Французы еще не добрались до отеля, а Мориарти уже знал об их прибытии.
— Итак, они здесь. — Он показал конверт всем присутствующим — Гарри Алену, Спиру и братьям Джейкобс. Они собрались в гостиной, одна дверь которой вела непосредственно в коридор, а две другие — в спальни, которые занимали Аллен и Мориарти. — Время у нас есть, но лучше приготовиться заранее. Гарри, принеси даму.
Гарри Аллен повернулся и направился в комнату Профессора, где на кровати, прикрытая черной накидкой, покоилась «Мона Лиза». На той же кровати, словно приготовленные для некоего спектакля, лежали вещи, в которые Мориарти облачался, когда хотел предстать в обличье своего брата-ученого, — брюки в полоску, белая рубашка и шейный платок, длинный черный сюртук и плечевые ремни. На полу стояли ботинки со специальными подкладками. Все остальное, что требовалось для преображения, находилось на туалетном столике.
Было там и кое-что еще: любимое оружие Профессора — автоматический пистолет «борхардт», подаренный Шлайфштайном три года назад, когда они встречались в Лондоне и обсуждали план создания континентального альянса; бутылка скипидара, мастихин и сухая тряпица.
Гарри взял картину, подержал несколько мгновений в руках, стараясь даже не дышать на нее, и вынес в гостиную, где сам Мориарти помог установить ее на мольберт, ближайший к двери в спальню. Затем Аллен накрыл «Джоконду» черной накидкой и проверил, не соскользнет ли она от случайного прикосновения.
— Наши друзья сейчас умываются и приводят себя в порядок, — обратился к квартету приближенных Мориарти. — Но я вовсе не хочу, чтобы нас застали врасплох. Все по местам. Будем ожидать в полной готовности.
Все четверо кивнули. Бертрам Джейкобс и Альберт Спир направились в комнату Гарри Алена, тогда как Уильям Джейкобс вышел — с хитроватой ухмылкой — через главную дверь.
В коридоре он остановился. Прислушался. Никого. Ярдах в пятнадцати по коридору находилась кладовка для метел. Метнувшись к ней, Уильям открыл дверцу, втиснулся в узкое пространство и притворил дверцу, едва не прижав ею себе нос.
Ждать пришлось минут сорок. Наконец Гризомбр и двое его громил, один из которых нес плоский футляр, поднялись на третий этаж.
Ранее они осведомились в фойе насчет мистера Джарвиса Морнингдейла, и портье, услышав французский акцент, сказал, что их уже ждут. Пройдя все необходимые для регистрации формальности, Гризомбр заявил спутникам, что намерен избавиться от картины как можно скорее и не собирается задерживаться в Лондоне сверх необходимого. Хотя они и заказали номер, он предпочел бы успеть на ночной поезд до Дувра с тем, чтобы уже к утру возвратиться в Париж богатым человеком.
На стук в дверь ответил Гарри Аллен, и Морнингдейл шагнул навстречу гостям.
— Входите, господа. Признаюсь, я так и думал, что вы не заставите меня ждать.
Дверь закрылась. Рукопожатия… бренди… улыбки… Уильям Джейкобс выскользнул из кладовки и занял пост у апартаментов Морнингдейла.
— Итак, она у вас, — сказал американец, не сводя глаз с плоского футляра в лапище телохранителя.
— Она у меня. — Гризомбр мельком посмотрел на футляр. — И будет вашей, мсье Морнингдейл, если у вас есть деньги.
Американец нетерпеливо прищелкнул языком.
— Деньги… Деньги не проблема. Они, конечно, здесь. Но для начала позвольте мне посмотреть на нее. Давайте взглянем на то, что вы принесли.
Гризомбр потер щеку.
— Мсье, эта сделка основывалась на доверии, и я…
— На доверии, подкрепленном пятью тысячами фунтов. Это уже не просто доверие. Покажите картину.
Голос его почти сорвался на обычный, но этого никто не заметил. Немного поколебавшись, Гризомбр кивнул человеку с футляром. Тот достал ключ, поставил футляр на пол, открыл замок и вытащил завернутую в бархат картину. Гарри Аллен тут же шагнул к нему, чтобы взять ее и поставить на свободный мольберт.
— Минутку. — Морнингдейл вышел вперед, жестом остановив секретаря, прежде чем тот развернул бархат. — Я хочу взглянуть на нее сзади. Есть определенные опознавательные знаки.
Гризомбр потемнел, словно на его лицо набежала тень грозовой тучи.
— Намекаете, что я могу вас обмануть?
— Ш-ш-ш… — Морнингдейл успокаивающе поднял руку. — Не надо гневаться, Гризомбр. Обычная мера предосторожности. На правой стороне панели есть особые отметки и кое-что еще… трещинки, мазки, потертости вокруг рта, пятнышки на указательном пальце правой руки… Звучит как медицинский отчет, да? Ну вот, посмотрите сами, справа. — Картину наконец развернули и повернули так, чтобы все могли ее видеть. — Поставь на мольберт, Гарри.
Гарри забрал портрет у телохранителя и начал устанавливать на подставку. Словно лишь теперь заметив, Гризомбр кивком указал на второй мольберт.
— А это что такое?
— Ничего. Какая-то мазня. — Морнингдейл вскинул брови. — Один делец попытался выдать это за неизвестного Рембрандта. Я покажу ее вам… позже. Ах… — Он отступил, с восторгом любуясь «Моной Лизой». — Ну разве она не прекрасна? Вечная загадка. Изученная, но так и не познанная. Шедевр на все времена. Нить, связующая нас с истинным гением.
