Это заставляло стражников вздрагивать, а у одного из них периодически дергалось верхнее веко, что было забавно и смешило мойру, хоть она и не могла этого открыто показывать.
– С помощью тебя и твой силы, – продолжил Торриус, – я смогу держать всех, кого захочу, под контролем и устанавливать собственные законы, не нуждаясь в формальностях и прочей бессмысленности.
– Я не буду марионеткой в руках смертного. Ты еще этого не понял?
– О нет, Атропос, боюсь, что это ты пока не понимаешь, в каком положении находишься.
После этих слов, словно по команде, отворились двери позади Торриуса. До этого момента Альма и не подозревала об их существовании. Переступив порог, в кабинет вошел эриния. Мойра затаила дыхание.
Еще один? – испугалась она.
Это был не Нортс, кто-то другой. Но Альма была уверена, что перед ней стоял посланник смерти, и выглядел он так, будто был готов преклонить колени перед человеком и выполнить любой его приказ.
Мойра могла победить смертных, но куда сложнее было справиться со служителем Танатоса. Он был облачен в темную накидку, на его голове был капюшон, а лицо закрывала белая маска, но Альма ощущала исходивший от него чужой запах, предвещающий смерть.
Мойра не могла понять, почему эринии начали служить людям. И Демьян, и сам правитель управляли посланниками смерти. Этот мир выворачивался наизнанку.
– Как ты смеешь удерживать эринию? – обратилась мойра к Торриусу, который выглядел крайне довольным собой.
– У меня есть средство, помогающее посланникам смерти понять, кто их истинный правитель.
– Но зачем тебе это?
– Сначала я хотел заполучить самого бога смерти, Танатоса. Но потом, после долгих размышлений, передумал, кое-кому удалось разубедить меня. Эринии отлично служат, а Танатос бесполезен, он лишь забирает души умерших, чтобы предоставить нижнему миру, Царству Темных. А вот ты куда ценнее.
Глаза правителя опасно блеснули. Альме захотелось попятиться или хорошенько разукрасить нос Торриусу. Правитель зашел слишком далеко, мойра должна была это остановить. Но она была одна, у нее не было силы. Альма хотела кричать от отчаянья или призвать сестер на помощь, но у нее не было даже и шанса.
Она предпочитала пока наблюдать за ситуацией и действовать осторожно.
Девушка гадала, где же сейчас находится Джекс или, на худой конец, Кайнар. Не то чтобы ей не хватало смертного, просто его сай пришелся бы очень кстати.
Как смертный посмел быть схваченным в такой неподходящий момент!
– Ты, третья мойра, – продолжил свою речь Торриус, – весьма и весьма полезна. С помощью твоих ножниц я буду сам выбирать, кому жить, а кому умереть. Эринии будут относить души Танатосу или воскрешать их, действуя по моему усмотрению.
– Ты просто безумен! – Ей хотелось добавить, что посланники смерти не станут подчиняться ему, но вспомнила про Нортса и этого незнакомого эринию, который находился неподалеку.
– Я предпочитаю слово «гениален».
Игнорируя слова Торриуса, мойра взглянула на стоящего перед ней эринию. Она смотрела на него с непониманием и сочувствием.
– Почему? – спросила она, произнеся единственное слово.
Альма была готова поспорить, что тот вздернул брови от неожиданности вопроса, но он понял, что девушка имела в виду. И все же эриния промолчал, словно что-то ему мешало говорить. Альма вспомнила, что Нортс тоже был ограничен в присутствии Демьяна. Поэтому мойра решила, что, чтобы получить ответы, она должна для начала вывести посланника смерти туда, где они будут наедине.
– Он не может говорить, – пояснил Торриус.
– Почему? – Альма хотела наброситься на безумца и ударить его по лицу. – Что ты с ним сделал?
– Подчинил себе.
Глава 15
Кайнар сидел, прислонившись к стенке, и размышлял, пока Джекс храпел рядом. Кайнар беззвучно хмыкнул, приподнимая уголки губ. Он поражался Джексу: этот парень колотил в железные прутья решетки и кричал, что они живут не в Средневековье и, на его взгляд, очень глупо запирать людей в какой-то там темнице, даже угрожал повесткой в суд. Когда до Джекса дошло, что его никто не слышит, он опустился на пол, сложил руки на груди, а через пару минут благополучно уснул.
А вот к Кайнару сон так и не шел.
Он прислушивался к отдаленным звукам сапог, стучавших по бетонному полу. Парень был уверен, что возле их камеры стояло как минимум двое охранников, иногда они сменяли друг друга. Он был согласен с Джексом: кто бы мог подумать, что в резиденции могут быть камеры. Хотя это территория власти, следовало ожидать чего-то такого.
Еще оставался неизменным факт, что их упекли сюда не случайно и никакой ценности парни не представляли. Кто бы ни находился за той закрытой дверью, ему была нужна только мойра.
Кайнар решил, что поможет Джексу вытащить ее оттуда, хотя и от собственной цели парень отказываться не планировал. Словно прочитав его мысли, Джекс зашевелился, послышалось странное мычание. Кайнару пришлось приложить усилия, чтобы не засмеяться от вида только что проснувшегося сокамерника.
