- И знаешь, что самое идиотское? - стискиваю зубы так, что челюсти сводит от боли. - Это правда. Каждое слово в этой статье правда. Уверенно после такой подставы я сказать никому не смогу, что не кину, не прикарманю. Да и не дадут они мне. Я скорее и с нынешним бизнесом проблем схлопочу, потому что после такого показательная порка от общества благородно будет выглядеть со стороны администрации!
Она резко бледнеет, и я вижу, как у нее пробегает мелкая дрожь по всему телу. Губы подрагивают, пытаясь что-то сказать, но звуков нет, только тихий хриплый выдох.
- Олег... Но мы же... Но ты же говорил…
- Все, хватит, - перебиваю ее, и резко разворачиваюсь к окну, чтобы не видеть ее испуганного лица.
Город за окном уже проснулся, гудит. Люди идут по своим делам, смеются, целуются, не зная, что где-то там, в этих домах, Вероника торжествует, попивая вино и наблюдая, как рушится моя жизнь. Гадина.
- Но… что теперь делать? - Соня все же решается спросить. – Как мне теперь жить? Я не могу тратить на тебя молодость, если нет перспектив.
- Можешь бежать, как крыса с тонущего корабля, а я буду бороться и переверну это все, выставив Веронику во всем виноватой.
Глава 29
Глава 29
Вероника
Мы с сыном сидим за столиком у окна, и на мгновение кажется, что мир за стеклом просто декорация к нашей маленькой передышке. В кафе пахнет кофе и ванильным мороженым. Ароматы смешиваются с легким запахом деревянной мебели.
Я обхватываю чашку с чаем, пытаясь согреться, хотя на улице лето. Пальцы дрожат не от холода, а от напряжения, которое не отпускает, ведь сегодня вышли все статьи. Горячий фарфор обжигает кожу, но я не отрываю ладоней, будто это якорь, удерживающий меня здесь и сейчас.
Женя напротив уплетает шарик шоколадного мороженого. Его глаза блестят от удовольствия, и на секунду кажется, что все в порядке, что где-то там, за пределами этого кафе, нет ни статей, ни развода, ни предательства.
- Мам, а послезавтра после тренировки возьмем брусничный шарик? - спрашивает он, вытирая рот тыльной стороной ладони. В его голосе обычная детская надежда, и от этого сжимает горло.
Он еще не знает, что сегодня его мир может перевернется, и после завтра он может не захотеть ничего.
- Конечно, - улыбаюсь, но тут же вздрагиваю от резкого звона колокольчика над дверью. Звук режет тишину, как нож.
В кафе врывается Олег.
Лицо красное, глаза дикие, пальцы сжаты в кулаки. Он дышит тяжело, будто бежал сюда, и от него разит потом. Шаги гулкие, слишком громкие для этого тихого места. Он шагает к нашему столику так, будто готов разнести все на своем пути. Посетители за соседними столиками затихают, ложки замирают в воздухе.
Муж бросает передо мной планшет так, что чашка подпрыгивает, и чай расплескивается по скатерти. Капли падают на мои колени, оставляя темные пятна на светлых джинсах.
- Это что за чушь?! - голос хриплый, сдавленный, будто он уже час кричит. - Как ты посмела такое написать?!
Я медленно поднимаю на него взгляд.
- Правда, это всего лишь правда. Семья распалась, Олег. Нет смысла скрывать то, что и так все знают. И главное, не стоит скрывать реальных причин, - слова даются легко, но внутри все сжимается в тугой узел.
В горле стоит ком, но глотать его бесполезно, он не исчезнет, пока все не закончится. За соседним столиком женщина с ребенком торопливо собирает вещи, явно не желая становиться свидетельницей семейного скандала. Аромат свежей выпечки из кухни теперь кажется приторным.
Женя замирает с ложкой в руке. Его пальцы сжимают металл так, что костяшки белеют. Брови сдвигаются, образуя глубокую складку между ними, губы дрожат совсем как тогда, когда он был маленьким и падал с велосипеда. Он смотрит то на меня, то на отца, и в его глазах паника, ведь его мир внезапно рушится и больше нет ничего надежного.
- Вы... Разводитесь? – хрипло спрашивает сын, словно его горло свело от мороженого.
Сердце сжимается так сильно, что на мгновение перехватывает дыхание. Я представляла этот разговор совсем иначе. Нашу кухню с желтым светом лампы под абажуром, теплый чай в любимой кружке в горошек, мои руки, обнимающие его плечи крепко, но осторожно, будто он до сих пор тот малыш, которого нужно защищать от всего мира.
Я хотела сказать ему все мягко, без этой грязи, объяснить, что иногда люди просто перестают быть счастливыми вместе, но Олег, как всегда, все испортил. Теперь в памяти сына навсегда останется это кафе, этот столик у окна и отец, который кричит на его мать.
- Я тебе позже все объясню, ладно? - глажу сына по руке, ощущая под пальцами тонкую кожу с едва заметными царапинами от последней тренировки, но он выдергивает ее, будто мое прикосновение обжигает, и в глазах стоят предательские слезы, которые он яростно смахивает кулаком.
- О да, ты то расскажешь, - едко бросает муж и поворачивается к сыну. - Запомни ее хорошенько. Вот таких, как твоя мать, надо опасаться. Она лживая, двуличная тварь.
