и так было ясно, что вот в этой тошноте и есть весь сакральный смысл отворотного напитка. Дескать, из организма должна выйти любовная отрава, подтачивающая изнутри. Выйдя из салона, я внимательно прислушалась к себе — может, гадость и правда вышла? Но при мыслях о Саше на глаза по-прежнему наворачивались слезы.
Домой я вернулась непривычно рано. Поиграла с Маруськой, порадовалась, что она пока не умеет разговаривать, а значит, еще пару лет не сможет меня спросить, куда подевался ее папа. Девочка смотрела на мое грустное лицо умными глазами, и на мгновение мне показалось, что она все понимает. Мама тоже была грустной, и в этот вечер даже не стала меня по привычке пилить. В половину десятого покормленную Маруську уложили спать, я тоже умылась и пошла в спальню. Однако, какой здоровый образ жизни я веду последние полтора года, аж самой противно! Нет, права Маша, дважды, трижды права, надо начинать выходить в свет, я теперь свободная молодая женщина, пора развлекаться!
Должен же когда-нибудь подействовать отворот, я жизнью, можно сказать, рисковала, чтобы от любви освободиться! Вот прямо завтра узнаю, какие ночные клубы в Риге имеются, позвоню Артуру, и вечером пойду с ним на тусовку. И чем он мне вчера не угодил?
Жаль, Маша замужем, вряд ли они с Оскаром смогут часто составлять нам компанию. Ну ничего, у меня когда-то, до замужества, было много подруг, просто за последние годы они как-то незаметно выпали из моей жизни. Я была слишком поглощена Сашей… Или бесконечными расследованиями, как твердят мне в один голос мама и Маша? Теперь это уже неважно. Завтра же, с самого утра, достану старые записные книжки, обзвоню девчонок, наверняка кто-то из них до сих пор не замужем или разведен. Так что компания быстро образуется, будем вместе зажигать.
Но несмотря на длительный аутотренинг, настроение упорно не повышалось. Более того, меня мучила беспричинная тревога. Не выдержав напряжения, и зарыдала, но и слезы не принесли желанного облегчения. Выпив валерианки, я разделась, взяла в руки очередной детектив и решила почитать часок-другой. Внезапно меня сморил тяжелый сон с жуткими сновидениями. Мне снилось, что я пришла в сумерки на кладбище, вокруг клубиться легкая серая дымка, где-то ухает филин… Внезапно едва различимые в сумраке гранитные надгробья начинают медленно заваливаться набок. Я пытаюсь убежать, но ноги словно налиты свинцом. Из полуоткрытых могил разливается белесый призрачный свет, и в этом неверном освещении я вижу, как из полуоткрытых могил показываются костлявые руки. Зомби окружают меня, на их бессмысленных лицах мелькает некое подобие кривой улыбки. И вдруг страшные лица исчезли, и на их месте возникла гигантская бензопила, Плавно извиваясь длинным зазубренным телом, она с мерзким жужжанием надвигалась на меня. Заорав от ужаса, я вскочила с кровати и лишь тогда проснулась. Оказалось, это вовсю трезвонит домашний телефон. С трудом разлепив распухшие не то от сна, не то от постоянных слез глаза, я взглянула на настенные часы. Половина седьмого утра, кто может звонить в такую рань? Руки внезапно задрожали. Подняв трубку, я в трудом выдавила:
— Слушаю.
— Полина? — раздались в трубке женские рыдания. — Я Тоня, жена твоего Саши.
— Что тебе от меня надо в такую рань? — как можно суше спросила я, стараясь взять себя в руки. Но сердце, больно стукнувшись о ребра, сжалось в недобром предчувствии.
— Полечка, Саша умер… Я проснулась полчаса назад. Он уже не дышал.
Глава 10
Трубка выпала у меня из рук, глухо стукнувшись о паркет. Умер? От чего? У него черный пояс по таэквондо. У него сердце, как у космонавта. Стой, от кого я недавно слышала такое выражение? Я села прямо на пол и трясущимися руками подняла трубку с пола:
— Тоня, от чего он умер?
— Не знаю… Мы вчера с ним сидели в кафе, он был такой веселый… Я его еще никогда таким веселым не видела, ни разу! Вечером легли спать, а утром он был уже холодный. Поля, это было так страшно… — она снова заревела. Меня затрясло:
— Тоня, он не мог ни с того ни с сего умереть. Он еще у тебя в постели?
— Нет, тут только что «Скорая» была, его в морг повезли… — сквозь рыдания прокричала она.
— В какой? В какой морг? — заорала я в трубку, рывком поднимаясь с пола.
— Не зна-аю… — ее рыдания становились все сильнее.
— Тоня, он жив! Его увезли живым. А теперь положат в холодильник, и он умрет… — я тоже зарыдала, отбросила трубку домашнего телефона и начала одной рукой судорожно цеплять на себя одежду, второй хватая мобильник набирая машин номер:
— Маша, Саша вчера заснул у любовницы и не проснулся… Он так же, как Матвей Гарин и Семибаев, был веселым, а утром не дышал! Его увезли в морг, в холодильник… Он там умрет! — выкрикивала я, выбегая в коридор и впопыхах всовывая ноги в полусапожки. — А я даже не знаю, в какой морг его отвезли! Что мне делать?!
Надо отдать должное подруге, мою несвязную речь, к тому же не вполне разборчивую от рыданий, она поняла мгновенно.
— Спускайся вниз, выходи из подъезда, я сейчас беру такси и еду за тобой. Пока доеду, Оскар узнает, в какой морг его отвезли, и его сотрудники туда поедут. Там мы все и встретимся.
