– Если мне удастся убежать отсюда, отец, я не забуду о вас никогда.
– Мои братья и я делаем это не ради выгоды, а во славу Господа и для обуздания зла. А вы готовы?
– Да, я совершу это! – возбужденно проговорил Эдуард. – Бог поможет мне. Он услышал мои молитвы. Я выйду отсюда и снова увижу сына. И посмотрю в его милое лицо, и прочту на нем любовь к отцу, ко мне… И это будет означать, что Бог простил мне мои прегрешения и вновь принял в свои объятия…
К нему возвращались силы благодаря пище, которую незаметно приносил монах. А еще благодаря тому, что он знал: о нем думают, он не брошен всеми, у него есть друзья на этой земле.
Подготовка к побегу, необходимость хранить тайну, обманывать тюремщиков – все это вдохнуло в него струю жизни. Он верил, что задуманное осуществится: они с Томасом Данхедом беспрепятственно выйдут из замка, он будет на воле. На свободе. А потом…
«О, Эдуард, мой сын! Ты придешь на помощь отцу… Не так ли?..»
И уж тогда… Тогда все, что ему будет нужно – доживать свои дни в мире и покое, с чувством собственного достоинства, понеся наказание за свои грехи и получив их отпущение и прощение…
Томас Данхед приходил теперь к Эдуарду не один, а с другим монахом-доминиканцем. Это был Стефан.
«Пускай мои тюремщики воображают, что их пленник уже близок к смерти», – так со слабой улыбкой твердил про себя Эдуард. На самом же деле он был сейчас полон сил и надежд.
И вот наступил день, назначенный для побега. Все прошло на удивление легко и просто: в очередной раз к Эдуарду пришли два монаха-доминиканца. Под рясой у одного из них, у Стефана, было поварское одеяние. Его собственную рясу надел Эдуард, и они с Томасом первыми вышли из замка. Вскоре за ними последовал Стефан в одежде повара. На соломенном тюфяке тряпье, заменявшее узнику покрывало, было положено так, чтобы казалось: под ним, скорчившись, лежит человек.
В миле от замка беглецов ждали лошади.
Свежий ночной воздух опьянял Эдуарда, он чувствовал себя молодым и отважным, в нем бурлили надежды.
– Я на свободе! – то и дело восклицал он. – Я вышел из преисподней! Бог на моей стороне…
Эдуард скакал на коне между Томасом и Стефаном.
– Наш путь лежит к замку Корф, – пояснил Стефан. – Там вас встретят друзья, милорд. А когда разнесется весть о вашем освобождении, многие соберутся под ваши знамена. Людям уже надоело быть под властью ненасытного Мортимера и развратной королевы.
– А король… – пробормотал Эдуард.
– Король еще мальчик, но, говорят, умен не по годам и не одобряет поведение матери. А также не любит Мортимера… Скоро все в этой стране будет по-другому, милорд. Мы хотим верить в это.
– Я не вернусь на престол, – сказал Эдуард. – Поскольку сознаю, что недостоин его. Но я хотел бы видеть на нем сына и выразить ему мою любовь и почтение. Больше мне ничего не надо в этой жизни…
Замок Корф был уже перед ними. Он выглядел мрачным и неприветливым.
– С этой минуты я стану всегда любить его, – сказал Эдуард.
Ворота были открыты. Всадники въехали в замок. Здесь Эдуарда приняли не как пленника, а как желанного и долгожданного гостя.
– Чем мне отблагодарить вас? – спросил он у Томаса.
– Это был наш долг, милорд, – отвечал монах.
– Я хочу немедленно отправить посланца к моему сыну, – сказал Эдуард.
– Отдохните немного сначала, – сказал Стефан. – На рассвете мы сделаем это, милорд.
Они поели, выпили вина, и Эдуард отправился в отведенную ему комнату.
Как она отличалась от его страшной камеры в замке Беркли! Впервые за долгие месяцы он спал безмятежно.
Его глубокий спокойный сон был резко нарушен. Острая боль пронзила спину. В чем дело?.. Он открыл глаза.
Было уже светло. Над ним стояли Беркли и Малтреверс.
Не может быть! Он еще спит и видит ночной кошмар…
– Все усилия милорда оказались напрасными, – презрительно сказал Малтреверс. – Ваши пособники убиты или бежали. Мы вовремя спохватились, и кое-кто помог выследить вас. Не такие уж мы глупцы, как вы думали. То, что вы сделали, боюсь, не улучшит ваше положение.
Беркли произнес почти извиняющимся тоном:
– Мы выполняем свои обязанности, милорд. Надеюсь, вы понимаете нас.
– Понимаю, – едва слышно сказал Эдуард. – Что с монахами?
– Один схвачен, – охотно ответил Малтреверс, – и будет поджарен на медленном огне.
– Другой скрылся, – добавил Беркли. – Мы останемся здесь, милорд, в ожидании распоряжений. Я велю принести вам пищу…
Эдуард неподвижно лежал на постели, уставившись в потолок. Безнадежное отчаяние охватило его.
Все кончено… Бог окончательно отвернулся от бывшего короля. Молитвы услышаны не были… Как это страшно и жестоко…
3. УБИЙСТВО В ЗАМКЕ БЕРКЛИ
Королева была в бешенстве.
