– И как? Помогли тебе записи с камер? Нашел того, кто убил Леру?
Я замер, даже поперхнулся алкоголем, откашлялся, вытер выступившие слезы.
– Н-нашел. Не хочу говорить об этом.
– Ну, дело хозяйское, – пожимает плечами Димка. – Я думал, что ты уже перегорел.
Я залпом выпиваю остатки виски и толкаю стакан к бармену. Секунду наблюдаю, как он едет по полированному столу, исчезает в широкой ладони, как наполняется золотистой жидкостью, и вдруг срываюсь. Начинаю рассказывать медленно, тщательно подбирая выражения, а потом ускоряюсь, и вот уже чащу скороговоркой, глотая слова и выплевывая в лицо друга детали.
Он не перебивает, задумчиво крутит свой стакан, то, прищурив глаз, заглядывает внутрь, то принюхивается, а то быстро посмотрит на меня и отвернется.
– Странно все это, – вдруг выдает неожиданно, когда я делаю паузу, чтобы передохнуть.
– Ч-что странно? – переспрашиваю, заикаясь.
– А ты уверен, что виновата именно Васильева?
Вопрос ставит меня в тупик. Делаю глоток, морщусь: виски огненной лавой опаляет горло, уже не кажется таким сладким, а музыка приятной.
– А кто еще? Она сама призналась, что была за рулем.
– Но в наш кемпинг приезжают парочки или компании. Не помню случая, чтобы кто-то один снимал домик.
– Но…
Я зависаю с открытым ртом. С глаз будто падает пелена. Впервые появляется мысль, что Васильева не виновата, хотя все обстоятельства указывают на нее.
– Могу узнать, если хочешь, – предлагает Димка и тут же звонит директору кемпинга.
Я превращаюсь в слух. Сознание отказывается верить в то, что я, возможно, совершил ошибку, а в душе уже волной поднимается сомнений.
– Ну? – не выдерживаю от волнения.
– Я был прав. Домик сняли на двоих.
– А на чью фамилию?
– Какой-то Стрельников.
Фамилия буквально выстреливает в голову. Что-то знакомое, но что? Где-то я уже ее слышал. Встряхиваюсь.
– Это ни о чем не говорит. Она могла приехать с парнем, но машину вела сама. Или вообще домик забронировал посторонний человек.
– Странно, все это, – Димка качает стаканом, и я слышу, как кубики льда стучат о стенки. – Если девушка была не одна, почему никто не встал на ее защиту? Почему не было свидетелей?
– Ты меня об этом спрашиваешь? Откуда я знаю? Если бы на территории кемпинга работали камеры…
– А ты интересовался?
Так, зерно сомнений, зароненное в голову, начало прорастать. После отклоненного прошения на УДО я оставил Васильеву в покое, решил в какой-то момент, что хватит. Зато сам перестал спать ночами: она приходила ко мне, смотрела укоризненным взглядом, словно спрашивала: «За что ты со мной так? Чем я заслужила такую судьбу?»
– Это чувство вины, – говорит прямо Санек, когда я делюсь с ним своими кошмарами.
– Ерунда! – не верю я. – Так этой девице и надо! Заслужила!
– Слишком сурово по сравнению с проступком, – не соглашается помощник и еще больше злит меня. – Вы же понимаете, что ваша невеста погибла в результате несчастного случая.
– Заткнись! Убирайся!
Я хватаю его за грудки, но он не отводит взгляда. Тогда я просто выталкиваю помощника из кабинета. Никто не смеет мне указывать, как жить! Но сам кручу в голове информацию, рассматриваю ее со всех сторон, и нет мне покоя.
А теперь еще не шел из головы разворот журнала, уж очень девушка в розовых очках напоминала Васильеву.
– Так как, Санек, сможем мы разыскать грузовик? – повторяю вопрос.
– Даже не знаю. Если сразу не получилось, то сейчас и подавно, – качает головой помощник.
– Надо попробовать.
Но сказать оказалось проще, чем сделать. На поиски ушел целый год, и, когда довольный Санек влетает ко мне в кабинет, чувства радости я не испытываю.
– Рассказывай, – говорю ему, хотя совершенно не желаю услышать ответ.
– Лучше посмотрите сами, – предлагает помощник.
Я напряженно вглядываюсь в экран. Видеорегистратор грузовика не заснял момент аварии. Машины встретились на трассе за несколько километров до этого места, зато хорошо было видно, что в Мерседесе сидело двое. И по очертаниям водитель напоминал мужчину.
Но это было все. Мутная картинка не позволяла разглядеть черты, виднелись два силуэта: мелкий в белом, и крупный в чем-то темном.
– Видите, – показывает Санек, – девушка сидит в пассажирском кресле.
– Это ни о чем не говорит. Их двое, и они могли поменяться местами.
– Верно, но шел дождь. Какой смысл останавливаться, под ливнем перебегать с места на место?
– Тоже верно, – я тер виски, которые раскалывались от боли. – Санек, ничего не понимаю. И зачем Васильевой брать вину на себя?
– Защищает кого-то. Возможно, любимого. Вспомните себя.
Санек был сто раз прав. Если бы с Лерой случилась такая беда, я, не задумываясь, взял бы вину на себя.
– Получается, этот мужик – козел?
– Ну, рано судить. Мы же не знаем всех обстоятельств.
– Но в окружении Васильевой нет ни одного мужика.
