– Сядь сюда! – приказывает она мне.
Я замираю и напрягаюсь, а мысли взрываются вопросами: «Что ей от меня надо? Хочет сделать своей ковырялкой?»
Ситуация двойственная: с одной стороны, я получу защиту и сносное пребывание на зоне, а с другой – навязанные лесбийские отношения. Такая перспектива приводила в ужас, и как ее избежать, я не знала.
Одна из шестерок мгновенно придвигает табурет, другая ставит дымящуюся кружку чая. В его черной глубине кружатся чаинки, я смотрю, не отрываясь, но из осторожности, ставшей уже привычной, боюсь сделать глоток без команды.
– Поклонись старшей, горох!contentnotes0.html#n_3 – толкает меня в спину кто-то.
– Простите, – бормочу себе под нос, но не поворачиваюсь: раненое сухожилие срослось неровно, движения шеей стали проблемными.
– Расслабься, Ринка! – басит Марго. – Новая ковырялка мне не нужна.
Шумно выдыхаю, свита Марго хохочет за спиной.
– Простите.
– Что ты заладила? Ну, прощу я тебя, и что дальше? Чем отплатишь?
– А что я могу?
– Вот это уже деловой разговор, – старшая зыркает на шестерок и рявкает: – Сдриснули все!
– Но Марго… Она же Засечку пырнула, вдруг…
Один ледяной взгляд – и мы остаемся за столом одни. Я превращаюсь в слух.
– Это ты Варьку в больничку отправила?
– Нет. Я ножниц даже в руках не держала.
– Значитца, наезд, – Марго задумчиво стучит пальцами по столу. – И кто его организовал?
Пожимаю плечами.
– Ясно. А за что?
– Тоже не знаю.
– Тогда это подстава с воли. Сильный у тебя там враг.
– Думаете?
– Уверена. А еще очень богатый, раз у него все вертухаи куплены. Сечешь картину?
– Не секу, – отвечаю дрожащими губами, потому что, и правда, не понимаю, чего от меня хочет Марго.
– Ну и дура! – старшая вытаскивает из пачки сигарету, прикуривает, я молча жду продолжения. Наконец она выдыхает дым прямо мне в лицо и оценивающе смотрит металлическим взглядом. – Короче, моя белобрысая ковырялка призналась: в тот день она мыла полы в кабинете начальника и слышала его разговор с посторонним человечком.
Она замолкает и выразительно смотрит на меня. Я даже потею от страха. На зоне информация не выдается просто так, за нее обязательно требуется расплата.
Что от меня хочет Марго? Тело? Душу? Деньги? Услугу?
Тело может взять без спроса, достаточно приказать своим давалкам, душа ей неподвластна, а денег у меня нет. Значит, нужна услуга. Но в чем? С учительницы начальных классов пользы, как с козла молока, а мои таланты швеи тоже под вопросом.
– Что я вам должна сделать за информацию? – спрашиваю свистящим шепотом, а слова с трудом вылетают из пересохшего горла.
– Пока ничего. Должок за тобой будет, горох, – коротким смешком отвечает старшая.
– Слушаю.
– Короче, пришел к начальнику такой красавчик, весь из себя на понтах. Котлами (наручные часы – жаргон) швейцарскими поблескивает, инспекторами (модными ботинками – жаргон) поскрипывает и потребовал сделать так, чтобы ты по УДО никогда не вышла.
– Убить?
– Нет, ты точно дура набитая! – Марго хлопает по столу ладонью, я подпрыгиваю. – Если бы целью было убить, ты бы сейчас здесь не сидела. Этот говнюк хотел, чтобы ты мучилась, в судорогах корчилась от отчаяния. Самое простое – организовать драку, за которую ты сядешь в карцер, и все, прощай воля навсегда.
– А как же это? – показываю на шею.
– Ну, разозлила ты Нинку-залетчицу, она баба дурная вот и перестаралась. Признавайся, что сделала?
– Кинула в нее бобину с нитками.
– Ладно, проехали. Слухай сюды, – она наклоняется ближе, – хочешь еще выйти по УДО?
– Д-да.
Надежда всколыхнулась в сердце, оно заколотилось, затрепетало, застучало в горле, я даже поперхнулась чаем.
– Держись меня.
– Но я…
Вскидываю веки, ловлю пронзительный взгляд и снова смотрю в стол, так жутко становится, словно с демоном встретилась.
– Вот заладила! – теперь о стол шлепается кружка. – Давай-ка разберемся, что за гнида на тебя наезжает. Рассказывай все в мельчайших подробностях.
– Бесполезно, – опускаю плечи, давно потеряла надежду.
– Зря так считаешь. Если сделаем по уму, все пройдет легко. Вряд ли вражина каждую минуту отслеживает твою жизнь. А чтобы соломки подстелить, мои ковырялки будут на стреме, тут же доложат, если где-то начнется базар.
Как Марго поняла мой сумбурный рассказ, для меня еще долго оставалось загадкой за семью печатями. Но с той памятной беседы что-то неуловимо изменилось и в мой жизни. Я вдруг почувствовала невидимую поддержку и опору, словно меня приняли в гарем шейха, но без доступа к телу.
Я вернулась в швейный цех, но в дизайнерский отдел.
– Начальство запретило, – объяснила надзирательница. – Никаких острых предметов!
– Странный запрет, – удивилась я. – Если ткнуть заточенным карандашом в глаз, можно тоже причинить вред.
