– А ты, отец, еще не наигрался своей игрушкой? – в полной тишине выпаливаю я.
– Мальчишка! – мачеха размахивается и бьет меня по лицу.
Она отворачивается, плачет. Я понимаю, что это не игра посредственной актрисы, а настоящая боль, но давлю на корню зарождающееся чувство вины, становлюсь от этого еще злее.
– Что ж, – отец встает. – Поговорим, сын. Ужин ты все равно испортил. Ты, человек, который не заработал за свою жизнь ни копейки, жалуешься, что я лишаю тебя свободы? Вперед! – он показывает на дверь. – Ты больше не живешь в этом доме.
– Отлично! – вскрикиваю я и шагаю к выходу.
– Да, ключи от машины и кредитки на стол!
Я вытаскиваю все из карманов, швыряю отцу и вдруг чувствую облегчение. Давно надо было это сделать, и чего тянул?
Иду через дом и ловлю сочувствующие взгляды прислуги, Санек шагает за мной. Поворачиваюсь к нему:
– Ты свободен. Дальше я сам.
– Борис Сергеевич приставил меня к вам, – упрямо поджимает губы помощник. – Это моя работа.
– Вызови мне такси, – устало машу рукой, тут же соображаю, что нужны деньги, лезу в карман – пусто.
Смотрю на швейцарские наручные часы. Их мне подарила мама. Если сдам в ломбард, на первое время хватит. Еду в комнатку Леры, потому что еще раньше заплатил за нее на месяц вперед, и падаю на кровать. Подушка пахнет духами любимой. До головокружения втягиваю носом аромат и не могу надышаться.
– Ле-р-а-а-а, – вырывается стон. – Как же так, Лера?
Вытаскиваю ночную футболку любимой, утыкаюсь в нее носом. Все, больше не могу!
Отчаяние такое, что не хочется жить. Вытаскиваю из холодильника все таблетки, разбрасываю блистеры по кровати. Что тут? От температуры, кашля, поноса… Ну почему нет ни одного стоящего лекарства?
– Лер-а-а-а…
Все летит на пол. Взглядом выхватываю бутылку виски. Вот оно! Пью и не замечаю, как стакан за стаканом приканчиваю ее. До кровати не доползаю, падаю там, где сидел.
– Эрик Борисович! – далекий голос пробивается сквозь туман. – Эрик Борисович! Что с вами?
Чувствую хлопки по щекам, мычу, с трудом разлепляю веки, резкий свет бьет в глаза. Я еще жив? Или это огонь ада?
– У-у-у…
– Эрик Борисович, очнитесь!
Теперь меня трясут за плечи.
– От-стань, – пытаюсь поднять руку, но она падает на постель.
– Эрик Борисович, полиция отпустила виновника аварии.
Информация мгновенно встряхивает мозги.
– Что? Как?
Санек помогает мне сесть, голова кружится, из желудка поднимается тошнота, во рту будто кошки ночевали, а в мозгах бьется только одна мысль: «Не прощу! Никого не прощу!»
– Выпейте. Вы меня до чертиков напугали!
Помощник сует мне в руку стакан с водой и пузырек с опохмелином. Несколько секунд сижу, не двигаясь, наконец немного отпускает.
– Рассказывай.
– Короче, все выяснили. Девушка не виновата, несчастный случай.
– Что за бред? – вскакиваю и тут же падаю на кровать. – Кто придумал?
Координация еще ни к черту, лучше не шевелиться.
– Увы! Все дело в бочке. Мерседес закрутился на дороге, выехал на стройку, столкнулся с бочкой. Она взлетела и попала в голову Валерии, – тихо отвечает Санек и опускает тон до шепота. – Патологоанатом обнаружил в ране кусочки краски, их идентифицировали, все сходится.
– Погоди, погоди! – трясу головой, прогоняя туман. – Почему тогда эта девка, как там ее?
– Арина Васильева.
– Да, она… – пытаюсь собраться с мыслями, но плохо получается. – Почему она говорит, что не видела Леру?
– Наверное, ваша невеста, заметив несущуюся на нее машину, выскочила из остановки и хотела спрятаться. Другого объяснения найти не могу.
– В голове не укладывается! И еще, тут написано, – трясу перед носом помощника листами допроса, – что девица вышла из машины и осмотрела местность. Почему же она никого не видела? Почему не видела?
Я уже кричу, боль выплескивается словами и слюной, а ненависть переполняет сердце.
– Не знаю.
Санек отодвигается, но я притягиваю его к себе и трясу за грудки.
– Ты же легко Леру нашел! Сразу!
– На этот вопрос у меня нет ответа.
– Поехали, – отталкиваю его.
– Куда?
– В полицию.
Следующие дни я живу в аду. Пытаюсь доказать следователям, что девица врет. Она видела Леру, испугалась ответственности и бросила умирать на дороге раненого человека. Мысль, что, если бы любимой сразу оказали помощь, она осталась бы жива, сводит меня с ума.
– Да, вы правы, Эрик Борисович, но ничего поделать не могу, – разводит руками следователь. – Водитель уехал с места ДТП, не вызвал полицию, но был уверен, что никому не навредил. Проверить, видел он раненого или нет, невозможно. Мы не нашли ни одного свидетеля аварии.
– Погодите, а вы все проезжающие машины осмотрели? Все видеорегистраторы проверили?
