– Вот я не понимаю, Эрик Бо…
– Эрик!
– Лады, Э-эрик. Я не понимаю, вы хотите, чтобы Арина своим талантом украсила форменную одежду?
– Сам не знаю. Ну, она может придумать логотипы к каждому виду. Купим вышивальные машины, будем штамповать картинки.
– Мелковато плаваете.
– А что ты предлагаешь?
– Не хотите попробовать масс-моду? Платья там, брюки, костюмы…
– Это ей придется дизайнерскую коллекцию создавать, а батя дал всего неделю на бизнес-план. Пока разберемся с тем, что имеем сейчас. Кроме того, живя дома, прислушиваюсь, присматриваюсь и словно просыпаюсь. Многие вещи вижу совсем по-иному. Мачеха не отходит от отца, все время поддерживает его, приносит на подносе еду, варит питательные кашки и чуть не кормит с ложечки.
– Ты чего это такая добрая? – подозрительно спрашиваю ее, еще не веря в искренность этой женщины. – Боишься, что без наследства оставлю?
– Дурачок ты, Эрик! Как дикобраз все колючки выставляешь. Не там врагов ищешь.
– Я не принимаю женщину, убившую мою мать!
– И здесь ты не прав. Но думай, как хочешь. За эти годы я привыкла к твоей грубости и злости.
Ее слова не идут у меня из головы. Впервые закрадывается мысль, что, возможно, я неправ. Болтаюсь по особняку, как призрак, радуюсь, что отец остановил торги, сердце рвется на фабрику, но упрямо жду окончания работы над бизнес-планом, сегодня как раз Санек привезет окончательный вариант. Жду его звонка, и сразу отвечаю, как только чувствую вибрацию телефона.
– Ну, готов?
– Эрик Борисович, тут такое дело…
– Опять за старое? У меня имя есть. Что случилось?
– Арина попросила дать ей историю болезни матери, не доверяет лечению нашей клиники.
Я вспыхиваю, адреналин бьет в голову, начинаю метаться по комнате. Вот оно! А у нас с Васильевой мысли сходятся.
– Не доверяет, говоришь? Я тоже так думаю. Ты где?
– Еду в клинику.
– Отлично! Жди меня.
Шум из коридорчика, где находится палата матери Арины, слышу от лифта. Мы с Саньком переглядываемся и торопимся туда. Как раз выходит медсестра.
– Светочка, что случилось? – бросаюсь к ней я.
– Нужно вызвать охрану. Родственники Васильевой не желают покидать палату.
– Успокойся, не поднимай шум, я сам разберусь.
Хлопаю ее по плечу, иду в палату и первое, что вижу, это испуганные глаза Арины.
Глава 25. Арина
Мажор входит вальяжно, как истинный хозяин клиники, но, как только закрывает за собой дверь, мгновенно меняется в лице. Он уже не улыбается широко, наоборот, выглядит озабоченным и напряженным.
– Здравствуйте, – он сразу протягивает руку Елене Ивановне, та пожимает ее. – Санек мне в двух словах обрисовал ситуацию, а теперь хочу послушать вас. Зачем вам понадобилась история болезни пациентки.
Мы с родительницей переглядываемся. Она глазами спрашивает: «Кто это и что ему надо?» я тоже растеряна. Не ожидала, что Александр так легко сдаст меня хозяину.
– Мы сейчас уйдем. Извините за беспокойство.
Я целую маму в щеку, она открывает глаза, но мутный взгляд ничего не выражает. Пусть спит, мне легче будет сделать то, что задумала. Иду к двери, Елена Ивановна семенит за мной. Мажор тоже бросается к выходу и заслоняет его спиной.
– Ничего у тебя не выйдет, Арина. Рассказывай! Живо!
Он тянет меня за локоть обратно в палату и толкает на стул. Я больно приземляюсь на сиденье. Мажор наклоняется и смотрит в упор, чувствую, как синие стрелы его глаз летят прямо в сердце, от грохота которого скоро оглохну. Надеюсь только, что мажор его не слышит.
– Эрик Борисович, это моя проблема. Вас она не касается.
– Арина, не буди во мне зверя, – шепчет мажор задушевным голосом и неожиданно подмигивает.
Я вдруг расслабляюсь. Ну, не получился из меня шпион, что поделаешь! Расправляю плечи и уже смело смотрю на Эрика снизу вверх.
– Мне не нравится, как лечат маму в вашей знаменитой клинике.
– Вот как? Продолжай.
– Почему она второй год спит? Почему не проводится восстановительное лечение? У нее руки и ноги превратились в соломинки, мышцы вялые, речи нет. Она же не в коме! Я привела знакомого доктора, – киваю на Елену Ивановну. – Хочу услышать мнение независимого эксперта.
Последние слова выкрикиваю с силой и слюной, но мажор не отворачивается, не дергается, не кривит рот, как раньше, не делает вид, что ему противно. Он вдруг отходит в сторону и поворачивается к помощнику.
– Ты нашел историю?
– Да, – Александр вытаскивает из кармана флешку.
Невольно краснею: какая же я дремучая темнота, думала принесут огромный том сшитых листов, а оказалось…
– Давай сюда. А сам постой за дверью в карауле, будь другом.
Эрик вытаскивает из сумки ноутбук, вставляет флешку и отодвигается в сторону. Елена Ивановна бросается к экрану. Она несколько минут просматривает записи и назначения, написанные латинским языком, мы с мажором молча ждем.
