умел только брать. Да и не нужно было умение – все, что хотел, само шло в руки с помощью влюбленного до безумия короля, который обожал в нем все: лицо, волосы, походку, голос, ум, тело…
Но теперь этого короля с ним нет. Он один. Как перст… Никого, кому бы мог довериться. Как ужасно!
Заметней стала перемена в отношении к нему слуг. Появился легкий налет наглости, бесцеремонности. Легкий – потому что еще ожидали: вдруг король вернется с войском? Оттого окончательно не распоясывались, не заходили слишком далеко.
Сколько же здесь можно продержаться, если не будет штурма? Каковы запасы воды и пищи? Судя по тому, что солдаты противника расположились лагерем возле замка, их предводители, Пемброк и Уоренн, вознамерились ждать. А где же Ланкастер со своей армией? Его самый лютый враг. Несомненно, вот-вот появится, и тогда что-то произойдет… Что?..
Один из слуг вошел в комнату, по которой Гавестон метался, как зверь по клетке, остановился у двери.
– Что тебе?
– Прибыл посланец от армии, которая стоит возле замка, милорд. Спрашивает, согласитесь ли вы принять графа Пемброка.