Да, давненько я не посещал такие места. К тротуару подкатило такси, и из него вылез какой-то господин в смокинге с рыжеволосой подругой. Их мгновенно обступили нищие. Девушка раздала им немного мелочи, а остатки размашистым движением кинула на тротуар. Когда оборванцы бросились подбирать монетки, рыжуха раскатисто расхохоталась. Ее кавалер нашел это весьма забавным. Он решил проделать тот же фокус с пятидолларовой бумажкой. Он подбросил купюру высоко в воздух, и ветер быстро погнал ее вдоль улицы.
Как мне хотелось переломать ребра этому господинчику— одному богу известно!
Мы вышли из машины вслед за этой парой. Вывеска над дверью возвещала, что мы находимся «У Ника». Здесь можно было увидеть кого угодно. У одного красовался синяк над глазом, у другого были выбиты зубы, а третий дергался в нервном тике. Две старые проститутки вцепились друг другу в редкие волосы. Причиной их схватки был парень у стойки, который едва держался на ногах. Еще хуже была другая категория людей — богатые туристы, получавшие наслаждение при виде человеческих страданий. Они находили, что все это «приятно щекочет нервы». Меня это так взбесило, что я даже лишился дара речи.
Кельнер провел нас в дальнюю комнату, но и там было порядочно всякого сброда — и мужчин, и женщин.
Конни с улыбкой приветствовала нескольких знакомых девушек. Одна из них подошла к нашему столу. Ее звали Кэт, она пришла сюда с несколькими провинциалами.
— Ты тут впервые, Конни? — спросила Кэт.
— Да, и больше никогда сюда не приду, — энергично ответила моя спутница. — Какая здесь вонь…
Смех Кэт походил на звон колокольчика.
— Мы тоже здесь долго не пробудем. У моих мальчиков деньги слишком оттягивают карманы. Необходимо помочь им избавиться от них, а потом пойдем в ресторан. Может, и вы с нами?
Когда мы вышли из бара, было уже десять.
— Куда теперь? — осведомился я. — С ними?
— Ладно, Кэт, — произнесла Конни, взглянув на меня. — Мы с вами.
— Вот и чудненько. Садитесь за наш стол, я вас познакомлю со всей компанией. Тут можно увидеть такие штучки, которых не увидишь больше нигде… И такие дома… где, ну, ты сама знаешь… — и она хихикнула.
Конни недовольно поморщилась. Мы проследовали за Кэт к ее столику, где она сразу представила нам своих спутников. Было заметно, что в Нью-Йорке они впервые. Руки их были холеными, бриллианты крупными, смех громким, бумажники толстыми, а их девушки — прекрасными. Мы поочередно пожали всем руки, уселись за их стол и выпили с ними по несколько рюмок. После этого один из низеньких толстячков заявил, что ему хочется поехать еще куда-нибудь. Мы все поднялись и покинули бар.
Конни не знала, где находится их следующая цель, поэтому мы просто присоединились к остальным. Дорогу показывали девушки. Несколько раз нам пришлось обходить пьяных, валявшихся посреди тротуара, а один раз даже спасаться бегством, чтобы не оказаться замешанными в драку, происходившую прямо на мостовой.
Ресторан «Бовери» находился в одном из переулков. Невзрачный дом, окна которого наполовину были заколочены досками, а вывеска засижена мухами. Казалось, что здание давно всеми покинуто и предоставлено силам разрушения. Но внешнее впечатление оказалось обманчивым. В первую очередь нас удивил запах, который и должен быть в приличных барах. Столы и стойки были разрисованы искусными узорами и снабжены небольшими углублениями для окурков. И то, и другое выглядело в равной степени фальшиво. Фальшивыми мне показались и личности, сидевшие в ресторане. Но провинциалы, видимо, этого не замечали.
Конни состроила презрительную гримасу.
— Так вот, значит, каков знаменитый ресторан «Бовери»… Мне много приходилось о нем слышать, но тут я в первый раз.
Пока Конни здоровалась с несколькими тощими манекенщицами из агентства Антона Липсека, я успел пробиться к стойке. Мне срочно потребовалось что-нибудь выпить. Кроме того, оттуда можно было рассмотреть весь зал. В конце помещения находилась узкая дверь, косо висевшая на одной петле. К ней был прибит отрывной календарь. Как только дверь открывалась, его листики начинали порхать подобно бабочкам. А порхали они беспрестанно, потому что дверь постоянно открывалась и закрывалась. И проходили через эту дверь только мужчины в смокингах и дамы в вечерних туалетах.
Конни отыскала меня глазами и направилась в мою сторону.
— Эта первая комната — что-то вроде забегаловки, Майк. Мне сказали, что там несравненно лучше.
Я взял ее под руку, и мы миновали дверь с календарем. Там нас поджидал сюрприз: мы оказались в помещении с косыми стенами, которые были сконструированы таким образом, что следующую дверь можно было открыть лишь тогда, когда закроешь первую.
А дверь-то, оказывается, висела не косо и не на одной петле… Все это было маскировкой. На самом деле дверь была солидная и массивная, со звуконепроницаемой обивкой, а маленькая каморка с косыми стенками заканчивалась другой дверью, ведущей непосредственно в бар. Зрелище, представшее перед нашими глазами, действительно было достойно внимания.