Перед ним, несомненно, была копия, написанная рукой Лабросса. Интересно, насколько хорошо выполнил свою работу Лефтли? Не опустил ли стандарт? Американец усмехнулся — в любом случае Лувр никогда ничего не признает, даже если поймет, что у них не оригинал. Он подошел ближе и внимательно осмотрел картину.
— Кто делал копию?
— Как вы и предложили, Реджинальд Лефтли. — Гризомбр встал рядом.
— И как? Хороша?
— Как две капли воды.
— Мистер Лефтли не проболтается? Он ведь бывает не в самых приличных заведениях.
— Мистер Лефтли, — негромко сказал Гризомбр, — будет нем как могила.
— Понятно. С какой стати с кем-то делиться, верно?
— Как насчет денег?
— Сейчас. Как… э… как произошла замена?
— Как я и говорил, трудностей не возникло. Одно из окон оказалось разбитым. Как раз в Салоне Карре. Пришлось вызывать стекольщика. Музей закрыли. Стекольщик работал в зале один.
— Понятно.
— Закончилось все печально, мсье Морнингдейл. Весьма печально. На следующий день стекольщик погиб. Несчастный случай по дороге на работу. Попал под лошадь. Прискорбно. Итак, что с деньгами?
— Вы отлично поработали. — Морнингдейл посмотрел ему в глаза. Сделка стоила трех жизней. — Отлично. Пришло время рассчитаться, мсье Гризомбр. Прошу извинить, джентльмены, я на минутку. Мой секретарь нальет вам по стаканчику. Садитесь, друзья мои. — Он повернулся и медленно побрел в спальню.
На этот раз ему понадобилось шесть минут. Когда он вернулся в образе профессора Джеймса Мориарти, некогда известного математика, автора трактата о биноме Ньютона и «Динамики астероида», три француза сидели на диване между двумя мольбертами, а Гарри Аллен стоял у двери, держа руку за пазухой. Едва Мориарти переступил порог, как дверь второй спальни тоже открылась и оттуда, держа наготове револьверы, выступили Спир и Бертрам Джейкобс. В тот же миг из коридора вошел вооруженный Уильям Джейкобс.
Гризомбр и его подручные встрепенулись и потянулись было за спрятанным оружием, но замерли, осознав, что потенциальная опасность сложившейся ситуации слишком велика.
— Рад вас видеть, Жан, — негромко сказал Мориарти. — Мистер Джарвис Морнингдейл шлет вам наилучшие пожелания, но помочь больше не сможет.
Гризомбр как будто окаменел. Телохранители сердито нахмурились, когда Берт Спир забрал у них револьверы, но сопротивляться не рискнули.
— Я действительно должен вас поздравить, мсье Гризомбр, — голосом американца продолжил Профессор. — Пришло время рассчитаться.
— Я так и знал, что тут что-то не так. Чувствовал, что видел вас где-то, — прохрипел Гризомбр. — В тот вечер, в «Мезон вид».
— Жаль, что вы не смогли меня узнать. Но успокойтесь, друг мой. Я — человек немстительный. И понимаю, сколь важная роль отведена вам в моем замысле. Помните наш план? Континентальный альянс во главе со мной. Вам ничто не грозит. Я лишь хотел доказать свое превосходство над вами.
Гризомбр презрительно фыркнул.
— Я украл для вас «Джоконду», разве нет? И власти ничего не знают.
Мориарти тяжело вздохнул и картинно развел руками.
— Боюсь, Жан, тут вы ошибаетесь. Именно на этом все дело и построено. Гарри. — Он кивнул в сторону двери в спальню.
Гарри вышел и тут же вернулся — с бутылкой скипидара, мастихином и тряпочкой.
Мориарти убрал пистолет в карман и взял принесенные вещи.
— Смотрите, Жан. Смотрите и учитесь.
Смочив скипидаром тряпку, он подошел к принесенной французами картине и принялся оттирать краску в нижнем правом углу. Один из телохранителей приглушенно вскрикнул. Гризомбр резко выругался.
— Мориарти, это же Леонардо. Если вы испортите… — Спир ткнул его в бок дулом револьвера, и Гризомбр осекся.
— Думаете, я не знаю, что делаю?
Профессор еще раз смочил тряпку скипидаром. Краска под левой рукой Моны Лизы стала поддаваться, и он пустил в ход мастихин.
— Вот…
Мориарти отступил. Под краской явственно проступило вырезанное на дереве слово: Мориарти.
Гризомбр замер с открытым ртом, потом коротко взглянул на Профессора и снова уставился на имя, проявившееся на великой картине, которую, как он считал, выкрали по его заданию из Лувра.
— Но… я не…
Мориарти повернулся и театральным жестом указал на испорченный портрет.
— Вы привезли эту картину из Франции. Привезли картину, которая висела в Салоне Карре. Картину, которую заменили копией. Но видите ли, друг мой, я сам заранее, еще до того, как поручить вам выкрасть ее, позаботился об этой достойной леди. — В два шага преодолев расстояние, разделявшее два мольберта, он взялся за уголок черной накидки. — Вы, Гризомбр, выкрали расписанный красками кусок дерева. Настоящий Леонардо — здесь! — Эффектным жестом он сорвал накидку, обнажив шедевр да Винчи.
На сером лице Гризомбра проступило смешанное выражение изумления и страха.