Каждое слово, как удар ножом в самое сердце. В висках стучит кровь, пальцы сами собой сжимаются в кулаки. За стойкой бармен замер, держа в руках бокал. Он явно решает, стоит ли вмешиваться.
- Хватит! - бью ладонью по столу так, что боль отдает в запястье. Стеклянная солонка подпрыгивает, падает на бок, рассыпая содержимое. - Иди к своей любовнице и с ней разговаривай в таком тоне, а с нами не стоит опускаться до подзаборного хамства.
Олег резко наклоняется ко мне, так близко, что чувствую дыхание, горячее и учащенное, глаза сужены, в них плещется чистая, неразбавленная ненависть.
- Ты редкостная дрянь, Вероника. Самая настоящая тварь.
Женя вдруг вскакивает так резко, что стул со скрипом отодвигается назад. Его движения порывистые, неуклюжие, совсем не те, что на тренировках. Сын хватает отца за руку, резко позабыв обиды, будто инстинкт защиты сильнее любых обид.
- Не трогай маму!
Олег резко дергается, отталкивает его с такой силой, что сын летит назад и падает на стул.
В кафе наступает гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Олега. Все замерли, разинув рты. Пожилая пара у окна, студент с ноутбуком, даже официантка застыла с подносом в руках, где три капучино давно перестали быть горячими.
И тут сзади раздается спокойный, но четкий голос, знакомый до мурашек. В нем нет крика, но каждое слово звучит как приговор. Приговор для обидчика.
- Предлагаю толкнуть теперь меня, а не маленького мальчика и беззащитную женщину. Рискнешь?
Олег оборачивается так резко, что едва не падает. На его лице читается сначала недоумение, потом злость, потом нечто среднее между ними.
Дмитрий стоит в двух шагах, руки в карманах джинсов, но плечи напряжены. Он готов в любой момент к действию. Его взгляд холодный, как сталь, и в нем читается опасность, что заставляет даже Олега на секунду задуматься, стоит ли переть на такого противника.
- Ты кто? - сквозь зубы цедит Олег, и в его голосе впервые за весь разговор проскальзывает что-то кроме злости. Что-то неуверенное, почти испуганное.
Дорогие, у меня стартовала НОВИНКА, присоединяйтесь, всех буду рада увидеть))))
Месть. Пошел к черту, милый!
- Не понял, что это? - спрашивает Коля, и через зеркало вижу, что он смотрит на коробку с бантом на кровати.
- Подарок, - лениво отвечаю ему, повернувшись. - Трусы верности. Прикольная штука, да?
- Зачем нам это, Алис? Я люблю только тебя и в мои трусы только ты ход имеешь, - на полном серьезе говорит мне это.
- Это Зоя мужу подарок купила, он ей изменяет, и она решила его удивить. А ты чего так занервничал? Неужели мне тоже нужно купить тебе такие труселя?
Я случайно нашла в грязных вещах белье любовницы, шелковое, черное, безумно дорогое. Я точно знаю, ведь себе этот комплект я не купила, пятьдесят тысяч стало жаль. А вот мужу не жаль их… для любовницы.
Еще и в постель нашу приволок ее, пока я к его матери ездила.
Ну ничего, милый, я тебе за все отомщу.
Новинка ТУТ
Глава 30
Глава 30
Вероника
Тишина в кафе становится оглушительной. Даже шум кофемашины за стойкой стих, будто кто-то выключил звук во всем помещении. Олег стоит, широко расставив ноги, его дыхание хриплое, как у загнанного зверя. Руки сжаты в кулаки, но пальцы слегка дрожат то ли от ярости, то ли от понимания, что сейчас все может пойти не по его сценарию.
- Ты вообще кто такой? - Олег бросает взгляд на Дмитрия, пытаясь оценить противника. Его глаза бегают по мощной фигуре мужчины, подсознательно ища слабые места, но находя только уверенную силу. - Какое тебе дело до наших семейных дел?
Дмитрий не меняет позы, но теперь я замечаю, как напряглись мышцы его челюсти, как слегка изменилось дыхание, став более размеренным и глубоким. Его руки по-прежнему в карманах джинсов, но плечи под тонкой хлопковой тканью футболки выдают готовность к действию.
- Я уже сказал, - его голос ровный, будто он обсуждает погоду, но в нем слышится стальная уверенность. - Тот, кто не потерпит, когда мужчина поднимает руку на женщину и ребенка. Особенно на своих же.
- Это моя жена! - Олег бьет себя в грудь так сильно, что раздается глухой звук. Его лицо покрывается красными пятнами. - Я имею право...
- Не имеешь, - Дима перебивает его, и в этот момент его голос становится тише, но от этого только опаснее, как тигр перед прыжком. - Никто не имеет права бить другого человека. Особенно того, кто слабее.
Олег плюет на отполированный до блеска пол кафе, оставляя мокрое пятно рядом с моей сумкой. Его нижняя губа дрожит, а глаза бешено бегают по сторонам, ища поддержки, но находя только осуждающие взгляды.
- Ты вообще представляешь, с кем связался? - он пытается говорить громко, но голос предательски срывается. - Я тебя в асфальт затаскаю, если не исчезнешь сейчас! Ты мне мешаешь.
Дмитрий усмехается, и в уголках его глаз появляются мелкие морщинки, но в них нет ни капли веселья.