– Зачем нам выполнять такую бессмысленную работу, если и так все ясно? Водитель признал вину, искренне раскаялся, помог следствию выяснить причину смерти вашей возлюбленной. Оперативники нашли эту бочку, она откатилась далеко от трассы, и дорожная служба увезла ее на свалку, поэтому сразу мы не наткнулись на нее. Мы можем наказать девушку, но только на пятнадцать суток. Я сочувствую вашей утрате, но дело уже закрыто.
Я в корне не согласен с таким решением, скриплю зубами от бессилия, готов собственными руками задушить девчонку, только Санек, который не отходит ни на шаг, удерживает меня от безумия.
И тут в голову приходит другая идея.
– Санек, ты докладываешь бате о моих передвижениях?
Неловкая тишина повисает в воздухе, помощник молча крутит баранку, я терпеливо жду.
– Д-да, – наконец отвечает он.
– Молоток! Вези меня к Соколовой.
– Слушаюсь, – выдавливает он после короткой паузы.
Наташка жила в родительском замке за чертой столицы. Пока мы добирались до места, я прикидывал разные варианты мести, но самым разумным казался только один: тюрьма.
Горничная проводит нас в богато украшенный холл и предлагает сесть. Я ерзаю от нетерпения, так хочется поскорее добиться своего.
Соколова показывается на верхней ступеньке лестницы и медленно начинает спускаться. Я смотрю на нее оценивающим взглядом и невольно любуюсь. Всем девка хороша, но мне не нужна.
– Сюрприз! – вскакиваю с дивана и бросаюсь к ней.
– Чего тебе надо, Метла? – отшатывается она и опускается в кресло поодаль.
Наташка красиво складывает ноги, выпрямляет спину и высокомерно смотрит на меня.
– Хочешь выйти за меня замуж? – выпаливаю я быстро, пока сам не передумал.
– Спятил?
– Нисколько.
– Говори, что от меня надо?
– Помощь.
– Какая?
– У твоей семьи есть влиятельные юристы?
– Ну, допустим.
– Нужен самый крутой из них.
– Он дорого стоит. Я слышала, что ты на мели.
– Сплетни быстро расходятся, – усмехаюсь.
– В нашей среде особенно.
– Плевать. Если ты согласишься на помолвку, отец простит меня и вернет кредитки.
– А зачем отдавал их?
– Был дураком, погорячился. Согласна?
– Нет.
– Наташка, не трахай мне мозги хотя бы ты. От нашей свадьбы одни плюсы, это же договорной брак.
– А как же наследник империи?
– Сделаем и наследника, раз надо.
Я уговариваю ее со всей страстью горящей от боли души и сам верю, что моя месть сложится, если Наташка согласится на брак. Батя подобреет, мачеха займется подготовкой к помолвке, а я верну деньги и власть, чтобы посадить в тюрьму гадину Васильеву.
А потом помолвку можно будет и расторгнуть.
Наверное.
– Как у тебя легко все получается! – кривит губы Наташка.
– Неправда. Все тяжело, очень тяжело, мы даже не любим друг друга, – наблюдаю за ее реакцией.
Она вздрагивает от моих слов, бросает на меня быстрый взгляд и отворачивается. Уголки губ опускаются, на лице появляется выражение обиженной девочки. – Сама подумай, родители спят и видят, как наши компании сливаются, богатство растет, все счастливы.
– И ты счастлив? – с запинкой спрашивает она.
На миг закрываю глаза, игнорирую ее вопрос. Если бы Наташка знала мою истинную цель, ни за что бы не согласилась, а сейчас вижу, что сомневается, и добиваю ее последним ударом.
– Я начну работать. Попрошу батю назначить меня управляющим директором пошивочной фабрики.
– Ты ничего не смыслишь в производстве.
– Мне и не надо. Я изучал финансовые законы, а тряпки – это тот же бизнес, который приносит доход.
Уговоры приносят результат: Соколова соглашается. Я тут же ставлю в известность отца и получаю обратно ключи, кредитки и даже квартиру.
– Неужели за ум взялся? – ехидничает батя, когда я приезжаю в особняк. – Не надолго же тебя хватило. Привык барином жить.
Сцепляю челюсти так, что еще чуть-чуть, и они разлетятся к чертям на осколки. «Терпи! Терпи!» – внушаю себе.
– Борис, как ты можешь! – заступается за меня мачеха.
Подозрительно смотрю на нее: играет роль или искренне хочет помочь?
– Мысли дурные бродят в голове, хочу отвлечься, – тихо отвечаю я и добавляю: – Прости, батя, за срыв. Не в себе был.
– Ладно, проехали, кто старое помянет, тому глаз вон, – смеется он. – Говоришь, хочешь стать директором фабрики? Не рано тебе?
– Пока стажироваться буду у профессионалов, изучать бизнес.
– Лады, сын! Наконец я слышу слова не мальчика, но мужа.
В машине долго прихожу в себя, трудно мне дался этот разговор с отцом, пришлось наступить на собственное горло, чтобы добиться желаемого. Поднимаю тяжелые веки, и сразу сталкиваюсь взглядом с внимательными глазами помощника.
– Санек, можешь какое-то время не докладывать обо мне отцу? Или правду немного исказить?
– Меня за это уволят.
– Не бойся, я возьму тебя личным водителем. Да и никто не знает на самом деле, чем я занимаюсь.
– Попробую.
– Тогда есть к тебе две просьбы: отвези меня в офис Вельского, прокурора по уголовным делам. Это первая.
– А вторая?
– Подкинь эту коробочку в машину к Васильевой.