Она отключилась, а я, кое-как надев сапоги, выбежала наружу. Мама что-то кричала вслед, дочка заплакала от испуга, но я уже захлопнула дверь и кубарем слетела вниз. Только выбежав на улицу, я поняла, что надела на правую ногу полусапог на толстой подошве без каблука, а на левую — изящную летнюю туфельку со шпилькой. Шарф я повязать забыла, и теперь ледяной осенний ветер неприятно охлаждал шею. Пусть, с отчаянием подумала я, мертвым холоднее. А Саша живой… в холодильнике морга! Уже не чувствуя пронизывающего ветра, я снова зарыдала. Я готова простить ему измену, Тоню, представившуюся новой женой… Да пусть он даже ко мне никогда не вернется, плевать, только бы он выжил! Я все ему прощу!
Через несколько минут на такси приехала Маша. Она сидела рядом с водителей, одетая в синюю полицейскую форму, и я даже не сразу ее узнала. Маша помахала мне из машины рукой, показывая на дверцу, я запрыгнула на заднеее сиденье, и мы куда-то поехали.
— Маша, ты узнала, где он?
— Конечно. Ты не волнуйся так, все будет в порядке. — тихо, но твердо сказала подруга. — Его уже вынули из холодильника, он пролежал там максимум четверть часа, так что, если еще жив, то ничего с ним не случится. Сейчас он лежит на каталке в приемной морга, ждет наших сотрудников. Но мы с тобой, скорее всего, приедем раньше.
Так оно и вышло. Когда мы, выскочив из такси, влетели в приемный покой морга, нам навстречу поднялся пожилой дядя в зеленом халате:
— Девушки, к кому идете? — строго осведомился он.
Маша вынула из кармана удостоверение и быстро помахала им в воздухе.
— Вам звонили насчет сегодняшнего трупа?
— А, из прокуратуры? Да, был звонок, велели вынуть из морозилки Александра Иванкова. Якобы, ошибка вышла, и он живой. Да с чего вы взяли, что он жив?
— Вы его вынули? — закричала я.
— Да вынули, не беспокойтесь. — заверил дядя. — Но перемудрили вы, девчата. Парень мертв, как бревно.
— Не-неправда! — разрыдалась я. — Он жив, я знаю!
— А ты кто будешь? — вытаращился на меня дядя.
— Это его жена. — пояснила Маша.
— Да ты не плачь, девонька. — мягко заговорил санитар. — Только он неживой, это точно. Поверь старому Демьянычу, я ли мертвяков в своей жизни не видел!
В этот момент дверь морга распахнулась, и внутрь большими шагами вошел Оскар. На хожу вынимая удостоверение, он небрежно кивнул нам с Машей и грудью пошел на Демьяныча:
— Особо тяжкий отдел… Где Иванков?
— Да там он. Проходите… — обескураженно ответил дядя, кивая на небольшую дверь справа. Оскар рванул дверь на себя и скрылся за ней, мы с Машей кинулись следом.
Каталка с телом Саши, с головой накрытым простыней, стояла посередине маленькой комнатки. Оскар, подойдя к ней, бросил через плечо:
— Марья, уведи Полину!
— Я не уйду! — крикнула я, готовясь сопротивляться. Но Маша и не думала выполнять приказ. Она молча стояла, не сводя глаз с каталки.
Чуть поколебавшись, Оскар отдернул простыню. Я вздрогнула. Голое тело моего супруга, такое худое, беззащитное, лежало на брезентовом покрытии. Его лицо было бледно нездоровой восковой бледностью, нос заострился… На первый взгляд, Саша был мертв окончательно и бесповоротно. Похоже, так же подумал и Оскар. Он еще немного посмотрел на тело, затем снова накрыл его простыней и лишь тогда повернулся ко мне.
— Полина, я тебе очень сочувствую… но почему ты считаешь, что Саша живой?
— Да ты же сам знаешь, сколько народу похоронили живьем! Это что — первый случай? Они все выглядели так же, как Саша! И так же внезапно скончались без видимых причин.
— Понятно. — Оскар колебался недолго. — Тело пока побудет здесь, а я организую консилиум врачей. Пусть возьмут все нужные анализы, и тогда уже решают.
— Я не дам его похоронить живым!
— Не бойся, пока ты сама не убедишься, что он мертв, его не похоронят. Я тебе это обещаю. — заверил Оскар.
Дальше все завертелось, как в огромном колесе обозрения. Я плохо помню, как оказалась на застеленном клеенкой жестком диванчике в большом зале, мимо бегали какие-то люди в белых и зеленых халатах, слышались резкие выкрики, какие-то споры… Рядом на минуту опустилась Маша, обняла меня за плечи и выдохнула в самое ухо:
— Я на всякий случай накрыла его шерстяным одеялом, а то ведь может замерзнуть…
Через мгновение подруга вскочила и куда-то побежала, а ко мне подскочил мужчина в белом халате со шприцем в руках. Он взял мою левую руку, немного пощупал пульс, затем закатал мне рукав и вколол в вену какую-то прозрачную жидкость. Я почувствовала еще более сильное головокружение, шум в ушах, затем гул голосов вокруг начал медленно смолкать, и я без сил повалилась на диванчик.
Мне тяжело определить, когда я пришла в себя — через пару часов или пару дней. Голова сильно кружилась, в ушах стоял гул. Я села на кровати, оказавшейся жесткой больничной кушеткой, и глухо застонала. Через пару минут рядом опустилась девушка в синей форме. Я постаралась сосредоточиться на ее лице, но не смогла, и лишь простонала что-то невнятное.