– Ты эту тему брось! – насторожилась она. – Иначе…
– Да, шутит она, шутит, – засмеялась одна из ковырялок Марго, рыжеволосая и пухленькая Настасья. – У девки талант к рисованию есть. Вдруг новый бренд создаст.
А вот это и было самое удивительное в моей жизни в неволе. Я всегда любила рисовать, кое-какие навыки появились и во время учебы на педагогическом факультете, ибо учитель начальных классов должен быть на все руки мастер: и математик, и литератор, и биолог, и художник. Но то, что я увлекусь дизайном одежды, и у меня даже будет неплохо получаться, никогда не предполагала.
Руководитель швейного цеха рассматривала мои работы, качая головой, а потом отправила их на конкурс в компанию "Глория джинс".
– Ой, – смутилась я, узнав об этом. – В этой огромной фирме своих дизайнеров хватает. Сразу наброски выбросят в корзину.
– Ну, выбросят, так выбросят, – махнула рукой главная швея. – Но конкурсы тоже не зря объявляют, свежие идеи нужны.
А потом наступает тот самый день, о котором мечтает каждый творческий человек. Утром в камеру врывается Настасья с диким воплем:
– Ринка! Ринка! Смотри! Это же твоя модель!
Она сует мне по нос обложку модного журнала, но я не успеваю ничего разглядеть, как он исчезает у меня из-под носа.
– Дайте посмотреть! Дайте!
Я подпрыгиваю, вытягиваю шею, но журнал переходит из рук в руки, пока не оказывается на столе у Марго.
– Садись, – приказывает она мне, я плюхаюсь на стул. От волнения спазмом сжимает горло. – Держи!
Старшая кладет разворот журнала, и я наконец-то вижу надетую на модель джинсовую куртку, отделку к которой придумала я. Глаза наполняются слезами, сквозь мутную пелену я вглядываюсь в трикотажный розовый капюшон и картинную вставку на спине в тех же оттенках и не понимаю, почему вдруг судьба решила повернуться ко мне лицом.
– Это же твоя модель, да?
Вокруг столпилась свита Марго. Остальные сокамерницы тоже подтянулись ближе к столу.
– Еще не знаю. Такое оформление курток не новое открытие.
– Но этот рисунок придумала ты, правда?
Настасья бросается к моей полке, где лежат папки с набросками, и несет их к столу. Дрожащими пальцами я перебираю листы бумаги, натыкаюсь на нужный и замираю. Руки внезапно трясутся, листы рассыпаются по полу.
– А ведь похож, – качает головой Марго. – Правда, девки?
Все дружно кивают. На рисунке на фоне зеленого леса изображен белый Мерседес и девушка. Она высунулась в люк на крыше, раскинула руки и подставила лицо небу и солнцу. Длинные волосы развеваются на ветру, а сквозь прозрачные розовые очки виднеются сияющие глаза.
– "Розовый мир счастья", – читает надпись под рисунком Настасья и спрашивает: – Сама, что ли, придумала?
– Нет, дядя Петя! – Марго выхватывает из ее пальцев журнал и хмыкает: – А девица похожа на тебя.
Я смущаюсь. Когда обдумывала рисунок, вспомнила самый счастливый момент в своей жизни и сразу поняла: вот оно! То, что надо!
Дверь открывается, на пороге показывается надзирательница.
– Васильева, к начальнику тюрьмы.
Я вскакиваю, сердце тревожно бьется в груди. Радость мгновенно меняется на страх. Вызов к начальнику ничем хорошим для заключенных не заканчивается.
– З-зачем? – заикаюсь от ужаса.
– Иди уже! Надо!
В кабинете вижу заведующую швейным цехом, а на столе тот же журнал мод. И судьба опять делает кульбит.
– Васильева, сможешь разработать линейку подобной одежды?
– Н-наверное.
– Не "наверное", а "так точно"! Твой слоган понравился руководству. Заказ большой поступил.
– Я боюсь. А вдруг не справлюсь, – испуганно перевожу взгляд с заведующей на начальника тюрьмы.
– А что ты теряешь? Наоборот, появится шанс еще раз подать прошение на УДО и выйти досрочно.
– А не получится так же, как в прошлый раз? – осмеливаюсь спросить я.
– Ты уж постарайся, чтобы не получилось, – начальник сосредоточенно ищет что-то в столе.
– Ну? Что там? – набрасываются на меня сокамерницы, как только возвращаюсь.
Рассказываю все без утайки, Марго подзывает к себе.
– Слушай сюда, – она придвигает ко мне кружку с чаем. – Начальнику ты сейчас нужна, заработать на заказе хочет, вот он и раздает обещания. А ближе ко времени комиссии может передумать, поэтому сделаем так: вызовешь своего адвокатика и подашь прошение на УДО перед окончанием заказа.
– Бесполезно, – опускаю плечи, давно потеряла надежду. – Мажор не даст мне свободы.
– Зря так считаешь. Если сделаем по уму, все пройдет легко. Вряд ли гнида каждую минуту отслеживает твою жизнь. А чтобы соломки подстелить, мои ковырялки будут на стреме, тут же доложат, если где-то начнется базар.
Я приступила к работе с осторожностью, а когда узнала величину заказа, и вовсе запаниковала, но перспектива выйти по УДО придавала сил, и постепенно я успокоилась и даже начала получать удовольствие.
С заказом мы справились, компания осталась довольна. Но от набросков до изготовления товара прошел год. Надзирательницы рассказывали, что первая партия одежды поступила в магазины и имела ошеломляющий успех. И, хотя я чувствовала себя на седьмом небе от счастья, тревога поселилась в душе и терзала меня ночами.