Не знаю, почему, но я перестала чувствовать себя забитой дурой рядом с этим человеком. И ненависть куда-то испарилась. Нет, я не простила его за подставу и тюрьму, не собираюсь прощать, но в последнее время он ведет себя так странно, что его поведение наводит на размышления. Жаль, поделиться ни с кем не могу, не поймут.
– Н-да, – наконец говорит Елена Ивановна и смотрит на нас. – Пациентку надо дообследовать, чтобы я могла увидеть цельную картину.
– Так, в чем дело? – мажор хватает телефон. – Сейчас договорюсь, у нас лучшее в столице оборудование.
– Нет, не надо, – я выхватываю трубку. – Я хочу сделать это тайком от лечащего врача.
– Тоже не доверяешь этому дятлу? – усмехается Эрик.
– Ну… для недоверия повод нужен. Его нет, только сомнения.
– Правильно и делаешь, что сомневаешься, – он начинает мотаться по палате, мы следим за ним взглядами. – Сделаем так…
Эрик рассказывает нам свой план, мы напряженно слушаем, постепенно увлекаемся и уточняем детали. Договариваемся встретиться в девять вечера, когда дневная смена, которая почти спровоцировала скандал, уйдет. Так хотя бы на время мы сможем сохранить наши действия в тайне.
Расходимся по одному: сначала Эрик с помощником, еще несколько минут слышатся их веселые голоса в коридоре, с кем-то зацепились языками. Потом Елена Ивановна уезжает, и последней покидаю палату я.
Уходя из клиники, замечаю издалека машину мажора, но он не стремится увидеться со мной, я тоже держусь в стороне. Дома не нахожу себе места. Чтобы занять мысли и руки, начинаю рисовать. В голове давно крутятся новые сюжеты и модели.
Из-под острого кончика карандаша появляются то юбка с летящим подолом, то летний топик, то куртка. И чем ближе стрелка движется к девяти, тем быстрее скользит карандаш по бумаге.
От телефонного звонка подскакиваю. Грифель чертит узкую полоску через весь рисунок.
– Да. Кто это? – шепчу в трубку.
– Арина, выходи, – приказывает мне голос мажора.
– Куда? – пугаюсь я.
– К воротам. Или меня в гости пригласишь?
– Иду!
Чертово сердце сходит с ума! Грохочет и грохочет, словно живет в пустой бочке. Я нервничаю: а вдруг не получится? Вдруг мажор еще раз хочет надо мной поглумиться? Мы приедем, а там оскорбленный Матвей ждет. Что я ему скажу? Он спас мою маму, а я подозреваю его в преступлении.
В машине я сажусь на заднее сиденье, здесь надеюсь прийти в себя и собраться с мыслями. Увы, мажор плюхается рядом.
– Санек, поехали, – говорит он.
Я слышу его дыхание, вдыхаю едва заметный запах дорогого парфюма и украдкой разглядываю мажора. Сейчас он мне не кажется страшным ублюдком. Нет и того грубияна, с которым жизнь столкнула меня дважды до тюрьмы.
Рядом сидит обычный симпатичный парень. Немного худой, чуточку нервный, но исчезла повышенная лохматость и помятость. На нем надеты джинсы, черная футболка без единой складки, на сиденье рядом лежит блейзер. Все хорошего качества и дорогого бренда. Ноги в удобных кроссовках, на запястье – смарт-часы. Ничего мажористого и понтового.
– А нас не поймают? – спрашиваю его.
– Не бойся, – его ладонь на секунду зависает над моей, словно Эрик хочет ее пожать, но не решается. Он просто похлопывает меня по руке. – Санек все организовал.
В клинику мы заходим через черный вход, у Александра я замечаю связку ключей.
– Наденьте.
Эрик протягивает мне и Елене Ивановне медицинские халаты, и маски. Теперь нас не отличить от персонала. Расчет верный: никто не обращает на нас внимания, все сотрудники заняты своими делами.
– А камеры? – голос сипит от волнения.
Если я попадусь за кражей пациентки, окажусь снова в тюрьме, и на этот раз повод будет.
– Отключены.
Облегченно выдыхаю. На первом этаже берем каталку и поднимаемся с ней на лифте. В отделении тишина, специально выбрали время, когда у медсестер и врачей вечерняя планерка. Меня оставляют возле лифта караулить каталку, остальные идут в палату. От нервного напряжения и адреналина, бушующего в крови, трясутся руки, и зубы выбивают чечетку, боюсь язык прикусить.
Мучительно вглядываюсь в коридор и молюсь: «Господи, дай нам еще минутку. Господи, повернись наконец ко мне лицом! Господи, помоги!»
Мои подельщики появляются через минуту. Александр несет на руках маму, Елена Ивановна семенит рядом, держа на весу бутылку капельницы. Эрика не видно.
«Струсил? – выплывает горькая мысль. – Точно! Струсил!» Неприятное чувство разжигает внутри огонь. Я только начала доверять этому человеку, а он…
– Эрик Борисович остался в палате, – торопливо сообщает помощник. – Только он может выкрутиться, если во время обхода обнаружат пустую кровать.
Маму укладываем на каталку, укрываем одеялом и едем вниз. Я слежу за цифрами, меняющимися на табло и подгоняю неповоротливую кабину. Седьмой этаж, шестой, пятый, четвертый… На третьем этаже лифт вдруг останавливается…
Я столбенею от ужаса.
«О боже! Пронеси!» – взрывается в голове отчаянная мольба.