На оборудование бара было наверняка истрачено больше сотни тысяч долларов. Такие же суммы, видимо, были в карманах людей, которые располагались в креслах у бара и за столиками. В зале царил полумрак. Горел лишь один прожектор, направляемый на обнаженную танцовщицу, извивающуюся змеей. В тот момент, когда мы появились, она как раз демонстрировала заключительную часть стриптиза. Само по себе обнаженное тело этой танцовщицы не очень-то возбуждало, но весь процесс последующего одевания был представлен весьма искусно. Одевшись, она выскользнула из-под луча и подсела к какому-то лысому старичку, который был очень польщен таким соседством. В честь этого знакомства он заказал бутылку шампанского.
Теперь мне стало ясно, почему тянуло людей в этот бар. Сверху донизу стены были увешаны фотографиями девушек в самых разных позах и во всех стадиях стриптиза. Надписи на фотографиях были посвящены человеку по имени Клайд. Оркестр заиграл танцевальную мелодию. Один из провинциалов пригласил Конни, оставив мне взамен «свое сокровище», которое сразу же принялось прижиматься ко мне. К половине двенадцатого бар был так забит, что яблоку негде упасть. Стоял такой шум, как будто мы находились в палате буйнопомсшапных. Одному из наших спутников — его звали Андреу — захотелось чего- нибудь новенького. Поднялась одна из девушек и заговорила с кельнером. Тот подошел с ней к столу и о чем-то спросил Андреу, при этом показывая на нишу в стене, перед которой висел занавес.
— Сейчас кое-что начнется, малышка, — проронил я.
— Что? — удивилась Конни.
— Старый трюк. У них есть еще одна комната для запрещенных игр. Поэтому кельнер и напустил на себя такую таинственность.
— Ты шутишь?
— Сейчас сама убедишься.
— Любопытно…
Все поднялись и направились к нише. Я вспомнил про Честера Вилера и спросил себя, а не шел ли он по этому же пути. Он приказал прислать 5000 долларов. Зачем? Чтобы играть или выплатить проигрыш? В рулетку можно продуть целое состояние. Может быть, он по этой причине и покончил счеты с жизнью? Из-за несчастных пяти тысяч? Но ему необязательно было расплачиваться с долгами. Ресторан бы закрыли — достаточно сообщить об этом в полицию, — и он мог бы ни о чем не заботиться.
Одна из девушек обернулась и крикнула:
— Хэлло, Клайд!
Сухопарый парень в смокинге улыбнулся ей и продолжал обходить столики. Ухмыльнувшись, я сказал Конни, чтобы она шла вперед вместе с остальными, а сам небрежной походкой направился к Клайду.
— Надо же, да ведь это Дикки, мой старый дружище! — обрадовался я.
Он стоял, нагнувшись над одним из столиков, но я заметил, что при звуке моего голоса у него сразу напряглись все мышцы. С показным спокойствием он закончил здороваться с посетителями за столиками. Свет в зале погас, вспыхнул прожектор, и на танцплощадку выпорхнула следующая исполнительница стриптиза. Тем временем я раскурил сигарету.
Наконец, Клайд повернулся и уставился на меня жабьими глазами.
— Что ты здесь вынюхиваешь, ищейка?
— Увы, как раз об этом я собирался спросить тебя, сынок.
— Вы и так пробыли тут достаточно долго, а теперь убирайтесь!
И он продолжил свой путь среди столов, приветствуя гостей словом или улыбкой. Он подошел к стойке. Бармен поставил ему выпивку. Я встал перед ним и пустил в его морду струю дыма.
— А у вас здесь очень мило, — заявил я.
Его глаза метали молнии.
— Вы что, не слышали, что я вам сказал?
— Ваше распоряжение я сумел понять, но, к сожалению, вы путаете меня со своими подчиненными, пляшущими под вашу дудку.
— Что вам тут нужно?
Я затянулся поглубже, и он вновь погрузился в клубы дыма.
— Ничего, просто я с детства любопытен. Ужасный недостаток, конечно, но с этим я ничего не могу поделать. В последний раз мы виделись в зале суда. Вас привезли туда в коляске, чтобы допросить. Ваша нога хранила пулю, всаженную лично мной. Припоминаете? Вы клялись тогда, что в машине, в которой укатил убийца, находились не вы. Но моя пуля в вашей ноге доказала, что вы лжете, и, как следствие, ваша милость отправилась за решетку на бесплатное содержание.
Уходя, я заметил, что Дикки Вильямс, называвшийся теперь Клайдом, схватил трубку внутреннего телефона. Чтобы попасть в противоположный конец зала, я вынужден был обогнуть пустую танцплощадку. Прошло какое-то время, прежде чем я обнаружил в полутьме занавес. Он скрывал запертую дверь. Я постучал и увидел в глазке два глаза и нос, обезображенный шрамом. Сперва я подумал, что меня не пустят, но в следующее мгновение услышал, как отодвигается засов.
Иногда, без видимых оснований, начинаешь вдруг ощущать невидимую опасность. Тогда инстинктивно бросаешься в сторону и тем самым избегаешь удара по затылку. На этот раз я бессознательно поднял руку, и удар пришелся по ней. Из моей груди непроизвольно вырвался сдавленный крик. Я отскочил в сторону, упал на пол и, перевернувшись на спину, увидел страшную физиономию дебила, занесшего дубинку для повторного удара. Не теряя времени, я вскочил на ноги. И в этот же миг дубинка со свистом разрезала воздух. Но этот орангутанг слишком поспешил и промахнулся. Мне нельзя было ошибаться, и я выбросил вперед правую ногу. Он мгновенно переломился надвое и даже не смог закричать. Из пасти вырвалось лишь невнятное хлюпанье. Дубинка с глухим стуком упала на ковер, и детина, скорчившись в три погибели, прижал руки к животу.