– Что я пропустил? – спросил первым делом Джекс, открывая глаза.
– Ровным счетом ничего, – хмуро отозвался Кайнар.
Окончательно выйдя из полудремы, Джекс принялся осматриваться. Но Кайнар оказался прав: все оставалось неизменным.
– Как долго они планируют нас здесь держать? – задал риторический вопрос парень.
Кайнар лишь пожал плечами. Он сам не знал ответа. Камеры располагались довольно далеко друг от друга, чтобы заключенные не имели возможности общения. Скорее всего, это было сделано с целью предотвращения заговоров. Печальная новость вовсе не радовала, а время поджимало. У Кайнара не было возможности получить хоть какую-то важную информацию, которая помогла бы им выбраться.
– Мне нужно найти отца, – решительно заявил Кайнар.
Джекс с недоумением посмотрел на него. Кайнар отвел взгляд, не желая сейчас, чтобы кто-то видел жалкое выражение его лица.
К этой мысли он пришел давно, еще в больнице, когда Равида Хоупа не оказалось на рабочем месте. Тогда Кайнар подумал, что его отца вызвали к правителю, а обычно это надолго. Он привык следить за каждым его движением и знать каждый шаг. Кайнар пылал жгучей ненавистью к родителю и какое-то время даже отказывался верить, что у них одна фамилия, она была ему противна.
– Твоего отца? – переспросил Джекс, надеясь, что ему послышалось; он не так часто слышал от парня откровенные ответы, тем более про его семью.
Кайнар и сам лелеял надежду, что этого не случится. Он ни за что не стал бы приближаться к этому человеку, если бы не крайняя необходимость, а сейчас была именно она.
– Да, – со вздохом подтвердил Кайнар.
Джекс молчал, ожидая объяснений. Парень не хотел давить, он по себе знал, каково это, и тоже ненавидел лишние расспросы. Вероятно, у них было больше общего, чем им хотелось бы признавать.
Кайнар был ему за это благодарен.
– Я ненавижу его, – произнес Кайнар, впервые произнося это вслух. – Но он может нам помочь.
Было неприятно признавать правду, но иного способа выбраться втроем живыми не существовало. У Кайнара сводило челюсть от гнева, но он продолжил:
– Как я уже говорил, моя биологическая мать – гарпия. Я не знал этого, потому что мой отец скрывал это. Во время моего зачатия он и сам не подозревал о ее… особенностях, скажем так, а когда узнал, то возненавидел ее. И вместе с ней себя тоже. Отец всячески старался отрицать их связь. Но прошло время, и моя мать вновь появилась на пороге его дома с ребенком на руках. Она молча оставила меня и ушла прежде, чем у отца появилась возможность осознать происходящее, а когда он понял, было поздно. Равид с большой неохотой взял меня в свой дом и воспитывал ровно пять лет. На мой шестой год жизни в доме появилась женщина, которая впоследствии стала моей матерью. Они хорошо сошлись с отцом, у них было много общего, например ненависть ко мне.
Джекс понимал Кайнара. Правда, самому парню приходилось не так тяжело. Лара была отличной матерью, ласковой, заботливой, и не ограничивала сына, позволяя ему самому принимать решения. Кайнар же рос в другой семье – в страхе и нелюбви.
– Ты можешь не продолжать, если не хочешь, – сказал ему Джекс.
Кайнар покачал головой. Он поднял небольшой осколок от стены, походивший на камушек, и бросил в решетку. Звук был похож на тот, когда бьешь ложкой о дно кастрюли.
Возможно, этот жест означал, что Кайнар не против продолжить. Джекс не стал его останавливать.
– В лучшие дни они просто игнорировали мое существование. А в худшие… в худшие…
Кайнар не смог договорить, он словно начал задыхаться. Легкие наполнялись чем-то тяжелым, и парень пытался достать до глотка воздуха. Джекс положил руку ему на плечо, возвращая из воспоминаний. Но все и так было понятно без слов.
Дальше говорить стало легче.
Кайнар поведал о том, что мачеха забеременела где-то через год, и жизнь Кайнара наладилась. У него появилась возможность подолгу находиться в школе, это место стало его убежищем. Многое в учебе его одноклассники терпеть не могли, но для Кайнара дом был адом, а школа спасением.
Многие считали Кайнара заучкой, но это было в основном из зависти, ведь внешне парень с возрастом только больше привлекал к себе внимание. На этой фразе Джекс усмехнулся. Кайнар толкнул его в плечо:
– Не могу ничего поделать с тем, что я красавчик!
– Ага, как же!
– Завидуй молча, приятель. – Кайнар улыбнулся, показывая свое обаяние. Но в порванной, нестираной долгое время одежде это было затруднительно.
– Как ты узнал, что твоя мать гарпия? – поинтересовался Джекс.
– Я знал, что мачеха мне не родная, так как она вошла в нашу семью в моем раннем, но осознанном возрасте. Поэтому, как только мне исполнилось четырнадцать, я принялся за поиски. Поднимал архивы, документы отца, взломал его ноутбук, чтобы найти свое свидетельство о рождении.
– Ты хочешь сказать, что государственные органы в строке о матери написали «гарпия»? – удивился