– Подумай, что могло произойти! – восклицала она. – Он чуть было не собрал против нас войско!
– Никогда бы он не сумел, дорогая, – говорил Мортимер. – Ничего бы не вышло.
– Но он мог добраться до сына! Уведомить его обо всем!
– Он же не сделал этого, моя любовь. И в будущем, уверен, ни за что уже не сумеет.
Изабелла взглянула на Мортимера. Что-то в его тоне привлекло особое ее внимание. В прекрасных глазах промелькнуло удовлетворение чем-то, что не было высказано, но повисло в воздухе между ними. Значит, он думает точно так же…
Что ж, так тому и быть. Выход найден. Единственный, который возможен в данной ситуации.
Ведь пока Эдуард жив, опасность для них всегда будет существовать, и чем взрослее становится новый король, тем слабее их влияние на него и меньше ее популярность в народе, а значит, все явственней угроза для самой Изабеллы и для ее любовника.
Мортимер в это самое время не без внутреннего содрогания думал о том, какой была бы месть Эдуарда, окажись он снова у власти или возымей влияние на сына.
Нет, они с Изабеллой не должны быть ни жалостливы, ни щепетильны в выборе средств, если хотят выжить сами.
Бывший король должен умереть. Другого выхода нет. Только смерть.
Для них не было необходимости выражать свои мысли напрямую, в словах. Все было и так понятно.
– Твой зять слишком мягок, – сказала она.
– Ты права, – отвечал он.
– Следовательно, его нужно отозвать.
Мортимер согласно кивнул.
– Он никак не может забыть, что этот человек когда-то был королем. Я тоже хорошо помнил об этом, когда сидел в Тауэре… Они отвезут его опять в замок Беркли, а потом я найду предлог заменить своего зятя и послать кого-то другого в помощь Малтреверсу.
– Кого же?
– Думаю, таким человеком может быть Герни. Томас Герни. Он из тех, кто за деньги и возможность продвижения по жизненной лестнице готов на многое. Если не на все.
– Дорогой, – сказала королева, – это не должно быть убийством… Не должно выглядеть как убийство. Никаких следов. Никаких ран.
Мортимер наклонил голову.
– Ты опять права… Медленная смерть… От нежелания принимать пищу… от нехватки свежего воздуха… от отчаяния… Вот какое оружие следует выбрать, пожалуй.
– Но нельзя, чтобы это затягивалось. Как мы видим, Эдуард еще кое-что может. А мой сын все чаще говорит об отце и хочет его видеть. Милый Мортимер, думаю, все должно совершиться очень быстро.
– Так оно и будет. Обещаю тебе, это бремя вскоре свалится с наших плеч.
– Не забудь, все должно выглядеть, как если бы человеческие руки не участвовали в этом.
– Я так и сделаю, моя любовь…
Он опять был в замке Беркли, но уже не в той башне, что раньше. Его поместили в каморку над покойницкой, откуда несло нестерпимым холодом и запахом гниения, а пища, которую давали, была уже совершенно несъедобной.
К удивлению тюремщиков, хотя силы его ослабевали с каждым часом, он все еще упорно цеплялся за жизнь.
В один из дней к нему зашел Беркли. У него был еще более виноватый и смущенный вид, чем всегда.
– Я здесь, чтобы проститься с вами, милорд, – сказал он.
Эдуард схватил его за руку.
– О нет-нет! Не оставляйте меня! – воскликнул он.
– Я получил приказание из дворца, милорд. Другой человек прибудет сюда.
– Они хотят лишить меня всякого человеческого общения, – обреченно сказал Эдуард. – Им мало того, что уже сделали со мной.
– Милорд, – с волнением сказал Беркли, – я буду молиться за вас.
– Разве не странно, – проговорил узник, – что вы превратились чуть ли не в моего друга, только когда стали моим тюремщиком?
Беркли ничего не ответил. Смятение чувств мешало ему говорить.
Да, он был из тех, кто гневно осуждал в свое время поведение и образ жизни короля и, возможно, способствовал чем-то его свержению. Но сейчас он испытывал жалость не к свергнутому королю, а просто к человеку, кого нельзя подвергать таким мучениям, ставить в такие унизительные условия, какие бы поступки тот ни совершил. Все его существо противилось этому, и он понимал, что именно по этой причине его удаляют из замка. Королеве и ее любовнику не свойственна, видимо, обыкновенная жалость.
Он опустился на колено перед Эдуардом и поцеловал ему руку, словно тот продолжал быть истинным королем.
Слезы хлынули из глаз пленника; полнейшее отчаяние и предчувствие скорой смерти охватили его, когда за Томасом Беркли закрылась железная дверь.
Королева Изабелла послала за сэром Герни, и тот явился к ней во дворец. При их разговоре присутствовал только Мортимер.
– Вам следует отправиться в замок Беркли, – сказала Изабелла, – и находиться там при короле, лишенном престола.
Герни молча поклонился.
– Вы знаете, как обстоят дела, – вмешался Мортимер, – поэтому не будем ходить вокруг да около. Бывший король – помеха для всей страны, для ее благополучия. К тому же здоровье у него сильно пошатнулось, и нет сомнения, дни его сочтены. Вам приведется присутствовать при кончине Эдуарда Плантагенета, которая не за горами.