– Может, и был. Мы же не интересовались этим вопросом, – тихо отвечает помощник.
– Да, не интересовались, – эхом повторяю я.
– Что делать будем? Мне навести справки? Васильева скоро выходит по УДО.
– УДО? Она подавала еще одно прошение? – новость неприятно режет слух. И как я прощелкал клювом? – Почему я не в курсе?
– Вы не приказывали мне докладывать.
Смотрю долго на помощника, он не отводит взгляда. В голове полная каша, не представляю, куда двигаться дальше. После сердечного приступа отца я старался его не расстраивать, вернулся к жене и на фабрику. Правда, с Наташкой мы почти не разговаривали и, хотя жили теперь в одном доме, не встречались.
– Сообщи мне точную дату освобождения Васильевой, – наконец решаю я.
Надо с ней поговорить. Очень надо. Без угроз, без злости, просто поговорить.
И вот сегодня с раннего утра сижу в машине и разглядываю высокую бетонную ограду с колючей проволокой по верху. Здесь живут люди, запертые от общества за преступления, но мне их совершенно не жаль: оступились, пусть принимают наказание.
Я жду.
Не просто жду, а горю от нетерпения. Хочу своими глазами увидеть Васильеву и наконец узнать от нее всю правду. На стоянке, кроме меня, еще несколько машин, но мне они неинтересны: взгляд прикован к воротам.
Каждый раз, когда слышу скрип раздвигаемых створок, напрягаюсь и прилипаю к лобовому стеклу. И волна разочарования накрывает с головой, если это выходит не она.
Наконец в очередной раз разъезжаются ворота, на пороге показывается она. Ее худенькая фигурка напоминает былинку, которая закачается от любого порыва ветерка. Одежда висит мешком, словно на два размера больше. Длинные волосы убраны в высокий хвост, на лице ни грамма косметики, но бледная кожа будто сияет в лучах солнца.
Васильева делает козырек из ладошки и оглядывается. Я открываю дверь и ступаю на асфальт. Вдруг девушка вспыхивает радостно, вскрикивает и бросается в сторону. Поворачиваюсь за ней и застываю: в нескольких метрах от меня слилась в объятиях парочка.
Мужчина наконец отрывает Васильеву от себя, хватает ее в охапку и кружится с ней, счастливо смеясь. А я стою с распахнутым ртом, пораженный увиденным.
– А этот дятел, что здесь забыл? – срывается с губ.
Глава 17. Арина
Я стою, прижимаясь к родной груди Матвея, вдыхаю забытый запах и чувствую себя на седьмом небе от счастья.
– Ты пришел, – повторяю между поцелуями. – Ты пришел.
– Разве мог я не прийти? – спрашивает он и еще крепче стискивает меня, а потом и вовсе как закружит в безумном танце!
– Я тебя люблю! – уже открыто плачу я. – Как же я ждала этого момента!
– Я тоже соскучился, – отвечает любимый. – Ну, поехали?
– Конечно, – я радостно окидываю взглядом черную роскошную машину. – Ты стал хорошо зарабатывать?
– А то, – смеется он. – Я теперь заведую вип-отделением в клинике «Альфа-групп». Сам хозяин спрашивает у меня совета.
– О-о-о!
Больше у меня не находится слов, но хвастовство Матвея отчего-то задевает. Получается, я сидела на нарах, а он жил припеваючи и строил карьеру?
«Не думай! – приказываю себе. – Это был твой выбор! Зато теперь мы вместе и обязательно станем счастливыми».
– Прошу, моя леди.
Матвей открывает мне дверцу машины и, как истинный джентльмен, помогает сесть на пассажирское сиденье. Я тут же душу на корню неприятное чувство и наслаждаюсь летним днем, чистым воздухом и приятной компанией.
– Как тебе? – Матвей горделиво поглаживает руль, проводит пальцами по панели управления. – Подарок от босса.
– Он тебя ценит, – робко кладу руку на колено любимого. – А у тебя проблем не будет, когда все узнают обо мне?
Задаю тот вопрос, который мучит меня весь последний год.
– Не нужна ты ему, девка! – сказала как-то Марго. – Он давно привык жить без тебя.
– Ничего ты не понимаешь! – вспылила тогда я. – Матюша меня любит.
– Тю, блаженная! – расхохоталась старшая. – Ковырялки, слышали? Любит, говорит.
– Ринка, ты умом тронулась? – рыжая Настасья схватилась за живот. – Вот выйдешь на волю, узнаешь, что никому такие, как мы, не нужны. Вместе надо держаться.
– Не хочу, – обиделась я и забралась на свою койку.
Но эти слова не шли из головы. Я прекрасно понимала, что ничего, как раньше, уже не будет. За пять лет мир изменился, мода изменилась, и мы стали другими. Меня судьба окунула в дерьмо, мигом слетел налет наивности, а к Матвею, наоборот, удача повернулась лицом. Вот и получалось, что без меня ему живется лучше.
– Я не хочу сейчас об этом думать, – не отвечает на мой вопрос Матвей. – Как-нибудь все уладится, Ариша.
Он говорит это, не глядя на меня, и радость от встречи гаснет. Я отворачиваюсь к окну, вглядываюсь в мелькающие вдоль обочины кусты. Моя колония находилась в Подмосковье, но все равно дорога к дому неблизкая.
– Как там моя мама? – меняю тему. – Она не захотела приехать?